Белкет усмехнулся под капюшоном, и спокойное тепло на мгновение окутало его холодное небьющееся сердце. За столько столетий всё изменилось до неузнаваемости — и только Йорген, кажется, остался неизменным — разве что только сильное тело расчерчивали теперь светлые шрамы ожогов, оставленных чистейшим Светом. Или же он просто хотел его таким видеть после столь долгой разлуки?..
— Я ведь когда-то тебе говорил, — словно читая его мысли (а точно ли «словно»?), отозвался безликий. — Всё зависит от того, каков будет твой выбор.
— Необязательно было лазить в моей голове, — не скрывая улыбку ни в голосе, ни на губах, скорее просто для проформы фыркнул ангел, на что его собеседник откликнулся всё с тем же нагским флегматизмом:
— А с чего ты взял, что я делал это? — расслышать эмоции в голосе безликого было практически так же просто, как разглядеть эмоции на его неподвижной маске, но Белкету упорно слышалась ответная улыбка в его ответе.
Он протянул вперёд руку, и во взгляде тёмных прорезей мелькнуло — как и в самый первый раз — лёгкое любопытство. Йорген, не колеблясь, протянул руку в ответ, скрепляя предложенное рукопожатие. И вместе с этим безмолвным свидетельством неугасшей дружбы он мог поклясться, хоть Тьма, конечно, не знает истины, что слышал негромкие слова:
— Рад снова видеть тебя, друг мой.
Комментарий к 7.
Писалось - внезапно - под Einar Selvik - Til Vinskapar - To Friendship (Skaldic Version)
========== 8. ==========
Белкет не то чтобы чувствовал себя не на своём месте, но среди детей Илата действительно было несколько… непривычно. Наблюдая за ними, он, кажется, немного начал понимать, чем эти создания так заинтересовали Йоргена, который проводил свои дни среди них. Люди были непредсказуемы, и поразительным было их отличие не просто от ангелов, но и от всех других народов. Смертность и короткая, словно вспышка, жизнь толкали их к действиям, к тому, чтобы успеть сделать как можно больше, чтобы оставить по себе какой-нибудь след и память. А потому вовсе неудивительно, что Седьмой Дракон оказался именно человеком; неудивительно, что один из его учеников, что повёл за собой своих учеников на поиски знаний и реализации, тоже был человеком. Удивительным было лишь то, а что Белкет забыл среди них?..
Не то чтобы он был белой вороной, но любопытные взгляды на себе то и дело ловил. Ничего странного, впрочем — среди людей об ангелах ходило много легенд и слухов. Высокомерные и гордые, они сидели на своих небесах и даже не смотрели на мелких смертных сошек. У них были свои возвышенные проблемы, своя вражда с безликими, которая всему Асхану в итоге стоила слишком дорого. А вот теперь один из них был изгоем и путешествовал с Сар-Шаззаром, признав себя его учеником. Себя, ангела! — и учеником какого-то смертного человека! — немыслимо!
Впрочем, Белкет всегда был неправильным ангелом. Чёрные перья, чёрные волосы и глаза, чёрные одежды выдавали и подтверждали это. Вряд ли в Небесных Городах можно было найти кого-то, похожего на Белкета, так что ничего странного в том, что в итоге он оказался среди странников, ищущих своё призвание и предназначение в этом мире, очевидно, не было. По крайней мере, примерно так размышляли другие ученики Сар-Шаззара, с которыми Белкет разделил быт и общую судьбу… И тем не менее временами он всё равно продолжал ловить на себе любопытные взгляды.
В свите учителя, конечно, все равны между собой, происхождение всех совершенно неважно, но, боги, настоящий (пусть и изгой) ангел в их рядах! Это же так интересно!
Белкет едва заметно усмехался уголками губ, с истинно ангельским терпением выдерживая чужие взгляды. Во-первых, ему было не привыкать, а во-вторых, любопытство всё же было лучше, чем презрение. Так что в сложившихся обстоятельствах люди и ангел были в одинаковых условиях. Ибо так же удивительно, как для детей Илата было наблюдать за дитём Эльрата в их рядах, последнему было наблюдать за ними и их взаимоотношениями. У ангелов ведь всё совсем по-другому было, совсем не так — не странно, конечно, но почему-то оттого не менее печально.
Он качает головой, отгоняя тоскливые мысли. С самого своего появления он не принадлежал к ангельскому обществу, не был его частью, хоть физиологически он был одним из них. И жил среди них, и ковал самого себя — теперь же он был один, был сам по себе. Не стоило возвращаться в прошлое и переживать о нём. Куда лучше остановиться и осмотреться по сторонам, присмотреться к непредсказуемым детям Илата — теперь он был их частью.
— Сюда, Белкет! — с высоты строительных лесов ему махнул рукой Калим, и Белкет повернулся к нему. Взмыл на сильных крыльях, подлетая ближе, и остановился напротив.
На строительстве первого крупного города, расположившегося в обширной оазисной долине, без преувеличения были задействованы все. Мужчины и женщины трудились в поте лица, возводя общий для них всех дом, и конечно, Белкет был среди тех, кто помогали ему поскорее появиться. Более сильный и выносливый чем люди, он помогал с транспортировкой тяжёлых блоков, следил сверху за тем, чтобы камень ровно прилегал к камню — стены, оборонные и несущие, делались на совесть, так, чтобы выдерживать осады и природные колебания. Принявший на свои плечи ответственность Белкет не мог подойти к своему делу халатно, да и…
Работа определённо сближала. Чужой и абсолютно другой среди людей, Белкет поначалу держался обособлено. Он не был искушён в налаживании общения, и честно говоря, плохо понимал, как это происходит. Чувствовал себя оттого неловко и будто не на своём месте; наблюдал за другими с не меньшим любопытством, чем наблюдали за ним. Но общее занятие в конце концов втянуло в общий поток и его — и в этом обнаружилась ещё одна занятная человеческая черта.
В работе было место каждому, стирались различия между каждым. Никто не воспринимал Белкета как кого-то отличного — вот, ещё один человек, просто крылатый немного, ну, знаете, с кем ни бывает! Главное, что он свой, один из них, член общины, который наравне со всеми трудится на её благо. И Белкет поддался — впервые его считали и воспринимали «своим».
Хватает небрежного и лёгкого мановения руки, и тяжёлые блоки рыжего песчаника с земли плавно взмывают вверх. Белкет сильнее любого человеческого мужчины, а потому даже магией ему гораздо легче поднимать тяжёлые объекты. Калим, активно жестикулируя, даёт указания, куда камни должны встать — работающие с укрепляющим раствором, скрепляющим между собой блоки на века, мужчины хором шарахаются в стороны, чтобы тут же завершить работу, когда блоки занимают своё место. Калим осматривает их придирчиво, а после удовлетворённо кивает.
— Даже не знаю, что бы мы без тебя делали, — он усмехается совершенно беззлобно, и в его голосе слышится искреннее облегчение. — Вечность бы строили этот город, не меньше.
— Это вряд ли, — Белкет качает головой, скупо улыбаясь. — Вашей сплочённости могут позавидовать даже гномы.
— Да брось, — мужчина посмеивается, простодушно махнув рукой. — Все так делают. Разве ж это не очевидно? Если хочешь создать что-то не только для себя, но и других, то приложи к этому усилие наравне с другими. Так, словно стараешься для самого себя — разве ж не это жизнь?
Белкет улыбается печально и молчит. По правде говоря, он и не помнит, как создавались Небесные Города. По правде говоря, ангелы, кажется, никогда и не знали, что такое настоящая сплочённость. Пусть и говорили, что разделяет Тьма, но на самом деле нет силы эгоистичнее Света — и дети его были тому наглядным подтверждением.
— В любом случае, — Белкет снова гонит прочь печаль прошлого, — я рад быть чем-то полезен, — и он действительно рад — отдавать, оказывается, гораздо приятнее, чем брать. Калим же лишь улыбается в ответ, и работа продолжается.
Это удивительный опыт. Хрупкие дети Илата не перестают удивлять Белкета, и он сам не замечает, как оказывается втянут не только в общую работу. Жизнь берёт своё, и Белкет — её полноценная равноправная часть. Ручей, наполняющий общий поток — впервые за свою долгую жизнь он наконец-то чувствует себя именно так. Частью чего-то целого, а не отколотым куском, который никак не может вернуться на своё место.
