На их дне таится печаль, и странное тянущее чувство сдавливает сердце Белкета невидимыми тисками.

Почему-то ему кажется, что это последний раз, когда он видит свою беременную супругу живой.

Он гонит прочь тяжёлые мысли и раз за разом идёт в ненавистный бой. Сражается с неистовством и с каждой новой битвой всё больше и больше погружается в пучину отчаяния и разочарования. Эта война абсолютно бессмысленна и всё, что она несёт, — лишь горечь, боль, кровь и разрушения.

Белкет стремительной стрелой срывается с места. Весть о том, что очередное сражение проходит где-то совсем рядом с их одиноким домом, стоящим на отшибе, заставляет его сердце раз за разом пропускать удар. Мелисса, его милая Мелисса, носящая под сердцем их дитя, может случайно попасть под раздачу — никто, ни безликие, ни тем более собственные собратья не будут осторожничать и беспокоиться о том, что могут навредить ей, супруге самого ненавистного и отверженного из них.

Тем более сейчас, когда Белкет собственными глазами видит, как безжалостен и слеп их Свет, уничтожающий всё на своём пути. Убивающий тысячи невинных, что становятся случайными жертвами этой бессмысленной войны.

Когда Белкет прибывает на место недавнего сражения, всё затихает. Нет ни лязга мечей, ни стонов умирающих. Есть лишь тишина и бескрайняя равнина там, где ещё недавно возвышались крепостные стены.

Холод сковывает основания крыльев, когда он двигается вперёд, желая и не желая увидеть то, что осталось от его дома. Вопль, отчаянный, преисполненный боли, словно вой дикого раненного зверя, вырывается из его могучей груди, когда на обломках он видит разбитое распростёртое тело — ему хватает меньше мгновения, чтобы узнать его.

Белкет тотчас подлетает ближе и падает на колени, не чувствуя, как острые камни врезаются в кожу. Дрожащими руками он проводит по остывающей щеке своей возлюбленной, отбрасывая в сторону упавшие на неё золотистые локоны. Дрожащими руками он приподнимает отныне бездыханное тело, и воздух застревает в его груди, в то время как слёзы выедают глаза.

На груди Мелиссы, растекаясь уродливым пятном, алеет смертельная кровавая рана. Она лежит в луже собственной крови, разбитая, изломанная под неестественным углом — она пыталась уйти, пыталась спастись, чтобы защитить себя и дитя в своей утробе, но…

Тонкая бледная ладонь покоится на вершине круглого живота — Мелиссе не хватило буквально месяца, чтобы разрешиться от бремени, — а взгляд чистых, небесно-голубых глаз, навсегда остекленев, устремлён ввысь, туда, где глухой к мольбам своих детей отец-Эльрат. Белкет давится всхлипом, скрипя зубами, что грозятся стереться в мелкую крошку, и дрожащими руками прижимает возлюбленную к своей груди. Скользит одной рукой по её животу и не чувствует более под прикосновением биение новой жизни.

Он опоздал. Он пришёл слишком поздно.

Он не смог защитить свою семью.

Крик, неистовый, яростный, преисполненный боли, эхом отбивается от безжизненных руин. Белкет плачет, плачет впервые в жизни, плачет как ребёнок, спрятав лицо на груди Мелиссы. Он плачет, не в силах успокоиться, и горе затапливает его с головой. Бессмысленная война, начатая его гордецами-братьями, несёт лишь несчастья и разрушения, и Белкет теперь сам ощущает на себе её безжалостное дыхание.

— Твоё горе велико, брат, — за его спиной раздаётся сильный голос Эриона, в котором Белкет отчётливо слышит притворное участие. — Мы все его разделяем и уважаем. Твой гнев праведен и справедлив — так направь же его против наших врагов-безликих, что лишили тебя твоей семьи! — он патетично повышает голос, вздымая вверх окровавленный клинок, и Белкету отчётливо видится в этой крови кровь его мёртвой жены.

— Они убили её? — хриплым голосом он обращается к Эриону, отстраняясь от бездыханного тела, но не отпуская его. Ангелы не умеют лгать, а Белкету как никогда нужно услышать правду.

— Её настиг предательский удар, — ангел отвечаёт твёрдо, но почему-то уходит от прямого ответа. Разумеется он считает вопрос идиотским и глупым, ведь кто, кроме безликих, мог убить ангельскую женщину, носящую дитя? — Безликие коварно и вероломно напали на это место. Они — истинный враг и зло во плоти. Теперь даже ты сам убедился в этом, Белкет, — Эрион резким движением рассекает клинком воздух, отчего капли крови пятнают раскрошенный камень. — Я видел своими глазами, как их клинки рассекали плоть наших братьев и сестёр…

Он говорит прописными догматами, что, кажется, с кровью въедаются под кожу каждому из их рода. Но не говорит ничего конкретного по этой ситуации. Считает, что всё и без того слишком очевидно? Верит в то, что горе и гнев затопили Белкета до краёв, лишая твёрдого разума? Или…

Мрачная, жуткая истина молнией бьёт в спину, отзываясь болью в основании крыльев. Ангелы всегда отличались невероятным терпением, но ещё более — жгучей ненавистью ко всему, что не вписывалось в их догматы и понимание святости и Света. Они всегда косо и с презрением смотрели на тех, кого считали неправильными, и Белкет с Мелиссой были первыми, кого они ненавидели в собственных рядах. А ещё…

Ангелы совершенно не могут лгать, и потому все ответы Эриона туманны и расплывчаты.

Он говорит, что безликие вероломно напали на беззащитную беременную женщину. Но Мелисса никогда не была беззащитной, а коварство безликих странным образом никогда не опускалось до подобной низости. Он говорит, что своими глазами видел, как клинок из чистейшей тьмы пронзил её грудь, но рана на ней была совершенно иного толку. Страшное осознание заставляет внутренности Белкета похолодеть, когда истинная правда настигает его.

Его собственные братья убили его беременную супругу.

Они использовали шумиху и прикрылись войной, спихивая все грехи на безликих, но сами… Ненависть их была настолько сильна, а иной удачный момент мог более и вовсе не подвернуться. А потому ангельский клинок без сожалений пронзает женскую грудь той, кто никогда и помыслить не могла о вероломстве и предательстве собственного народа, и глаза ангела смотрят на погибающее тело без сочувствия. Лишь с холодом и праведным гневом — расплата настигнет любого.

И Белкет не мог предъявить ни одному из них дерзкое обвинение. И вовсе не потому, что боялся обвинений в клевете, а потому, что знал, что сделано это было с молчаливого одобрения каждого — их воля, на самом деле, и они бы с радостью вонзили свои клинки и в его спину. Но первой жертвой их мнимого правосудия становится всё же не он, а женщина, которую он поклялся защищать.

Белкет смеётся глухо и горько, прикрывая глаза. Боль заполняет его изнутри — не только боль утраты, но и боль осознания. Он с последним отчаянием крепче прижимает к своей груди холодное тело возлюбленной и в печальной усталости закрывает её остекленевшие глаза. Смерть и предательство отбирают у него последний смысл двигаться дальше, но Белкет знает, что он должен делать это.

Хотя бы для того, чтобы смерть его милой подруги не была совсем уж напрасной.

Комментарий к Хроника одиннадцатая. Отверженные

Уф, сумбурно и по-левому, да, знаю. Спонтанная и внезапная идея из серии “а почему бы и нет”. На самом деле, считаю это всё же больше ау, так как в моём “канонном” восприятии Белкет всё же и вправду был одинок. Возможно когда-нибудь я ещё что-нибудь напишу с этими двумя, но это не точно.

========== Хроника двенадцатая (часть первая). Освобождение ==========

Комментарий к Хроника двенадцатая (часть первая). Освобождение

Максимально спонтанное ау, основанное на таком же спонтанном хедканоне. Прочитала тут, значит, описание серафимов (искусные юниты людей из шестёрки) и понеслась. «Серафимы несколько меньше ростом и больше похожи на людей. Они стали появляться после создания империи Сокола. Никто не знает точно их происхождения» — из официального описания юнита, и на основе этого родился хедканон, что серафимы были первыми попытками эпичных экспериментов Сары и Уриэля. Это полуангелы, которые, в отличие от небесных воителей, создавались сначала естественным способом, то есть они рождались. Но по понятным (а если нет, то в дальнейших частях это тоже ещё будет) причинам этот эксперимент во многом оказался неудачным. На основе этого и родилось это ау, и нет, мне не стыдно. Я слишком люблю папу Белкета, и мне всё ещё не стыдно. И да, я глубоко уверена и глубоко хедканоню, что по крайней мере до падения Дома Этерна среди некромантов а) было много живых, так что Дом Этерна не был слишком оторван в плане повседневности от любого другого Дома; б) далеко не все некроманты были религиозными фанатиками, типичными труЪ некромантами по типу Зенды и Арантира (к Арантиру совершенно никаких претензий не имею, люблю этого персонажа); в) Белкет тоже был гораздо более «живым», чем казался. Так что да, рожаем аухи и радуемся жизни