— Сила в общности, лорд Арантир, — ученик внимает с почтением и смирением словам своего учителя, и Анастасия смотрит на него с затаённой печалью. — Разрозненные, мы слабы и немощны. Нет единства в наших рядах и согласия, и превращаемся мы в гонимых униженных псов, прячущихся по своим конурам. Трясущимся и рдеющим за собственные шкуры, безразличные к судьбе мира и порядка. Теряем своё истинное предназначение, и служение превращается в фикцию. Помни, лорд Арантир, Асха всё обращает во благо, и карает она нечестивцев, неся очищение от лжи и скверны.
— Ведом мне этот путь Прядущей, моя госпожа, — ученик отвечает спокойно и размерено, пытаясь уловить затаившийся смысл чужих слов. — Много думал я о том, что мы, хранители её порядка и равновесия, уже давно потеряли себя. Асха давно явила мне моё предназначение. Я должен до конца своих дней уничтожать демонов и поклоняющихся им. Но Эриш, былой оплот порядка, погрузился в летаргический сон, и князья мелких уделов совсем забыли о служении Богине. Я должен забрать их города и легионы, собрать все силы Эриша в единый мощный кулак.
— Верно, лорд Арантир, — Анастасия улыбается уголками губ, согласно кивая. — Ты должен объединить Эриш и вернуть ему былое могущество, более того, ты единственный, кому удастся сделать это. Дремлющие вампиры и личи пойдут за тобой, как и пойдут рыцари смерти. Те, в чьих душах осталась благодать Асхи, признают тебя своим владыкой.
— Идём со мной, госпожа, — Арантир протягивает иерофанту руку — не в прямом смысле, разумеется, но в метафоричном. — Ты — та, кто помнит Великого Архонта. Супруга Жнеца Душ, верховный иерофант — твоя сила и авторитет послужат на благо Богине.
Анастасия в ответ улыбается горько, качая головой. Устремляет долгий взгляд в небо, а после переводит его обратно на лицо своего ученика. Она знает, что в этом, новом, мире, переживающем свой закатный подъём, для неё нет места.
— Нет, лорд Арантир, — она говорит легко и на мгновение будто снова превращается в легкомысленную восемнадцатилетнюю девчонку. — Асха спряла для меня свою паутину. Моя дорога заканчивается, господин, и ты, любимец Богини, должен подарить мне её благословение, — Арантир с лёгким непониманием сводит брови на переносице, в то время как взгляд Анастасии тяжелеет, и холодные металлические нотки звучат в её голосе: — Настало время твоего последнего испытания, мой ученик. Докажи, что ты достоин высокого доверия и чести, оказанной тебе. Убей меня, предай окончательной смерти, или пади сам, уйдя в зыбучие пески забвения.
Арантир колеблется меньше мгновения. Прикрывает глаза, а когда открывает их вновь, проклятие иерофанта разбивается о мощный щит, стекая с него словно капли дождя с молодого листка. Анастасия нападает снова, но Арантир отражает её атаку ещё на подходе, без колебаний и сожалений контратакуя в ответ.
Она улыбается с умиротворённым спокойствием, когда её противник превосходит её по силам. Служители смерти не могут умереть просто так и сами себя лишить жизни не могут. Лишь самая могущественная магия да гибель в бою могут даровать им окончательный уход к Прядущей. Смерть — обратная сторона жизни, и невежественные глупцы те, кто думают, будто её заслужить и получить легко и просто. Не-е-ет, как и жизнь, смерть не приходит легко, и умерщвлённой оболочки для неё всегда мало — как жаль, что лишь служители Асхи в истинной мере понимают и осознают это.
Анастасия улыбается с умиротворённым спокойствием, когда сражаясь неистово, изо всех сил, она терпит поражение. В тёмных глазах её ученика горит равнодушный приговор, и рука его не дрожит, когда он приводит его в действие. Долгожданный покой и завершение, о которых Анастасия так долго грезила, встречают её ледяными объятиями Смерти, и последняя женщина рода Грифона навеки закрывает свои глаза.
Оставляя судьбу Асхана и Эриша в руках достойнейшего из их числа. Верховного Лорда, что сокрушит ложь демонов, и собственной кровью, когда придёт время, омоет руины вновь разрушенного мира.
Комментарий к Хроника шестая. Избранники Асхи
Окей да. У меня есть хэд, что определённое время Анастасия обучала Арантира. Так как в пятёрке её уже нет, значит, для меня, по умолчанию, она мертва. Так как у меня странный и непонятный хэд на то, что некроманты не могут просто взять и самоубиться или просто взять и подставиться, чтоб их убили. Они должны либо быть убитыми в бою, либо от воздействия какой-либо мощной магии, которая как ритуал Зенды или ритуал перед проходом во Фламмшрайн убивает их нахрен с физическим телом, или же как в случае с Вейном порабощает душу при условии умертвлённого в плену тела, то таким образом Анастасия должна была умереть в бою. И исходя из этого, я люто хэдканоню, что она попросила Арантира оказать ей такую услугу и упокоить её окончательной.
========== Хроника седьмая. О «пернатых» проблемах ==========
С пернатой фауной отношения у Вейна не складывались никак от слова совсем. Он не знал точно, чем это было обусловлено: его хронической непереносимостью птиц, или же скверным характером некогда воскрешённого домашнего любимца Алехандро, который верой и правдой служил своему хозяину до своей глубокой птичьей старости, а после — и вовсе после смерти. Птица эта, кстати говоря, обладала на редкость пакостным и мерзким нравом, весьма под стать хозяину, конечно. Но если с последним Вейну поначалу худо-бедно удавалось найти общий язык, то с его питомцем — не особо.
А после того, как Сандро и вовсе покинул культ и обратился в главную угрозу всего Асхана и личную головную боль Вейна, отношения Жнеца Душ с птицами испортились окончательно и бесповоротно.
— Заберите от меня эту чёртову птицу, — у Вейна едва ли не глаз дёргается от раздражения, когда Синеклюв в очередной раз пролетает мимо, пронзительно каркая Жнецу в лицо. — Потому что я давно хочу повырывать ей перья! — привычная угроза, срывающаяся с мужских губ, вызывает лишь как обычно возмущённое клокотание Синеклюва.
И всё бы ничего — угроза так и осталась бы угрозой, пустыми словами, если бы её случайно не услышала Закира. Ребёнок, ещё слишком чистый и наивный, воспринимающий сказанные слова буквально, проникается искренним сочувствием к любимому папе, когда видит, какое грустное у того лицо. То, что оно на самом деле раздражённое и немного злое, успешно игнорируется девочкой, и причинно-следственная связь чётко рисуется в юной голове.
Папа грустный, потому что хочет зачем-то получить перья Синеклюва, но не может этого сделать. Значит, чтобы он снова стал счастливым, ей просто самой нужно раздобыть их! Закира широко улыбается и тут же начинает соображать, как это лучше всего сделать.
Решение задачи кажется ей абсолютно очевидным, и девочка тихо входит в материнский кабинет. Мамы в нём нет, но зато есть Синеклюв, дремлющий на жёрдочке и ничего не подозревающий, и Закира бесшумно подходит к нему, чтобы не спугнуть. Внимательно рассматривает волшебного птаха и думает, какие же перья нужны её папе — ведь самого главного-то он и не сказал!
Наткнувшись, однако, взглядом на три длинных красивых пера в хвосте птицы, Закира довольно кивнула себе, посчитав их идеальным вариантом, и аккуратно приблизив пальчики, резко дёрнула на себя.
Пронзительное «Каррррр!» эхом прокатилось по пустым коридорам Аль-Бетиля, пока Закира шустро выскочила из кабинета, со всех ног несясь к отцу и заодно подальше от гнева покалеченного Синеклюва.
— Папа! Папа! Я достала тебе перья, как ты и хотел! — Закира улыбается широко, махая рукой со своим трофеем, подбегая к отцу, беседующему с Людмилой и Анастасией.
Женщины удивлённо переглянулись друг с другом, когда девочка подбежала ближе и протянула три пера недоумённому отцу.
— Спасибо, дорогая, — сбитый с толку Вейн принял подарок дочери и переглянулся с собеседницами. — Но что это за перья и зачем они мне?
— Ну как же, папа! — Закира в искреннем изумлении распахнула глаза. — Ты же сам говорил, что давно хотел вырвать перья у Синеклюва! Я только не знала, какие именно тебе были нужны, поэтому вырвала их из хвоста, — широко улыбнувшись, девочка даже не представляла, какую подлянку только что устроила своему отцу.
