Выйдя из ванной комнаты, она нашла Тебальта сидящего за столом в кругу еще одного господина. Кстати, комната господина была довольно большой, правда, спальня плавно переходила в гостиную, с хорошими мягкими диванами, столиком и огромными окнами с длинными гардинами. Комната в синих тонах, мебель в цвете горького шоколада, стены обиты тканью и деревянный пол с мягким ковром под ногами. Тебальт был в коричневом костюме, открытый ворот горловины и широкие брюки, на втором господине был камзол синего цвета, ворот закрыт, и глаза смотрели на Лину ощупывая, будто раздевая. Красив, шоколадные волосы убраны в небольшой хвост на затылке, тонкая полоска губ и цепкий взгляд карих глаз.

– А вот и ты, долго же ты там убиралась, – насмешка в голосе Тебальта была слышна на лицо. Лина пригладила волосы, их она еще утром убрала в тугую косу и завязала лентой, но сейчас лоб был мокрым, воротник платья тоже. Ей просто необходимо было переодеться. Потому она поклонилась и легкой походкой от бедра вышла из комнаты.

– Ой, я и не знала, что к нам придет адвокат господин Бриц, от него можно ждать только неприятностей. Очень неприятный молодой человек, но цепкий как пиявка, уж если вцепится в кого, то не оторвешь. Лина, ты там что делала? – управляющая стояла в коридоре сразу за дверью и разговаривала сама с собой, увидев Лину, очень обрадовалась.

– Убиралась в ванной комнате, – Лина поклонилась и двинулась дальше.

– Стой, а почему мокрая?

– Не правильно включила воду.

– Да, что там включать, руку поднес и все, – взмахнула руками управляющая, рассматривая Лину.

«Отлично, вот и вторая подсказка. Желание загадано, или просто добрая женщина решила мне помочь? Или все таки помог сим сим?»

– Лина, иди сюда, отнеси господам это блюдо и пожалуйста не урони.

Лина с ужасом посмотрела на шевелящуюся массу чего-то розового на огромном блюде: – А что это?

– Это умон и его нужно есть живым. Так что лучше отнеси эту гадость в покои хозяина, подальше от меня, а то еще стошнит. Никак не привыкну ко вкусу господина, – управляющая еще долго бубнила себе под нос, о том, что она не может смотреть на то как едят живых существ, сама же двигаясь в направлении лестницы.

– А мне значит не только нести, но еще и смотреть. Может кто–то другой это сделает, да и вы сами сказали, что мне нужно переодеться! – бросила Лина слова, увы, на ветер, управляющая ее не слушала, а охала и причитала, что господин когда-нибудь отравиться этой гадостью и продолжала движение. – Пошли дружок, сейчас тебя съедят, – выдохнула девушка, покачав головой. Да, мокрая, ну что делать, ее не спросили, а получать уже ей синяки на еще больную спину больше не хотелось. Лина легко повернулась на пятках, и двинулась обратно. На блюде на нее из розового желе, смотрели синие глазки чего-то похожего на осьминога, но разве бывают глаза, живые глаза, у морских существ. – Прости дружок, я бы тебя отпустила, но ты видно очень дорогой, а мне деться некуда, придется тебя отнести к ним. У, живодеры! А ты красавец, даже если и в желе. – Лина открыла дверь и вошла с блюдом в комнату, легко неся его двумя руками.

Мужчины смотрели, как девушка внесла огромное блюдо, легко как пушинку опустила его на столик, аккуратно раздвигая тарелки с мясом и сыром, и выпрямилась. На ее лице была буря негодования, но быстро справившись с тем, что сейчас съедят такого красавца, она опять развернулась и направилась к двери.

– Стой. Разрежь его, – Тебальт видно решил ее добить сегодня, и ведь ирония в его голосе так и звучала. Лина остановилась и развернулась. Они хотят, чтобы она сама его разделала? Ну, уж нет. – Чего застыла? Давай режь, – Тебальт наслаждался тем, как она двинулась обратно, развалившись на диване, он внимательно наблюдал за ее движениями. Эта девушка была интересна, там, на лестнице, не он ее спас, она спасла себя сама. Магия у женщины в этом мире такое редкое явление и вдруг такая одаренная в его доме. Он потому и решил сделать ее личной служанкой, чтобы понаблюдать, увидеть ее в действии, понять, как она работает с ней. Уже то, как она несла огромное блюдо, легко перехватила его одной рукой и поставила его на стол, даже не напрягаясь, будто это и не умон, а всего лишь салфетка. Но эта девчонка, ну кроме всего этого, пока никак не показала ее, свою магию, значит, он заставит.

Магия – ею могли управлять как мужчины, так и женщины, но сейчас владело этой магией только мужское население, среди женщин она делилась не ровно, были очень одаренные особи, но в большинстве своем женщины магией не обладали. Ну или проще сказать их никто на эту магию давно не проверял.

Лина подошла вплотную к столу и внимательно его осмотрела: – Нож господин, мне его не дали, вы правы, сейчас же за ним схожу, – она улыбнулась, показав ровные зубки и ямочки на щеках и развернувшись двинулась к двери.

– Нож есть, держите мисс, – Лина развернулась, и первое, на что она натолкнулась – на карие глаза Брица, цепкий взгляд и усмешка на лице, разгладившая его складку на лбу и даже его губы, тонкие как линия, они стали чуть плавнее, появился изгиб.

«Красив, чертовски красив, и ведь ему жутко идет улыбка».

– Друг мой, ты говорил, что не любишь умона? – голос бархатистый обволакивал и напрягал одновременно. Лина замерла. Бриц, смотрел на нее, а ей казалось, что ее просвечивали рентгеном.

«Вот это взгляд!» – потом перевела взгляд на Тебальта: «Правильно не люби его, дай мне его унести, и я его отпущу в бассейн, море или даже лужу. Такого красавца нельзя есть», – она надула губки и со взглядом обиженного хомячка посмотрела на лежащего все еще в желе умона.

– Ладно Лина, уноси его, – смилостивился Тебальт. – Утром я не хочу, есть живых существ, но вот вечером я его обязательно съем. А я не люблю его, пока в рот не положил, – посмотрев с прищуром на друга, ответил Тебальт, – а на вкус он очень божественен. Потому и приказал его принести сегодня, потому что хотел успокоиться, ведь когда он во рту, это фейерверк вкуса. Фалк, надеюсь, ты разделишь со мной вечернюю трапезу?

– Если нам ее будет подавать эта очаровательная служаночка, то я приду обязательно, – и опять голос мужчины обволакивал Лину, заставляя застыть в сонном экстазе, глупо пялясь на мужчину.

«Да, что ж такое? Он на мне сейчас что гипноз проверяет? Так я всегда была невосприимчива к нему».

Лина повела головой, фокусируясь и мысленно начала читать стихи: «Улукоморье дуб зеленый, златая цепь на дубе том, и днем и ночью кот ученый все ходит по цепи кругом». В голове сразу посветлело, мысли текли плавно, больше ничего не угнетало и ничего ее не связывало. Почему-то она вспомнила именно это стихотворение, когда подумала про гипноз. А еще вспомнились слова ее учителя, желавшего приобщить молодых докторов к науке психологии, и истратившего почти два часа их жизни на то, чтобы опробовать на них его методы. Вот тогда Лина и поняла, что она совсем к нему не восприимчива, чем очень разочаровала своего профессора.

Сидящий перед ней господин замер, теперь его взгляд стал жестче, злее, губы сплошная тонкая линия, вернулась складка на лоб. А Лина уже забирала поднос с живым умоном и выходила из комнаты, гордо неся блюдо и читая стихи Пушкина, благодаря его, Пушкина конечно, всеми мыслимыми способами.

Тебальт прожил достаточно, чтобы не увидеть красоту в этой миниатюрной девушке, черные волосы, даже нет больше иссиня черные, глаза серые миндалевидные, но в них можно было утонуть, там была целая гамма чувств – от интереса, до гнева. Брови и губы, не целованные, немного припухлые, когда их щедро облизывает маленький язычок или прикусывают белоснежные зубки. И как он не видел такое сокровище раньше? Даже наказание назначил… Но он действительно не видел эту девушку раньше, ту которой предназначалось наказание, да она и рядом не стояла с этой красавицей. Та была бледная, скучная мышь, одетая в мешковатое черное платье. Но тогда откуда взялась эта красавица? Да, еще он дурак, сделал ее своей личной прислугой, теперь по закону он не мог взять ее в постель, если только она сама не захочет ее разделить с ним, а уж про то, чтобы сделать ее фавориткой – можно забыть. Но можно попытаться ее соблазнить, пусть спинку там потрет, кроватку лишний раз перестелет… Он уже представлял, как будет соблазнять девушку. Может так и надо, чтобы освежить чувства, чтобы смотреть на женщин вокруг себя под другим углом.