— Да, так они и действовали, но смертность при их методе была высокой. Дитя ночи успевало забрать минимум пяток охотников, пока не превращалась из охотника в жертву с гнилыми зубами. Поэтому любовники просуществовали недолго.
— Раньше охотников было, как звезд на небе, сейчас их днем с огнем не сыщешь, — сказал трактирщик.
— Согласен, но в отличие от серебра чеснок дешев. И его может позволить себе любой крестьянин, — продолжил Рихард. — Однако если еженощно употреблять яд в небольших количествах, — подобно картежнику, достающему из рукава карты, Рихард показал своим друзьям по крови очищенную головку чеснока. От увиденного все вампиры скривили рты. Никто не верил до конца, что он это сделает. Но он закинул чеснок себе в рот и, зажав между зубов, медленно сжал челюсти, чтобы каждый видел, как вытекает чесночный сок. Челюсти сомкнулись, и, пережевав несколько раз, Рихард закончил, — то можно выработать иммунитет.
— Клянусь Первородным! Ты сумасшедший! — Гортер воспринял жест Рихарда с нескрываемым восхищением. Кажется, только сейчас он начал считаться с этим незнакомцем. Хельст же наоборот посмотрел на поедание чеснока с брезгливостью. Нилион, Эделина и Илберт потеряли дар речи, а Изабелла демонстративно замахала рукой перед носом.
— Фууу, я ни за какие деньги не стану тебя целовать.
С некой досадой Рихард отметил, что ногу с его голени она убрала.
— Чеснок — не самое приятное яство, тратить на него часть своей вечности никому не хочется. Но пока по земле бродит хоть один охотник, стоит себя поистязать один век, дабы выработать полный иммунитет.
— Постой, ты ел чеснок сотню лет?! — выкрикнул Илберт.
— Сто четырнадцать лет и двадцать два дня, если быть более точным. Каждую ночь, — при этих словах Рихард достал вторую головку чеснока и закинул ее вдогонку к первой. Чем заставил поморщиться своих слушателей еще раз.
— За вашу волю, сэр Рихард, — Эделина подняла кубок кверху. Ее восхищение этим незнакомцем стало еще больше.
— За несгибаемую волю сэра Рихарда, — подхватила Изабелла.
— За твою волю, древний! — кажется, даже Гортер начал уважать этого ненормального.
— За волю! — подхватили все остальные, и кубки столкнулись так сильно, что их содержимое перелилось друг к другу, и капли крови запачкали скатерть. После первого тоста Гортер, Хельст и Илберт спокойно опустошили свои кубки. Нилион выпил все залпом и с невиданной доселе наглостью стукнул кружкой по столу. По его глазам было понятно, после нескольких месяцев, что он пил разбавленную кровь, он захмелел от одного бокала. Женщины пили из своих кубков не спеша. Эделина украдкой недобро посматривала на Изабеллу. Та же вернула свою ногу на голень Рихарда.
— Эделина, налей-ка всем еще, — вырвал ее из задумчивости голос Илберта. И пока она выполняла его поручение, Рихард продолжил.
— Далее по списку у нас святая вода и распятия Мэриллы. Здесь все куда интереснее. Всем известно, что без сильной веры в богиню никакого эффекта не будет. Основное оружие культа, некогда распространенного в Кирсхене.
— Да, я помню те времена, когда в Кирсхене в ее честь стояла пара сотен храмов. Боевые школы, тренирующие храмовников, магов и профессиональных охотников. Деньги на это выделялись не только из подношений, но и из государственной казны, — подал голос трактирщик. — Король и королева тогда еще с нами не дружили. Я тогда был совсем молокососом, хах, ну прям как Нилион. Тяжелое было время.
Молодой вампир при упоминании своего имени в таком контексте зло посмотрел на Илберта. И хоть он не подал голоса, про себя трактирщик отметил, что он еще не смотрел на него с такой неприкрытой злобой. Как только Рихард продолжит путь, он вправит ему мозги, обязательно вправит.
— То было очень давно, — продолжил Рихард, — я же помню времена, когда счет храмов шел на тысячи, и были они не только в Кирсхене. Каждый вампир чувствовал себя крысой, за которой охотится десяток котов. Целые армии вампироборцев сходились с разрозненными отрядами некромагов, вампиров и прочей нечисти и почти всегда выходили победителями. Прямое столкновение для молодого вампира с обученным отрядом было равносильно смерти. Но времена менялись. Вампиры не просто стали избегать боя. Они постепенно проникали во все структуры власти, пудрили мозги людям сказками о вечной жизни и о том, как прекрасен секс, когда ты вампир. Как оказалось, люди с большей охотой придаются разврату, чем истязают свое податливое тело воздержанием, как заведено у Мэрилл. Сейчас у преподобной всего несколько храмов, и те пребывают в упадке.
— Слава Первородному!
Голос трактирщика моментально подхватили остальные:
— СЛАВА!
Каждый осушил свой кубок еще раз. Нилион стал еще развязней, пальцы ног Изабеллы стали массировать голень Рихарда активнее, а Эделина поспешила снова разлить всем напиток.
— Благодарю, Э-ДЕ-лина, — Рихард с досадой посмотрел на нее. Но тихий ветерок стал играться в ее огненных волосах. Изабелла резко отдернула ногу. Он предпочитает ей эту девчонку, у которой грудь меньше на пару размеров?!
— Культ Мэрилл в упадке, но он еще существует. Давайте представим, что против вас вампироборец с несгибаемой верой в свою богиню.
— Проще найти четырехлистный клевер, чем такого, — подал голос Хельст.
— Но вероятность остается. Как быть с врагом, к которому невозможно подойти, потому что он выставил впереди себя распятье?
— Зайти за спину.
— Можно вышить крест на спине, на рукавах, штанинах и даже набить рисунок на подошве сапог. На всякий случай. К таким нельзя подойти, только убегать, а если он загонит в угол, остается только безвольно сползать по стенке, ожидая пока он проявит милосердие и добьет вас.
— Расстреливать на расстоянии, — сказал Хельст. — Мы с братом были в армии Первородного в последней войне видов.
— Я понял, что вы умеете мастерски стрелять из лука, — Рихард вспомнил видение, которым его поприветствовали братья. — То была война, в которой вампиры впервые организованно, в составе армии выступили против угнетателей. Одержав сокрушительную победу, первородный не стал устраивать массовую резню и перепродавать покойников некромагам, но заключил мирное соглашение, а спустя много лет вступила в силу судебная реформа. Исход мог быть совсем иным, если бы вампироборцы хоть немного работали головой. Обвешивать себя крестами было бессмысленно. Истинно верующих уже тогда было немного, и у большинства солдат кресты попросту не работали. А святая вода — разливать ее по склянкам и бросать в рожу вампирам. Как же это было глупо! Необходимо попасть на открытый участок кожи, простая одежда, хорошо удерживающая влагу, обесценивала чужие молитвы над заполненным колодцем. Нужно было метить в лицо, только так вампир получал по-настоящему серьезный ожог, а многие стеклянные склянки разбивались еще по дороге, и освященная вода утекала в землю.
— И как же, по-вашему, было необходимо использовать святую воду, сэр Рихард?
— Вода — основа всего, и освятить можно практически любую жидкость. Вино, эль, чернила, мочу или кровь, например.
— Освятить кровь? Но как? — спросил Гортер.
— Очень просто. Перед битвой было необходимо сделать небольшой порез на любом участке тела. И если человек, чья вера сильна, приложит крест и прочтет молитву, то какое-то время кровь воина будет освященной. И если вампир вопьется ему в шею, то почти гарантированно подохнет.
— Святая вода оставляет серьезные ожоги, но почти никогда не убивает!
— Просто никто не додумывался ей поить. Одно дело — обжечь руку кипятком, и совсем другое, когда этот кипяток заливают в рот, — Рихард взял свой кубок и посмотрел на Илберта. Трактирщик пребывал в задумчивом состоянии. — Надеюсь, ваша кровь не освящена. За победу в последней войне видов, господа.
Все чокнулись, но выпили без особого веселья.
— Проклятье, заставляющее вампира вечно жить, заключено в его сердце. Хочешь убить вампира, порази сердце или отрави кровь. Свет выжигает сначала кожу, мышцы и кости. Но пока солнечные лучи не добрались до сердца, вампир продолжает жить. Но если хочешь вспороть грудь и проткнуть сердце, то нужно это делать лишь двумя материалами. Серебром или осиной. Ранить вампира стальным мечом возможно, только обладая чудовищной силой. Меч словно вязнет в вампирской плоти. Ну а против сердца сталь, как и другие материалы, бесполезны. Вампирские сердца словно состоят из более прочного материала. Однако осина, так называемое дерево милосердия, входит в сердце, словно нож в масло. Хотя какой в этом толк.
