— Двадать пять тысяч золотом.

— Не тридцать, и не сорок. Мне нужно ровно пятьдесят тысяч золотых аргенов.

— Брось, Олаф! Куда ты их будешь тратить?! Из этой деревни тебе не выбраться. Ты, как и большинство твоих людей, меченый, и любой кровосос имеет право тебя убить! Вы растения, которые пустили здесь корни. Растениям не нужно золота, им достаточно перегноя.

Торги продолжались еще долго. Воины с обеих сторон несколько раз хватались за оружие, готовые сорваться, словно цепные псы. Эрих прибавлял к цене по пять тысяч, но после отказа Олафа в гневе убавлял сразу десять, но лишь для того чтобы накидывая по тысяче снова вернуться к прежнему

предложению. Олаф терпел любые унижения Эриха и несколько раз успокаивал своих солдат поднятой рукой.

— Пятьдесят тысяч золотых аргенов, — говорил он, и не монетой меньше.

Когда Эрих понял, что никакие угрозы и ухищрения не подействуют на Олафа, он откинулся на своем стуле и, потерев виски, произнес:

— Твоя взяла. Пятьдесят тысяч.

— Аргенов?

— Разумеется аргенов! — чуть не вскрикнул Эрих.

— Вот и славно, — Олаф улыбнулся во все тридцать два зуба и, откусив большой кусок свиной колбасы, протянул Эриху жирную ладонь.

Договор был заключен и Эрих отдернул руку с непростительной для себя нервозностью. Дальше сидели молча. Было слышно, только как ложки шкрябают по тарелкам.

— Не хочешь остаться на ночь? Моя служанка обслужит тебя по-королевски. И людей твоих не обидим.

— Нет, мой караван остановился в паре часов ходьбы отсюда. Вернусь и поутру двину в путь. Такую сумму необходимо еще собрать. Нужно заехать в Родэнгард, потом Эрройские поля, там надо заглянуть к паре должников — начал вяло перечислять Эрих, эти переговоры очень вымотали его. И в самом конце невзначай добавил, — ну и там сделать крюк через Самерлейк.

— Самерлейк, что ты там забыл? Неужели хочешь узреть бой Даэ Вейна с Гаргамешом? Я бы тоже хотел, но мне туда дорога заказана.

— Да нет, хочу продать Малакейну одного орка.

— Кого? Ты сказал орка? — Олаф оторвался от еды и вопросительно посмотрел на партнера.

— Да, Колизей Малакейна славится своими орками — гладиаторами, а у меня как раз есть один. Ни рыба ни мясо конечно, но все-таки орк.

Эрих поднял глаза на Олафа, и ему показалось что того обуревают странные чувства. Какие именно, объяснить он не мог.

— Никогда в жизни не видел орка, — хищно улыбнулся Олаф. Всю его веселость как рукой сняло, в глазах заиграли опасные огоньки. — Давай прогуляемся до твоего лагеря, я хочу на него посмотреть.

На улице уже темнело, когда группа вооружённых людей спешным шагом двинулась к лагерю. На обратном пути личную гвардию Эриха не провожали восторженные дети. Только ветер с удвоенным напором дул им в спины, словно выпроваживая прочь, да собаки облаивали их из каждого двора.

Не все чучела были крепко вбиты в землю. Воздушные потоки раскачивали их из стороны в сторону и трепали одежды. Их шелест со всех сторон создавал ощущение надвигающейся грозы, птицы Рух или армии злых духов. Вечером, при полном отсутствии людей, Грейсток казался куда более оживлённым, чем днём.

Местные странности не внушали Эриху и его воинам трепета и тем более страха. Видимо, потому, что Хэймон боялся за всех. Будучи самым лучшим мечником, он был ещё и самым суеверным из них. Обрывки саг, легенд, баллад и сказаний разных народов мира перемешались в его голове, образуя такие предрассудки, до которых не каждая бабка додумается.

Раньше Хэймон имел при себе целую связку амулетов с символами разных богов, которым никогда не молился. Но потом пришёл к выводу, что против любой нечисти самым надёжным является Молох. Каждый бог помогает от одной или нескольких тварей, а огонь Молоха спасает почти ото всех. Время от времени он потирал амулет у себя на шее — медвежий клык с прикреплённым куском рыжей шерсти.

— «Дай огонь сердцу, дай пламя мечу,

А если явится враг, я себя сам спасу», — повторял он услышанное ещё в детстве двустишие.

Когда вдали показалось около дюжины костров, Олаф приказал своей охране остановиться и ждать его на месте. Ларссон прекрасно понимал, что никакая опасность внутри лагеря ему не угрожает, а его воинам не стоит лишний раз смотреть на чужое величие.

Когда часовые приветствовали Эриха, их голоса не были сонными. Ни один предательский зевок не сорвался во время доклада. Про себя Ларссон отметил, что его ребята были так же исполнительны при свете дня. Но ночью их ответственность ложилась спать примерно в то же время, что и сам Олаф.

Доклад часовых был коротким. Пока господина не было, не произошло никаких происшествий. Удовлетворившись таким раскладом, Эрих двинулся дальше и приказал всей своей группе разойтись и поспать перед завтрашним отбытием. Только Хэймон остался сопровождать его. Окружённый своими братьями, он уже перестал теребить свой медальон и поминать Молоха.

— Покажи мне орка, Эрих. — сказал Олаф, и тому его голос показался, пожалуй, слишком требовательным. Да, стоянка расположена на земле Олафа, но это не означает, что Ларссон может вести себя здесь по-хозяйски. Это ещё вопрос, кто у кого в гостях.

— Он на другом конце лагеря, пойдём, — улыбнулся Эрих, и они пошли: Олаф один, Эрих — вместе со своей тенью по имени Хэймон.

Путь до зеленокожего невольника мог бы быть и покороче, но Локер специально вёл гостя самым длинным и заковыристым путём. Как бы этот грейстоковский деревенщина ни был погружён в свои мысли, от него не ускользнёт количество его воинов. И это только те, что решили посидеть у костра. Кому-то ночью сменять караульных — сейчас они отсыпались в своих палатках.

Солдаты, греющиеся у своих костров, вставали и прикладывали кулак к груди, завидев Эриха. Если бы Локер шёл к орку напрямик, он бы потревожил всего пару групп солдат. Но из-за своего показательного обхода он оторвал от отдыха практически всех.

Он провёл Олафа мимо многочисленных походных повозок. Из-за крытого воза Олаф так и не узнал, что такого перевозит его партнёр. Повозки были небольшими — Локер предпочитал накормить лишнюю пару лошадей, чем нагружать скарбом одну телегу, жертвуя скоростью. Ведь армия не мчится со скоростью самой быстрой лошади — она ползёт, подстраиваясь под самую медленную телегу. Лошади ржали с противоположной стороны от той, куда направлялись мужчины.

Эрих приторговывал ещё и хищными зверьми. И держали их от лошадей подальше. Рядом с пограничьем животные вообще становились нервозными. Хищники переносили такое соседство куда спокойнее, а вот травоядные создавали слишком много проблем. Если бы не многочисленные акты неповиновения лошадей, Эрих бы разбил лагерь поближе и добрался бы в Грейсток не пешком.

В самом центре лагеря Олаф остановился. Среди вольных людей у костра грелся эльф, чьи руки были заточены в цепи. Остроухий невольник так заинтересовал Олафа, что тот ненадолго забыл об орке.

— Так вот зачем ты едешь в Самерлейк! Передать бедолагу в «Тонкие кости»! Я-то, дурак, подумал, что всё из-за одного-единственного орка! А что натворил этот остроухий, что от него свои отказались?

— Это не моего ума дело. Для меня главное — отработать деньги за его доставку и чтобы он, при этом, не удрал. Знаешь, я не в первый раз сопровождаю эльфов до концлагеря, и ни разу они не пытались бежать. Слишком пекутся за свои бессмертные жизни, хотя по мне лучше сдохнуть, чем оказаться там.

Они пошли дальше, оставляя эльфа, погружённого в свои мысли. Тот смотрел, как догорающему пламени не дают угаснуть, подкидывая в него новые и новые дрова. О чём он думал, когда огонь освещал его вяло развевающиеся на ветру волосы? Возможно, искал в своей памяти воспоминания, которые бы не позволили угаснуть его огню.

Мужчины сделали короткую остановку у клеток с грифонами. Те были ещё совсем птенцами, размером с жеребёнка. Однако, завидев своего пленителя, решили показать суровый нрав. Просовывая острые клювы между стальных прутьев, они издавали такие мерзкие кричащие звуки, что Олаф поспешил заткнуть уши руками. Все остальные лишь поморщились — видать, уже привыкли. Львиные кисточки юных грифонов размахивали из стороны в сторону, поднимая клубы пыли. Одна из птиц попыталась встать на дыбы и расправить крылья. Так грифоны делают перед атакой. Но ограниченное пространство клетки не позволило сделать это, придав несостоявшейся атаке комичный вид. Солдаты неподалёку усмехнулись, из-за чего птица пришла в ещё бóльшую ярость. После пары неудачных попыток птица постаралась удобно улечься и закрыла глаза, как будто представляя, что эти бескрылые смеются не над ней. Будь она потупее, было бы легче переносить эти насмешки.