– А нам точно нужно быть чем-то большим? – произнесла Тамара, подойдя к ним.

Света с Серёжей перевели на неё глаза. «Начинаю привыкать, когда на меня смотрят люди…» – подумалось Тамаре. Она сжала пальцы свободной руки в кулачок, чтобы не смутиться.

– Давайте, мы просто поставим его, – предложила она, обращаясь к Свете. – А потом посмотрим, что делать дальше.

– Людей всё ещё мало…

– Я приведу, – в голосе Тамары крепла уверенность. – Вон, Агата и Ксюша согласились нам помогать. Света, ведь в ваших силах найти, например, где нам выступать? И договориться с директором ДК, например?

– За кого ты меня считаешь? – изумилась Света. – Я, конечно, могу, но…

– Значит, мы поставим спектакль! – в завершение Тамариных слов Стикер гулко стукнул в пол.

Иногда Тамара и сама удивлялась собственному упорству.

– Ладно, – Света слегка недовольно пожала плечами. – Я что ли против этого… Но что именно вы будете ставить? С чем мы, по-твоему, в ДК выступать будем?

– Да с чем угодно!

– Тамара, имей совесть. Я поверила в твои обещания, но они начинают казаться мне голословными.

– Тогда, может быть, поставим Шекспира? – предложил Костя задумчиво.

Все молча посмотрели на него.

– Тогда чур Джульетту играешь ты, – подала голос с Гардеробуса Нюра.

Костя полусердито, полувозмущённо повернул к ней голову.

– Вы знаете кто, Нюра Колодкина? У Шекспира помимо «Ромео и Джульетты» есть ещё много хороших вещей. Которые можно ставить на сцене. Есть «Отелло» там, есть «Всё хорошо, что хорошо кончается», «Сон в летнюю ночь», «Два гасконца»…

– Веронца, – поправила Агата.

– А?

– «Два веронца», а не гасконца.

– Так а ты-то что предлагал? – напомнила Тамара.

– «Ромео и Джульетту», – поняв, что попал впросак, Костя закрылся, скрестив руки на груди, и махнул на спор со словами: – Ай, всё, отстаньте!

Ребята тихонько прыснули.

– Тогда давайте набросаем, что можно сыграть, – Света достала из небольшой сумки, висящей при ней, тетрадь, открыла её и извлекла запертую в тетрадной пружинке ручку. Открыла колпачок зубами и на чистом листе написала:

«Ромео и Джульетта»

– Ну как пробный вариант, – объяснила она ребятам. – Дайте-ка я куда-нибудь усядусь…

Как только это произошло, вокруг неё тут же собрались все.

– Что ещё можно? Накидывайте всё, что в голову приходит.

– Давайте сыграем «Яму» Куприна.

– Костя, ты что, совсем поехал?

– А что такого?

– Да ничего, как мы её играть будем?

– Может быть, что-нибудь из Шекспира?

– Тогда можно «Как вам это понравится?» или «Отелло»…

– Запишу оба.

– «Как вам это понравится» клёво звучит. Кто-нибудь её читал?

– Нюра… Она всё читала.

– Я только немного… И плохо помню сюжет.

– Там немало актёров нужно…

– Ну кто-то может сыграть и по две роли, нет?

– Это дополнительный текст учить…

– Ой ну да действительно, какой-то там текст!.. Ты, Костя Соломин, совсем обленился!

– Думайте ещё, ребят. Что кроме этого?

– «Снегурочку» какую-нибудь дурацкую.

– Ага, на Новый год как раз успеем…

Они спорили и записывали до самого вечера, и в конце концов остановились на Шекспире. Ставить «Ромео и Джульетту» не хотелось никому: Костя Соломин ни за что не желал играть женские роли, которые ему навязывала Нюра, а Серёжа и вовсе морщился так, будто именно эта пьеса была ему до крайности противна. В конце концов, сошлись на том, чтобы поставить в качестве первого спектакля «Как вам это понравится». Про себя Тамара подумала, что, что бы там ни было внутри этого названия, – оно отлично отражает хорошее начало деятельности Стаккато.

…Домой под вечер она вернулась в приподнятом настроении. Почти что забыв про существование Стикера, шагала вперёд, думая о том, сможет ли она кого-нибудь сыграть в спектакле, а если не сможет – то что вообще будет делать. Ей было так радостно, что даже боль в коленях отступала.

– Я дома! – возвестила она, закрывая за собой дверь на защёлку.

Разувшись, Тамара прошла в свою комнату и, стоило ей сесть на кровать, как колени пронзила сильная боль. Настолько сильная, что дыхание перехватило, а на глаза навернулись слёзы. Закусив губу от бессилия, Тамара схватила правое колено пальцами. По ноге прошла ощутимая дрожь.

Это был первый раз, когда ноги открыто против неё взбунтовались.

– Ты перестаралась, – вынес врач короткий вердикт, когда Тамара сидела у него следующим днём.

Ехать к нему пришлось с самого утра, потому что боль в коленях была невыносимой. Мама отпросилась с работы и вызвала ей такси. Осмотры, ожидание и долгожданный укол обезболивающего по какой-то причине заняли почти половину дня.

Её терапевта звали Вениамин Никитович. Про себя Тамара сокращала его до простого «Веник». Потому что по характеру он был точь-в-точь старый деревенский веник – словно соломенный, жёсткий и колкий. Ещё и пахло от него всегда чем-то травяным.

– Ты что, скакала что ли? Тебе же сказали – ни-ни!

– Да не скакала я… – вздохнула Тамара горестно, водя рукоятью Стикера вверх и вниз по дуге. – Просто много ходила…

– Много ходила? – уточнил Веник, не поверив. – Куда? Откуда?

Он недовольно поглядел на маму, сидящую здесь же.

– А вы почему не проконтролировали, что ваша дочь себя калечит?

– А мы, видите ли, нашли театральный клуб на другом конце города! – с язвительным укором объяснила мама, глядя на Тамару, опустившую глаза. – И плясать там решили! И бегаем туда каждый день, и допоздна сидим!

– Театральный клуб? – поднял брови Веник. – Это, конечно, здорово, но с такими-то ногами…

– А мы ей говорили – пожалей себя. Нет, упёрлась, говорит, именно туда хочу.

– Вот что, Тамарочка: ты это дело брось, – сказал Веник, доверительно склонившись к ней. – Найди себе занятие по силам: крестиком там вышивай, в караоке пой. Сцена-то дело такое – там двигаться много надо…

Каждое из его слов тяжёлой подушкой опускалось на Тамарины плечи. Возразить Венику она не могла – потому что, как ни крути, он был врач, и он был прав. И правота эта добавляла к весу на плечах по несколько килограмм.

– …а ты себя пожалей, иначе совсем без ног останешься. На коляске инвалидной хочешь ездить? Потом когда-нибудь – может и сможешь играть, а сейчас – никаких театральных клубов, ясно? Вы, мама, проконтролируйте. И вообще вам бы желательно перейти на домашнее обучение…

– Что я, инвалид что ли какой… – попыталась возразить Тамара.

– Да! – с нажимом произнесли хором мама и Веник.

– Ты инвалид третьей группы, и мы тебе уже это объясняли, – говорил доктор терпеливо. – Пока что третьей, но будешь упорствовать – вообще без ног останешься. Тебе нельзя перегружать колени, ясно? Так что попридержи-ка коней…

Подлое и противное «инвалид» будто бы неоновой подписью зависло над головой Тамары. Сколько ни объясняли ей суть этого слова – она всё равно была против того, чтобы себя причислять к тем, кто не может сам себя обслуживать.

«Ты же доктор, – думала Тамара, глядя в одуловатое, смуглое лицо Веника, – так почему тогда ты убиваешь меня, вместо того, чтобы лечить?».

Поставив Стикер, Тамара поднялась на ноги и зашагала к двери.

– Тамара, стой…

– Я в коридоре подожду.

Мама вышла от терапевта минут через пять, с готовой справкой для школы. Присела на скамью рядом с ней, погладив по плечу.

– Ну как, Тамарчик? Болит?

– Немного, – призналась Тамара, – но уже легче.

– Я такси до дома вызову, сама поднимешься? Или мне с тобой ехать?

– Сама.

Они немного помолчали.

– Мам… – сказала Тамара. Замолчала. Потом продолжила:

– Мама, я же не инвалид. Ну подумаешь, трость. Подумаешь, больные колени, ну глупость какая…