Если он шёл на тренировку, парень обязательно являлся туда во всей своей красе и настаивал на парном спарринге, пока терпение не лопалось, и Джеймс не сдавался. Единственным условием было «никаких обезьяньих игр». И за две недели тот, действительно, поднаторел в нападении, обороне и проведении сложных комбинаций ударов с уворотами. А единственное условие, которое Джеймс поставил сам себе — ни в коем случае не укладывать парня на лопатки, потому что при виде распластанного под ним тела кровь закипала в жилах, и он переставал отдавать отчет своим действиям. С каждым разом, когда Джеймс терял контроль, парень распалялся всё больше и больше. Движения становились увереннее, он сам начинал проявлять инициативу: со всей силы прижимал его тело ногами, не давая отстраниться, сжимал стальные мышцы, впивался ногтями в его спину, проникая под майку, и уже, не стесняясь, постанывал, если Джеймс целовал его в шею. Неизменным пока оставалось одно — если Джеймс опускался чуть ниже ключиц или касался руками его бёдер, парня начинало трясти, а в глазах пробегал страх. И это явление сразу отрезвляло их обоих, Джеймс в миг отчетливо осознавал, что перед ним всего лишь подросток и сто процентов — девственник.

Диалоги, как правило, клеились очень слабо. Джеймс не был мастером изливания чувств, а Питер… ему было слишком неловко об этом говорить. И они расходились по делам. Но на следующий день парень неизменно появлялся в лаборатории.

Последний раз это случилось неделю назад, и тогда Питер в первый раз не пришёл. Он не появился ни в зале, ни на обеде. Вскользь Джеймс разузнал у Стива, что он пару ночей будет ночевать у друга.

«— Не удивительно. Сейчас каникулы, а всё свободное время у него занимают исследования, тренировки и ночные дозоры. Вспомни себя в молодости — каждый день новая девчонка, парки и танцы.

— Говоришь так, будто мы старпёры, — грустно засмеялся Барнс.

— По правде говоря, так и есть. На наших тортах уже места для свечей не осталось»

Эти два дня Джеймс был ещё угрюмее обычного. Бесконечные прокручивания вариантов, где сейчас Питер на самом деле, и что творится у того в голове, доводило до зубного скрежета. Стив всё списывал на переживания из-за грядущего итогового тестирования и при каждом удобном случае ободряюще хлопал друга по плечу. А Старк лишь сказал, что скоро придётся выделять отдельное финансирование на груши для битья, и чтобы Джеймс расходовал их экономичнее.

Но на второй вечер, когда он уже был готов снова взломать код искусственного интеллекта, узнать его местоположение и послать к чёрту все «первые и последние предупреждения», в заднем кармане джинсов провибрировал телефон.

«Всё в порядке. Я у Неда.

Питер:*»

Джеймс смотрел на это сообщение, наверное, вечность. Вопрос, откуда у мелкого его номер уже не возникал — та ещё проныра. Но что, мать вашу, за звездочка? И от того, насколько у него в один момент отлегло от сердца, захотелось себе его вырвать. Нельзя так реагировать… где всё твоё хладнокровие, а, Джеймс?

На следующее утро стоило только переступить порог лаборатории, и он сразу встретился с карими глазами, излучающими такое тепло, что оно сразу поглотило его целиком. В тот день они со Старком перешли рубеж «возвращения на родину».

Парень убежал до того, как они закончили, но когда Джеймс зашёл в зал, там снова раздавались выстрелы из бластеров. Это уже даже не злило.

— Секунду, последний остался! — Питер парил в воздухе, переворачиваясь и ускользая от пролетающих неоновых световых вспышек.

— Делай, что хочешь, у меня свой план.

Не успел он дойти до конца площадки, как Питер резко, но почти невесомо, приземлился ему на плечи и, сделав кувырок назад, уложил Джеймса на спину, усевшись сверху.

В ответ на испепеляющий взгляд парень лишь широко улыбнулся и пожал плечами.

— Делай, что хочешь, — передразнил он и тут же, наклонившись, поцеловал Барнса в уголок губ.

Джеймс отстранил его на расстояние вытянутой руки.

— Что на тебя нашло?

— Я… соскучился.

От смеси из этого искреннего признания и вида, как Питер сидит на его бёдрах, его чуть не парализовало. И всё его нутро просто требовало прижать парня к себе, забить на последствия и наслаждаться, чувствовать. И поэтому он резко встал, практически стряхнув с себя ничего непонимающего подростка, и направился к выходу. Просто подальше. Просто потому что то, что он увидел в этих глазах, было тем, о чем он на самом деле и мечтать не мог. Вернее мечты об этом были давно мертвы и похоронены на самом дне подсознания.

Он понимал, насколько жестоко ведёт себя, что Питер этого не заслуживал, что он сам виноват в том, что дал ему надежду. Нужно было сразу оборвать всё. И не важно, что ему самому это стало необходимо как кислород. Что без него он задыхался от удушья, как последний наркоман.

«ебанный триллион причин»

Он никуда не делся.

Он заперся у себя в комнате и до самого вечера пялился в книгу, зависая на каждой странице. Смысл строк ускользал, но он не оставлял попытку хотя бы немного отвлечься, перечитывая один и тот же абзац по нескольку десятков раз.

Раздался стук.

Джеймс, выдернутый из своих мыслей, недоверчиво посмотрел на дверь, и стук раздался снова — со стороны окна. Захлопнув книгу, он осторожно подошёл к нему и одернул штору.

Твою мать.

За стеклом на своей паутине свисал Питер и молящим взглядом просил ему открыть. Джеймс нервно выдохнул и отпустил ткань, давая ей скрыть его от очередной ошибки. Он вернулся к кровати, бросил на покрывало обделенную пониманием книгу и потёр лицо. Нет. Он не должен этого делать. Он должен быть сильнее. Питер поймёт… в итоге обязательно поймёт.

Читать уже не было никакого смысла. По телевизору в гостиной не показывали ничего интересного. Что ни канал, то пиздострадания, растянутые на тысячу серий, от которых у него сразу подступали рвотные позывы. Поэтому он снова включил «Дикий мир» и бездумно следил за миграциями животных и очередной борьбой за доступ к единственному водоёму.

Услышав сигнал лифта, он быстро направился к себе. Настроение было абсолютно не предрасположенное к вопросам или дружественным беседам. Он не избегал Стива, нет. Тот был и остаётся его единственным другом. Как раз в общении с ним Джеймс старался смягчаться настолько, насколько мог. Ведь Стиву, знающему его как никто другой, было достаточно увидеть одну эмоцию на лице Джеймса, чтобы понять его состояние и начать задавать правильные вопросы.

Он зашел в комнату, не удосужившись включить свет, и сразу прошёл в ванную. Лёжа в кровати, сейчас казавшейся совершенно неудобной, он уже подумал, что надо бы закинуться бутыльком снотворного, как за окном послышалось какое-то ёрзанье. Джеймс неверяще поднял голову. Снова послышался шум.

Да ты шутишь…

В один миг он натянул штаны, подошёл к окну, отодвинул тяжелую ткань и, чуть опустив голову, наткнулся на сгорбленную спину парня, сидящего на карнизе. Руки по бокам упирались в охлажденную ночным воздухом поверхность, и он разглядывал проезжающие внизу машины. Джеймс резко открыл окно и за шиворот затащил Питера внутрь. Тот от неожиданности еле смог удержаться на ногах.

— Ты совсем поехал кукухой? Какого черта ты там сидел всё это время?

Питер молчал, а в темных глазах был упрёк и горящее чувство справедливости, от которых невозможно было укрыться.

Прости меня, малыш…но я не дам тебе того, что ты хочешь

Джеймс строго указал головой в сторону выхода, но парень не сдвинулся.

— Не заставляй меня выталкивать тебя отсюда силой. Просто уйди, — шёпот, сочившийся усталостью. И не увидев ни намёка на движение, — ладно, оставайся, я сам уйду.

Он остервенело направился к выходу, но, стоило повернуть ручку двери и потянуть её на себя, сзади послышался тихий надрывающийся голос.

— Зачем ты отвергаешь меня?

Выйди, выйди из комнаты, ты можешь, просто открой дверь и захлопни её за собой.

И дверь захлопнулась.

Как же мальчишка на него действовал…