Питер словно через беруши слышал, как где-то сбоку раздался крик наставника и так же резко стих, потому что Джеймс убрал ногу с лестницы и, еле заметно кивнув ему, сделал шаг навстречу. Миг, и Питер обхватил руками и ногами такое нужное тело, сразу уткнувшись носом в сильную шею.

Вокруг наступило гробовое молчание.

Разъярённо дыша, Старк сделал рывок, но не смог сдвинуться с места и оглянулся на крепко держащую его за предплечье руку. Даже в синем свете луны было видно, насколько его лицо было красным от гнева.

— Это уже ничего не изменит, Тони. — Непонимающие чёрные глаза столкнулись с полными грусти светло-голубыми. — Дай им хотя бы попрощаться.

Старк выдернул свою руку из захвата, повернулся обратно, и всё его нутро сжалось от вида, как парень цепляется за шею Барнса, а тот усиленно отодвигает его от себя, ставит на землю и обхватывает ладонями мальчишеское лицо. Парень тут же схватился за запястья.

— Я вернусь, — выдохнул Джеймс, — вернусь, слышишь?

Он провёл большим пальцем по раскрасневшейся щеке, стирая вырвавшиеся слёзы.

— Я…

— Я знаю. — И, потянув Питера к себе, прижался к солёным губам. Всего лишь секундный испытывающий терпение наблюдающих черных глаз поцелуй, и Джеймс отстранился. — Пообещай мне, что с тобой всё будет хорошо.

Парень слепо замотал головой.

— Пообещай!

— Обещаю… — ещё одно лёгкое полукасание губ, и Джеймс исчез.

Питер уже не видел ничего вокруг, ни недоумевающих лиц присутствующих, ни пристальных взглядов. Был только бесшумно взлетающий самолёт, превращающийся в мизерную точку, а затем растворившийся в небе.

Душа Питера, словно проекция, так там и осталась. В то время, как он сам промчался мимо остолбеневшего Старка, преодолел пять лестничных проёмов, коридор, бетонные руины с одной целью — сбежать. Он не думал сейчас о том, куда? Просто подальше. Как он собственно всегда и делал. Закинув в рюкзак пару футболок и зубную щётку, он замер, заметив валяющиеся на полу очки. К черту.

Он медленно открыл тяжелую дверь, ведущую в главный холл первого этажа, и осмотрелся, чтобы ни с кем не столкнуться, и пулей кинулся к выходу.

— Питер! — гулкое эхо разнеслось по всему вестибюлю.

До дверей оставалась пара метров, но он всё же обернулся. Возле ближайшей колонны стоял Капитан со сложенными на груди руками.

— Вы меня не остановите, — сделал шаг назад Питер. Стив покачал головой, а эмоции на лице не поддавались пониманию.

— Я и не собираюсь. Ты сильный, ещё покалечишь, — губы слегка растянулись в улыбке, Питер сделал ещё один шаг. — Слушай, я не буду говорить, что понимаю, что у тебя сейчас происходит. Как сказал один русский писатель, каждый несчастлив по-своему…

— Лев Толстой. — Питер пожал плечом и закатил глаза. «Прямо, как Баки» пронеслось в голове Стива. — И что тогда? Что вам нужно?

— Сказать, что здесь твой дом. И, — он занёс руку за спину, парень инстинктивно напрягся, — чтобы отдать тебе это.

Между пальцами протянутой к нему руки был зажат конверт. Питер недоумённо перевёл взгляд с бумажного прямоугольника на печально улыбающееся лицо.

— От него. Попросил передать.

Питер судорожно выдохнул. Помедлив, он осторожно подошёл, более грубо, чем следовало бы, выдернул конверт, и выбежал из башни.

Дальше одного квартала пробежать не удалось, в лёгких катастрофически не хватало кислорода. В желании сбежать от шума пятничного ночного города, он, цепляясь за кирпичные выступы какой-то пятиэтажки, забрался на крышу и опустился на нагретое за день резиновое покрытие, прислонившись к парапету. Снизу доносилась бесящая какофония: музыка из проезжающих машин, смех, оживлённые разговоры, и Питер вставил наушники, стараясь оградиться от неё.

Трясущимися руками он вскрыл конверт и развернул сложенный пополам листок. Глаза, застеленные влажной пеленой, никак не могли сфокусироваться. Три раза он устремлял их на каллиграфический почерк и, не сумев разобрать ни слова, промаргивался.

Да, что же это…

Поддавшись порыву, он зажал листок между коленками и полез в рюкзак за сигаретами, чтобы хоть как-то успокоить нервы, но не смог найти зажигалку. Именно такие мелочи обычно становятся последней каплей. Ты можешь вынести охрененно много боли, держать ее в себе, утешать себя любыми способами, а потом у тебя не открывается целлофановый пакетик, и ты выходишь в окно.

Если у тебя не будет того, за что можно зацепиться. И у Питера это было. Небольшой клочок бумаги.

Взяв себя в руки, он сделал несколько успокаивающих вдохов-выдохов и опустил взгляд.

Я так и не подарил ничего тебе на день рождения. Но ещё хуже, чем писать письма, я умею выбирать подарки.

Есть много вещей, которые я не способен почувствовать, сказать, сделать. И мне жаль, что ты прознал это на себе.

Ещё есть вещи, которые я себе запретил. И одна из них как раз — сожаление. Я отгородился от этого чувства, чтобы спать по ночам. Но с тобой оно вернулось. Я сожалею об упущенном времени, о той боли, что причинил тебе, о твоих слезах, причиной которых становился я. Но прошлое уже не исправить.

Знаешь, ты очень много болтаешь. Этот словесный поток, изливающийся из тебя… иногда мне даже казалось, что ещё чуть-чуть, и у меня разболится голова, хотя это невозможно. Но ты как-то что-то сказал про двадцать четыре часа, дающиеся нам каждый день. Так вот, если ты не будешь их использовать, то, когда я вернусь, тебе не поздоровится.

Не вини и не злись на Старка. Его реакция самая естественная из всех, какие могли бы быть. Я даже специально позволил ему пару раз заехать мне по лицу. Он остынет, ведь ты его любимое мелкое протеже. А он — единственный человек, который, действительно, переживает за тебя.

Но самое главное, не вини себя. Ты последний, кто виноват в том, что ситуация обернулась таким образом. А я знаю, как ты это любишь — винить себя во всех чёртовых бедах человечества.

Спасай котят с деревьев, встречайся с друзьями, слушайся своих «родителей» или что там ещё делают школьники. Ты даже можешь начать встречаться с человеком, который тебе понравится.

(Только, если это будет какая-нибудь девчонка или, в крайнем случае, ещё более милый парень, чем ты сам. Увижу рядом с тобой здорового мудака — сам понимаешь, пропущу через мясорубку. Обоих.)

В общем, живи, Питер.

P.S. Если по возвращении я ещё хоть раз учую запах табака — мясорубка обеспечена.

***

— Питер? — Тони поднял от стола голову и устремился на стоящего на пороге кухни паренька. Все негативные эмоции давно перекрылись усталостью и беспокойством. Тем отцовским беспокойством, когда уже наплевать, что натворил твой ребенок, лишь бы только он был цел и дома. — Ты как?

Питер, выглядевший так, будто по нему проехался грузовик, перевёл взгляд с наставника на сидящего рядом Капитана, потом обратно, пожал плечами и слегка улыбнулся.

— Есть хочу…

Глаза Тони полезли из орбит, а рот пару раз открылся и закрылся без единого звука.

— Осталась пицца с вечеринки, — пришёл на помощь Стив.

— Отлично… вы тоже будете? — Оба синхронно кивнули.

слушайся своих «родителей»

Усмехнувшись всплывшей фразе, Питер бросил рюкзак на пол и пошёл готовить завтрак.

А в одном квартале от них первые лучи солнца осветили оставленную на парапете пачку Мальборо.