— Нет…, — Питер чувствовал в глотке собственное сердцебиение и молил сейчас кого угодно наверху, чтобы не перевести взгляд на нависающие над ним губы, пусть лучше эта накаленная игра в гляделки, — я тебя не боюсь.

— Не очень похоже.

Джеймс опёрся на одно колено и поднялся, потянув Питера за предплечье, и как только тот встал на ноги, развернулся и пошел по направлению к душевой.

Черт-черт-черт!

— Мы забыли поговорить! — Выкрикнул Питер, продолжая сверлить спину Барнса.

— Забудешь тут…, — сам себе. И, развернувшись, вперил ожидающий взгляд на парня. — Ну, давай, поговорим. Начинай.

Питер окончательно растерялся.

— Это… это нечестно!

Серьезно? Что за детский лепет?

Походу в голове Барнса пронеслась та же мысль, если судить по его выражению лица. Питер, будто защищаясь, засунул руки в карманы.

Вот они здесь, стоят друг напротив друга, а в голове полный ноль догадок, как начать разговор.

— Ладно, давай так, — начал Джеймс, смотря куда-то в пол, — я не хочу, чтобы произошедшее вышло за рамки, чтобы об этом кто-то узнал или ты надумал лишнего. Мне не стоило этого делать. И я хочу, чтобы ты вычеркнул это из своей биографии. — И с вызовом уже в охуевшие глаза парня, — ну, или можешь доложить обо всём Ста…

— Замолчи! — Питер смотрел на него, и по всему его виду можно было прочитать, насколько он был разочарован. Не то. Он говорил какой-то бред. Питер совсем не этого ожидал.

До этих слов он не понимал, чего желает, какого он ждет исхода, но услышав их, осознание собственных чувств ошпарило всё в груди. Просто от обратного.

Ты же лжешь…

Он видел его настоящего сегодня ночью. Он видел эту тревогу во взгляде и интерес сегодня утром. Это не было плодом его разыгравшегося воображения. Между ними было что-то особенное, и он не даст ему растоптать всё это из-за того… что бы им там не руководило. И он слышит сейчас его сердцебиение — так бьётся сердце человека, загнанного в угол, пойманного на бессовестном вранье. Питер не знал, откуда в нем взялась эта решимость.

— Нифига я не буду вычеркивать. Не смей говорить, чтобы я всё забыл! Ты не можешь морочить мне голову, сливать на меня свои злость и яд, делать вид, что я тебе абсолютно безразличен, а потом дать мне почувствовать себя живым, поцеловать и сейчас притворяться, что это ничего не значило! Да это отвратительнее всего, что ты делал до этого… ты не можешь так поступить!

По позвоночнику прошла дрожь. Джеймс не мог смотреть, как глаза парня снова начинают краснеть, так же как и не мог позволить себе дать волю своим инстинктам и порывам. Внутри него разворачивалось сражение здравого смысла с желаниями. Но что он должен был сделать в этой ситуации? Питер был прав и бил каждым словом прямо в самую цель. Поэтому он подошёл к нему. Резко оказался убийственно близко и обхватил лицо парня, задрав ему голову.

— Но я поступлю. Потому что по-другому нельзя. — Питер схватился ледяными ладонями за его запястья. — Что ты хочешь, чтобы я сказал? Что я двинулся на мыслях о тебе? Что ты стал огромной занозой, которая засела во мне и кровоточит всё сильнее с каждым днём? Что, когда ты смотришь на меня своими оленьими глазищами, у меня сводит все внутренности? Или то, что когда я увидел тебя в том баре, я чуть снова не убил человека за то, что он прикасался к тебе? — Лицо было искажено, словно его пытают. — Тебе нельзя этого слышать. И на это есть ёбанный триллион причин. И ты сам это знаешь.

Кровь била в ушах, а внутри началась чертова лавина. Охеренейшее разрушение всех сомнений и принципов, всех мыслей и выводов, которые он делал до этого. До услышанного. До сказанного этим самым противоречивым человеком из всех, кого он встречал. Потому что всё внутри Питера ликовало. И он просто себя отпустил.

— Мне плевать. — И, не дав даже шанса Джеймсу окончательно его понять и успеть отреагировать, он убрал руки с его запястий, перекинул на шею и притянул к себе, сразу запустив ладонь в мягкие волосы.

Почти не имея опыта, Питер взмолился, чтобы он ответил и перехватил инициативу, и Барнс не заставил себя ждать. Мозг Джеймса вынесло от напора и волны жара, исходящего от этого изворотливого пацана, и он почувствовал, что способность контролировать себя быстро его оставляет.

Джеймс, властно протолкнув язык в горячий рот и одновременно подхватив парня за бедра, с силой врезался в ближайшую бетонную стену. Питер сразу обвил ногами его талию и, наверное, умер. Он и под дулом пистолета не смог бы описать свои ощущения; от жадно впивающегося в него рта в груди разгорался адреналин, словно он был на американской горке, состоящей из одних мёртвых петлей. Они были так близко. Вчера Джеймс сдерживал его, сейчас же прижимался всем своим твердым и излучающим силу телом. Питер просто не мог поверить в то, что с ним происходит, он прижимал к себе за волосы голову Барнса и уже отвечал более смело, а когда он ухватил его за нижнюю губу, до уха донеслось еле уловимое рычание.

Боже…

И видимо это было сказано вслух, потому что Джеймс на секунду оторвался, взглянув на Питера расфокусированными чёрными глазами и прильнул к шее, как тогда в самом первом грёбаном сне, параллельно пройдясь языком по уху и чувствительно прикусив мочку. И Питер умер во второй раз.

Тело пробивало тысячей иголок, а в паху невыносимо тянуло. И стоило ему заметить этот факт, как он почувствовал давление на поясницу чего-то большого и твердого. Внутри тут же вспыхнула паника. Вот то, о чем он совсем не успел подумать. Но в тот же момент произошёл ряд событий: обжигающая рука Джеймса проникла под футболку и, сминая кожу, огладила спину, Питер практически задохнулся от нового и первого в его жизни такого прикосновения, раздался звук остановившегося лифта.

Миг. И они отлетели друг от друга к разным стенам коридора, поправляя то, что могло криво лежать или выглядеть — волосы, одежду. То есть всё.

Двери раздвинулись и из-за них показался Роджерс. Увидев Баки он улыбнулся, но затем заметил Питера и пару раз метнул подозрительный взгляд с одного на другого.

— Вы вместе тренировались? — Сказал так, будто это было последнее, что он ожидал увидеть на свете.

Питер, предсказывая, что он сейчас не сможет связать и два слова, с надеждой посмотрел на Джеймса.

— А ты решил присоединиться? — Лучшая защита — небрежное нападение.

— Нет, я пришёл за компанией к обеду, — с печальным тоном ответил Кэп. — Просто я со вчерашнего дня один сижу на кухне и… ну, вы поняли. Вы же тут закончили?

— Закончили, — недовольно бросил Барнс и шагнул к лифту.

— Да, в другой раз продолжим, — послышалось сзади.

И пока Джеймс давился внезапным приступом кашля, Питер, невинно поджав губы, заскочил в кабину и нажал на нужную кнопку.

========== 14 ==========

Спасти другого порой не составляет труда. Несколько подходящих слов, прикосновение, объятие. Иногда достаточно простого молчания, говорящего «я рядом».

Спасти себя гораздо сложнее. Ты запираешься за масками безразличия ко всему окружающему. Подавляешь эмоции, потому что они никому не нужны, и тем более тебе самому. Ты бежишь от них, считая, что так будет лучше. Если повезет, ты примешь эту ложь, привыкнешь к ней, и она станет твоей сущностью. Словно тоннами цемента, она слой за слоем зальет твои раны. Ты станешь сильнее и выносливее и сможешь с нуля построить что-то новое на этом фундаменте. Либо кто-нибудь придёт и разъест его соляной кислотой. Но опять же — как повезет.

Джеймс прочувствовал всё это на себе. Но на один вопрос он ответить не мог.

Как спасти другого от себя самого?

Перед ним в воздухе появился мираж мальчишки с чистым и наивным взглядом. Он смущенно улыбается, его щёки покрывает лёгкий румянец, а в глазах такая честная просьба.

«Не захлопывай больше передо мной дверь»

С каждым днём оставалось все меньше сил, чтобы сдерживать себя. Парень при любой возможности старался проводить с ним больше времени. Каждое утро он копался у себя за столом в лаборатории, вынуждая Джеймса разглядывать этот профиль, длинные изящные руки, изгиб поясницы. Особенно коробила привычка покусывать нижнюю губу в моменты полной сосредоточенности.