Охренеееть… этого же просто не может быть… или может?

Барнс целовал его… он целовал… а это значит…что, чёрт возьми, это значит?!

Надо его найти, срочно! А что с ним сделал Мистер Старк? Если он всё же его арестовал? Или, ещё хуже, перевёз куда-нибудь?

Питер быстро начал приводить себя в порядок. Он нацепил стандартный набор одежды и уже почти выбежал из комнаты, но, занеся ногу за порог, остановился и, вернувшись обратно, посмотрел в зеркало и поправил непослушно топорщащиеся волосы.

Вбежав как пуля на кухню, он увидел только одиноко сидящего и тоскливо ковыряющегося в тарелке Кэпа. В груди что-то защемило.

Нет…

Тот поднял голову и, заметив парня, слабо улыбнулся. Синяки под глазами давали понять, что ему удалось явно мало поспать.

— Питер, доброго утра.

— Доброго…, — он медленно двинулся к столу под пристальным взглядом Роджерса.

Конечно же, он всё знает.

— А где… остальные? — Кэпа будто удивил вопрос.

— В лаборатории, где ж ещё им быть?

Питер облегченно выдохнул. Он прошёл к столешнице, схватил сэндвич и начал прикидывать, как будет удобнее взять с собой кофе.

— Ты не присоединишься? — Послышался вопрос из-за спины. Питер развернулся и, быстро пережёвывая мякоть хлеба, замотал головой.

— Не могу, Капитан Роджерс, я и так проспал… нужно закончить несколько разработок.

— Питер, прошу, называй меня просто Стив. — Тот уже перелил кофе в найденную в одном из ящиков термокружку и начинал пятиться к выходу.

— Договорились, Капитан Стив! — и он шмыгнул за угол.

Как только стеклянные двери раскрылись, Питер быстро проскользнул в лабораторию и уселся за свой стол. Мистер Старк его даже не заметил. Рабочее место наставника располагалось чуть дальше — поближе ко всему оборудованию «для взрослых», как тот его называл.

Не было у него никаких разработок, он просто включил планшет и начал в него пялиться, искоса наблюдая за ходом происходящего.

Он ни разу не слышал пароля к режиму солдата, и сейчас у него сразу возник миллион вопросов. Что значило каждое слово из этого набора? По идее каждому коду можно было дать объяснение, связанное с его прошлым, тогда почему они отключали его личность?

Он не решался повернуть голову, поэтому просто слушал и видел только общие очертания. Но в том, что Джеймс заметил его появление, сомневаться не приходилось. Он уже давно чувствовал его взгляд всеми клетками тела. И Питер не был бы собой, если бы не потянулся рукой к кофе и чуть не уронил кружку, а, попытавшись её поймать, тем самым не снёс бы к чертям органайзер с отвертками.

— Питер? — Старк обернулся на шум. — Ты как давно здесь?

Питер вылез из-под стула, перестав подбирать инструменты, и помахал ручкой (?!).

Как почувствовать себя большим придурком?

Тони недоуменно проследил за этим жестом, а глаза Джеймса, казалось, совершили полный оборот вокруг своих орбит.

— Утречка, — Питер неловко улыбнулся.

— Оно. Может, ты поднимешься с пола?

Он ещё больше покраснел и взобрался обратно за стол.

— Я же тут не помешаю? Мне нужно поработать.

— Ради бога, только никакого шума. — Старк был явно не в духе.

Он кивнул и прежде, чем уткнуться обратно в планшет, украдкой взглянул на Джеймса, но тот усердно смотрел прямо на голографический экран. Питер перевел взгляд на лицо Кэпа и его… это укололо?

Пока он сидел оставшиеся пару часов в лаборатории, бездумно пролистывая новости, у него наконец-то появилось время для размышлений о прошедшей ночи. Если до этого вопросов к поведению Барнса было бесчисленное множество, то сейчас это количество увеличилось ещё в несколько раз.

Получается, он меня не ненавидит?

У Питера никак не укладывалось в голове, как он мог его поцеловать при всех предшествующих событиях. Он был в полной уверенности, что солдат его сразу же невзлюбил с этими его гадкими подколами в первый день и тем отвратительным отношением, которое он высказывал потом. Хотя, если подумать, после той ссоры (стычки — сразу поправил он сам себя, ссоры — это для друзей или влюбленных, а они не были ни первыми, ни вторыми) ничего обидного Джеймс ему не говорил. А объектом оскорблений в основном было то, что он увидел тогда ночью в Бергене.

Он что злился на то, что я был с Биллом?

…ревность?

Уши Питера тут же загорелись от сделанного им же вывода.

Нет, этого точно не может быть.

Он бы сейчас обменял все свои способности: и физические, и умственные — на банальную возможность чтения мыслей, потому что связать всё воедино у него никак не получалось. И со своей неразберихой в голове не мешало бы разобраться. Питер умел рефлексировать, делал это частенько, чтобы придать смысл тем или иным своим поступкам, но с появлением в его жизни Барнса это умение его, видимо, оставило.

Он попытался начать с простых логических ответов. Да, он думал о Джеймсе, но ведь только потому, что нельзя было не думать о конфронтации с живущим с тобой под одной крышей человеком. Да, он ему был не безразличен, но ведь под этим подразумевались обида и злость. Да, у него каждое утро был чертов стояк от чертовых снов с ним, но это только потому, что Питер был подростком, переживающим внутренний каминг-аут, и по утрам это явление в порядке вещей. Да, от поцелуя с ним у него поехала на несколько мгновений крыша, но это случилось, потому что он в принципе был не в себе в тот момент.

И что ему дал этот самоанализ?

Да, нихрена…

А ещё он думал, что ему должно было быть стыдно, за то каким его видел Джеймс. Но ему не было. Он ни перед кем в жизни так не плакал. Даже когда умер дядя Бен, он не позволял себе расклеиваться на людях или, тем более, при Мэй; от него требовалось быть сильным и поддерживать её, а свои переживания он выплёскивал за закрытой дверью ванной комнаты при включенном кране, чтобы его ни в коем случае не услышали. А сейчас, наоборот, казалось, что со слезами вышла вся черная смоль из его души, а при воспоминании тех кротких, но ёмких слов поддержки внутри разливалось тепло. И всё это из-за него?

Как вообще человек, который выводил тебя из себя, смог оказать такое воздействие? Питер не мог нащупать нужного слова, которое бы описало его состояние сейчас. Но, скорее всего, он бы выбрал слово — тишина. Что-то неосязаемое внутри него — то, что скреблось и мучило его несколько месяцев — затихло. И он не понимал, оно просто затаилось в самой непроглядной тьме или ушло?

И что теперь делать?

Нижнюю губу Питера начало чувствительно покалывать, и он осознал, что теребил и щипал её всё время, пока занимался самокопанием. Вернувшись в настоящее, он быстро убрал руку и машинально обернулся, сразу же столкнувшись с ярко-синими и боже-нельзя-смотреть-так-проникновенно глазами. Ему следовало немедленно отвернуться, прервать контакт, или это должен был сделать Джеймс. Но ни один, ни другой взгляд не отводили.

Питеру чудилось, будто они стояли по разные стороны лезвия ножа, а вокруг была сплошная темнота, и из-неё доносились заглушаемые тысячей изоляций слова-пароли к режиму Зимнего солдата. Почувствовав, что его тело начинает неметь, Питер глянул на Старка — он сидел лицом к дисплею и полностью был сосредоточен на проекциях — и отвернулся.

— На сегодня всё, — раздался чересчур громкий голос Тони. Он снял блокировку креплений, и Барнс, сделав разминающие движения шеей и кистями рук, поднялся. Питер натянулся как струна. — Я бы советовал тебе поесть, показатели немного отклоняются от нормы.

Питер подскочил со своего места, с грохотом задев стол, и сразу наткнулся на две пары скептических глаз.

— Я тоже проголодался!

Барнс, всё ещё растирая запястье, прищурившись, взглянул на голограмму.

— Всё в порядке, мне надо потренироваться, а это лучше делать на голодный желудок.

— Я тоже туда собирался!

Тони недоверчиво поднял бровь, а Джеймс обречённо выдохнул и покачал головой. На лице у него можно было отчетливо прочитать надпись «идиот». Он только пожал плечами обратившему на него внимание Старку и направился к выходу, а Питер, неловко улыбнувшись наставнику, засеменил за ним.