За три дня он видел Питера один раз.
Он постучал, специально еле касаясь костяшками двери и как бы говоря «если не хочешь, не открывай». Была уже глубокая ночь, прошло больше суток, и Джеймс был уверен, что парень знал, кто стоит снаружи, и давал ему возможность проигнорировать себя. Но всё же он не мог перестать кусать губы и унять волнение, гуляющее внутри, словно сквозняк.
Один из способов успокоиться — досчитать от десяти до одного.
Десять. Девять. Восемь. Какая-то ересь. Семь. Мысленно он уже решил, что по истечении отсчета если и не успокоится, то точно оставит эту затею. На сегодня. Шесть. Тебе почти век, а ты нервничаешь из-за встречи с двадцатилетним парнем. Пять. Он ещё раз оглянулся, провёл по волосам, оттягивая их назад. Грёбанная неизвестность за этой дверью, вот что его пугало. Четыре. Хрень полная. В другой раз. И стоило повернуться боком, щёлкнул замок.
Питер выглядел, как… Питер. Тот же парень, с которым он провёл ничтожно мало времени, но достаточно, чтобы успеть запасть в душу.
Боже, как я скучаю по тебе…
Достаточно времени, чтобы не переставать думать о нём. Чтобы сейчас безмолвно стоять, понимая, что в голове полный вакуум, просто протянуть принесённую папку и увидеть, как парень вздрогнул от одного её вида. Тупой олень.
— Думаю, она должна быть у тебя. — Во рту и горле пересохло настолько, что даже слюна не образовывалась, чтобы смочить его. А папка будто увеличивалась в весе под пригвоздившимся к ней взглядом. И когда рука уже готова была опустить предлог для прихода, Питер всё-таки потянулся к ней и ухватил за край, а Джеймс не отпустил. Хоть такое косвенное прикосновение через то, что являлось своеобразным символом произошедшего и конкретно в данный момент проводником электрических разрядов. — Привет.
— Привет. — Настоящий парад неловкости. Не хватает сверчков на фоне. — Спасибо?
Парень нахмурился, наверное, сам не разобрав, почему у него вышла вопросительная интонация.
— Как ты? — Джеймс надеялся, что это прозвучало как можно более буднично. Надо же с чего-то начинать.
— Лучше. Наверное…, — дополнение было сказано будто самому себе, и стало ясно, что на сегодня всё. Диалог окончен. И Питер мог даже не продолжать говорить, отступая на шаг и прикрывая дверь, ручку которой он так и не отпустил. — Мне там нужно…
— Конечно.
Джеймс не стал дожидаться, пока просвет в комнату исчезнет. Он пришёл отдать папку — он это сделал. Хотел увидеть Питера — увидел. Убедился, что тот жив, цел. Что ещё сейчас можно от него требовать? Как ни странно, тот Питер был прав — после всего, он ничего Барнсу не должен.
— Джеймс! — Глаза прикрылись от окатившего облегчения вперемешку с наслаждением от своего имени, произнесённого этим голосом. Казалось, что он стал даже более мелодичным и звонким. Чистым. Питер в два счета оказался позади него. Как он так быстро преодолел расстояние? Вообще сейчас пофиг. И хоть тот и одёрнул руку, тут же положив её на локоть другой, но факт того, что он хотел дотронуться до Барнса, не остался незамеченным. — Дай мне время. Пожалуйста. — Я дам тебе всё, что ты попросишь. — Хорошо?
Джеймс бы потянул с ответом, чтобы ещё немного продлить этот момент, но он видел, как парню тяжело вот так стоять перед ним. И после кивка — конечно же, он согласился на это условие — Питер вернулся обратно. Коридор снова погрузился в мягкий мрак. Он сможет подождать, пока ситуация уляжется, пока Питер разберётся в себе. Сможет, несмотря на невыносимость этого подвешенного состояния, которое будто изнашивало его с каждой новой минутой.
Он не сомневался, что мстители с навестившим землю богом засели в гостиной и устроили тихую (или нет) посиделку. Поэтому меньшим из зол сейчас было прогуляться. И совсем не с целью, чтобы пересечься с Питером. Нет. Он пообещал себе, что не будет его выслеживать. Ему нужно предоставить личное пространство, будет готов — сам придёт. Это было правильно. Это было разумно. И это, однозначно, сводило его с ума.
— Ты не присоединишься? — Роджерс нагнал его почти у выхода. От голоса человека, которого он уже поистине считал родным, выдержка моментально пошатнулась. И Кэп, знающий своего друга как себя самого, просто подошёл и сцепил его в крепкое объятие, похлопав по спине. Джеймсу его так не хватало, а он этого и не замечал. Даже отвечать не нужно было, чтобы тот всё понял.
К тому времени, когда они дошли до Бэттери-парка, перекусив по дороге, город уже зажегся разноцветными огоньками. Из-за проливного дождя, закончившегося меньше часа назад, газоны с обычно нежащимися на траве парочками опустели, а влажные дорожки блестели в свете фонарей. По закону жанра после шторма наступил штиль, и тихая водная гладь сейчас напоминала тёмный агат.
Укромный парк на юге Манхеттена был неким оазисом посреди городской пустыни. Шум мегаполиса мельтешил где-то на заднем фоне, но при желании от него можно было полностью отгородиться. Там же, позади, остались отвлеченные разговоры ни о чем. Теперь в сокровенном уединении свежая прохлада будто проникала через нос в черепную коробку, подхватывая осевшие в ней мысли, и Джеймс почувствовал, как слова сами рвутся наружу, ищут поддержки, понимания.
— Прекрати притворяться героем. — Покатав их на языке, Баки как-то совсем обреченно усмехнулся. Он знал, что Стив будет ждать пояснения столько, сколько потребуется. — Фримен сказал мне это на крыше, а я повторил эти же слова Питеру. На эмоциях…
Он смотрел сквозь отражение Статуи Свободы, проваливаясь в пучину. Стив был единственным, на кого он мог сбросить грузящее так давно откровение, в котором было стыдно признаться самому себе. Он посвятил жизнь другим людям, которым не было до него никакого дела. Пока они приходили домой с работы к семьям, поступали и заканчивали университеты, праздновали дни рождения и Рождество, он беспрерывно мотался по поручениям ЩИТа. И теперь Джеймсу просто хотелось позволить себе каплю здорового, как ему казалось, эгоизма.
— Я не притворяюсь героем, Стив, но… блять, я так устал им быть. Я устал от вечной погони за тенью. Устал заглаживать своё прошлое. Я вроде и перестал быть машиной, а на мне как ездили, так и продолжают ездить…
Стив облокотился на периллу небольшого, но широкого моста, смотря в том же направлении, только не на отражение, а на саму достопримечательность.
— Пока будет существовать добро, злу будет, что ему противопоставить. — Несвойственная премудрость, как и ожидалось, заставила Баки дёрнуться и оторвать взгляд от водной глади. — Любимое замечание Вижена. — Не стал присваивать себе цитату Роджерс, с удовольствием отметив чуть расслабившееся лицо друга. — Сколько бы мы ни боролись, оно будет выползать на поверхность. Мы имеем право на передышку, Бак. Никто тебя не осудит, у всех есть что-то помимо работы.
Джеймс, не до конца веря в услышанное, мотнул головой.
— Ты бы видел лицо Фьюри, когда я высказался против участия в операциях! — Просто нужно было присыпать скептицизма, чтобы окончательно не разныться. Всё-таки из них двоих с детства роль нуждающегося в утешении принадлежала Стиву.
— К черту Ника. Вот уж кто бы к превеликому удовольствию загнал бы нас в стойла, как лошадей. Ты точно заслужил взять отставку настолько, насколько посчитаешь нужным.
Рука весьма ощутимо приложилась о плечо Джеймса, а затем потянула на себя. Хлебом не корми, дай пообниматься. Баки нарочито поёрзал в этом крепком объятии. Нужно было брать себя в руки, пока он совсем не превратился в кисель. Но, несмотря на желание перенаправить разговор в более непринужденное русло, нельзя было игнорировать ещё одну деталь.
— Что с Рамлоу? — Джеймсу не нужен был ответ. Поникший вид Стива с самого возвращения говорил об исходе достаточно красноречиво. Он спросил на тот случай, если Стиву нужно было выговориться.
— Мёртв. Подорвал себя. Тони успел накрыть его пластинами. «Веронике» пришёл конец, зато никто не пострадал.
Можно было бы дать подзатыльник, сказать, что он — не Фьюри, что не просил отчет о миссии. Но разлады со Старком друг предпочитал запечатывать за дверьми их отношений. По сути, так и должно быть. Да и догадаться обо всём самому было не сложно. Видимо, не заметив на лице Стива особой радости от смерти врага, Тони стал рвать и метать. Брок был для него не меньшим химическим реактивом, чем сам Баки в далёкие годы.
