Питер прошел три квартала, поднялся по железной лестнице с торца кирпичной пятиэтажки и постучался в железную дверь. Пара секунд, и с обратной стороны послышались щелчки задвижек. Он сам открыл дверь и прошел внутрь. Квартира представляла собой одну большую тёмную комнату, являющуюся и гостиной, и спальней, и кухней. Услышав звуки бьющейся о кафель воды в ванной, он подошёл к дивану, кинул на него куртку и присел рядом. На журнальном столике стояла наполовину опустевшая бутылка рома. Питер сделал большой глоток прямо из горла и откинулся на жесткую кожаную обивку, развалившись поудобнее. Вода стихла, и почти сразу открылась дверь, выпуская в комнату густые пары. Тяжелые шаги приблизились сзади, и на плечи опустились чужие руки. Питер, закрыв глаза, запрокинул голову и отдался наслаждению от довольно жесткого массажа.
– Ты меня удивил, малыш, ты же обычно проводишь выходные в запое, – при звуке грубого голоса в паху сразу начало закипать возбуждение.
– Решил предпочесть твою компанию, – как всегда краткий ответ. Питер в принципе особым красноречием не отличался, тем более он сюда не за болтовней пришёл. Мужчина, натянувший джинсы на мокрое тело, но оставивший их расстёгнутыми, наклонился к уху Питера и болезненно прикусил за мочку, – давай уже.
Глухой приказ, а не просьба.
Руки исчезли с плеч, спустились вниз и, обхватив Питера по бокам, подтянули наверх так, чтобы голова теперь свисала с дивана и оказалась как раз напротив расстегнутой ширинки. Мужчина провел большим пальцем по верхней губе парня.
– Открой ротик, сладкий.
Питер подчинился, и по самые гланды в него вошёл большой требовательный член.
Из его горла не вырывалось ни звука. Ни тогда, когда его трахали в рот, ни тогда, когда, прижав к стене или холодному полу, вбивались в зад. Питеру нравилось чувствовать себя куском мяса, нравилось то, как пачкают его тело, делают его ещё более грязным. Он приходил сюда раз в неделю или две и позволял Уэйду делать с ним всё, что тому придёт в голову, главное никакой нежности, взгляда глаза в глаза и поцелуев.
Он не до конца понимал, зачем ему это нужно было, да и просто не хотел копаться в себе. Если бы он начал задавать себе такие вопросы, то давно бы свихнулся. Зачем он забывается в барах, заливаясь алкоголем? Зачем он нюхает кокаин, когда Гарри приносит его на встречи без Гвен? Зачем хамит всем вокруг? Зачем позволяет использовать своё тело? Это грёбаная психическая ловушка. Ему нравилось чувствовать себя мерзким.
Сколько он себя помнил, а именно лет с десяти, это ощущение всегда было с ним. От него было не отмыться, не откупиться обретенными деньгами приёмного отца, его было не перекрыть окружающей заботой.
Когда Тони взял его к себе, Питер очень долго молчал. Первое слово он произнёс только спустя полгода, когда осознал, что ему ничего не угрожает. Не путать с чувством безопасности. Это была просьба поесть – не когда надо, а когда просто захотелось.
Отец уделял ему много внимания, обучал основам начальной и средней школы, потому что ребёнок боялся выйти за пределы башни. У Питера были нереальные способности к науке и аналитике, он сразу вникал во всё, что прочтет или услышит, и информация навсегда откладывалась в подкорке. И постепенно всё начало приходить в норму. Страх перед посторонними людьми уходил, и у них дома стали всё чаще появляться те, в ком Питер узнавал людей из телевизора или журналов. Это были Мстители. Герои Америки.
В четырнадцать лет он узнал, что Тони Старк – Железный человек, но никакой реакции за этой новостью не последовало. Уже тогда ему не было до этого дела. Как и не было дела до остальных супергероев. Собственно говоря, именно частое их пребывание в доме, стало толчком выхода Питера на улицу. А когда отец объявил о помолвке со Стивом Роджерсом, Питер сказал: «Я хочу пойти в школу».
И вот тогда всё закрутилось. В старшей школе, Питер почувствовал свою вседозволенность, своё влияние на окружающих. Девчонки намокали, как только он подъезжал к главным воротам на своём личном лимузине. Парни из штанов лезли, чтобы завести с ним подобие дружбы, но в итоге всё это нельзя было назвать никак иначе, как обычное пресмыкание. Он начал ходить на вечеринки и там впервые попробовал алкоголь, ему понравилось это состояние. Когда вокруг всё смазывается, когда ты не можешь вспомнить свое имя, когда на твоих коленках сидит самая красивая девчонка школы, и тебе плевать на неё, но ты позволяешь ей гладить свой пресс под футболкой. А потом трахаешь её в туалете и оставляешь там же сидеть на полу, как использованную вещь. Мерзкое ощущение пробирается под кожу и вскрывает набухающий там уже лет шесть гнойник. И на какое-то мгновение ты понимаешь, что поменялся бы с ней местами.
И случай не заставил себя ждать. На одну из таких вечеринок у Флэша заявилась компания из другой школы. Ничего нового, очередная серая масса, но все они крутились возле одного парня. И стоило Питеру встретиться с ним глазами, в зрачках обоих заплясали демоны. Это был Гарри Озборн. И они были на равных.
Гарри вывел его в большой мир. Познакомил с самыми отбитыми детишками богатых родителей и знаменитостями. На каждой тусовке они появлялись вместе, и каждый раз отрывались так, будто это был их последний день на Земле. Проблема была только в том, что Питер на утро (ну, максимум к обеду) был уже бодрым, а вот Гарри лежал прибитый к постели весь следующий день, поэтому такие мероприятия устраивались раз в неделю и только на выходных. Отец Гарри не позволял сыну прогуливать занятия.
Тони, конечно же, тоже, но Питер научился манипулировать и его чувствами. Ангельский голосок, хлоп-хлоп печальными глазками, и вот Тони Старк уже плывёт. Главным уговором было сдавать экзамены на отлично, а также высчитать, при каком количестве посещений его могут отчислить, прибавить к нему пару дней и хотя бы столько раз появляться на занятиях.
И вот после завершения старшей школы, они с Гарри решили заскочить на устроенный в подвальном помещении рейв – кто-то решил отдать дань уважения девяностым. Но меньше чем через час в чрезмерно набитом подростками помещении стало невыносимо находиться, и Питер вышел на улицу, чтобы проветрить голову. Облокотившись на кирпичную стену, он вдруг понял, что стоит там не один. В непроглядной тьме было невозможно что-то разглядеть, но он чувствовал чужое присутствие. Он посмотрел по сторонам, а затем вдруг наверх. Со второго этажа, облокотившись на железные перилла, на него смотрел черный силуэт. И Питер слышал от Гарри, кто живёт в том здании за конкретно той дверью. Совсем немного нервничая, он оттолкнулся от стены и подошел к основанию лестницы. Силуэт повернул к нему голову. Чем выше Питер поднимался, тем больше свет луны падал на мужчину. Короткие волосы, овальное лицо, черные лисьи глаза и голый накачанный торс.
«Что забыл тут, пупсичек?»
«Я.. я хочу воспользоваться услугой»
«Сколько тебе лет, милашка? Я не оказываю услуги несовершеннолетним»
«А сколько лет Бенджамину Франклину?»
«Тоже маловато, нужно как минимум десять таких… другой разговор, заходи»
С тех пор он и ходил сюда за новой дозой ощущений несколько раз в месяц. Уэйд не задавал вопросов и просто выполнял отведенную ему роль. Иногда, правда, его пропирало на разговоры, но Питер их моментально обрубал. Трахай, а не пизди.
Это была единственная вещь, которую Питер не обсуждал с другом, помимо случившегося с ним в детстве, конечно. О том, откуда его вытащили, знал только отец. Ну и, возможно, Стив, раз уж они были женаты. Хотя по поведению последнего этого с уверенностью сказать было нельзя. Никакой жалости в глазах. И если Тони прощал выходки сына, списывал их на следствие пережитого, то Стив старался быть строгим и справедливым. Вечно досаждал своими нравоучениями и отчитывал его за образ жизни, но каждый раз все аргументы врезались в стену в глазах Питера, на которой большими буквами было написано «мне похуй».
Не смотря на развалившегося на диване мужчину, Питер быстро нацепил валяющуюся на полу одежду, отряхнулся и прошёл к выходу. Перед дверью он достал кошелёк и начал отсчитывать нужное количество купюр.