Да, Миша так и сказал, а потом ещё что-то про технику безопасности объяснял. Нет, это не Миша объяснял. Это объяснял ОН, а потом стоял и улыбался. Хотя, нет, не улыбался. Нет, все-таки улыбался! Или... Стоп. Получается что? Она совсем запуталась. Что получается-то? Получается, что это ОН объяснил Мише про "последствия", а потом ещё и САМ пришёл к ней домой. А, может быть.... Всё-таки... Может быть, он пришёл, чтобы увидеть её, Людмилу? Она приложила ладони к пылающим щекам. Нет, не может быть. Просто человек выполнял свою работу инженера по технике безопасности, вот и пришёл. Только и всего!
Опять хлопнула дверь. Людмила вытянула шею, чтобы посмотреть, как ОН будет спускаться по ступенькам крыльца. Но из подъезда вышли... Оксанка и Татьяна. Что за дела? Стол накрыт, чайник согрелся, а они куда-то идут!
Людмила отодвинула занавеску, влезла на подоконник и попыталась открыть форточку. Но ничего не получилось. Ручка на форточке держалась на одном шурупе вместо трёх и давно уже плохо поворачивалась. Людмила дёрнула сильнее. Форточка не открывалась. Прямо день невезения какой-то!
Совсем недавно, а точнее вчера вечером, мама сказала, что если бы был в доме мужчина, то всё было бы по-другому: и форточка закрывалась бы, и ножка у тумбочки была бы на месте, и вообще.... После этого "вообще" она выразительно посмотрела на дочь. От этих воспоминаний Людмила разозлилась - она и сама может тумбочку отремонтировать, а ещё возьмёт отвёртку и прикрутит эту проклятую ручку. Вот только крикнет девчонкам, чтобы они не уходили, а потом пойдёт искать отвёртку, вот сейчас ....
Оконная ручка вдруг отвалилась от форточки вместе с шурупом, который нужно было прикрутить. Людмила беспомощно взмахнула руками, потом ещё раз и ещё, потеряла равновесие, схватилась за занавеску, но не удержалась и полетела вниз.
Она успела зажмуриться и подумать:
- Сломаю шею на собственной кухне! Дура!
Она упала, но как-то странно: ни обо что не ударилась, ни за что не зацепилась. Людмила открыла глаза, увидела криво висящий карниз, и поняла, что стоит на полу, а сзади кто-то - вот наглость - крепко обнимает её и прижимает к себе. Людмила возмущенно высвободилась из объятий этого кого-то и быстро повернулась. Перед ней стоял Виктор Петрович.
- Странно. Почему он не ушёл? Опять будет смеяться, - вихрем пролетело в голове. Людмила посмотрела на зажатую в кулаке занавеску. - Как глупо! Он подумает: что за ненормальная! Весь день падает. Днём в автобусе, сейчас вот с подоконника. Ужас, ужас, ужас.
Виктор Петрович молчал и смотрел на неё. На озере Байкал под лучами солнца невыносимо сверкала вода. У Людмилы перехватило дыхание. Чего он так смотрит? Пусть уходит уже. Она и так замучилась от стеснения и непонятного волнения. И где Оксанка? Почему она ушла? Как она могла уйти? Вот что теперь делать? Оксанка бы знала! Она умеет очаровывать мужчин. А она, Людмила, ничего не умеет и не знает. Правильно говорит мама: - Ты, Люда никогда ничего не...
Неожиданно Виктор обхватил ладонями её лицо, наклонился и поцеловал. А потом ещё и ещё раз. Это было так неожиданно и так - как бы это выразиться? - приятно, вот как это было, и он ей так нравился, что Людмила не смогла сопротивляться.
Они стояли посередине кухни и целовались. Он её обнимал. Людмила ощущала на своих губах его губы, слышала, точнее, чувствовала даже сквозь свитер, как стучит его сердце, и ей хотелось, чтобы так было всегда. Всегда. Всегда. Всегда. Да. Да. Да. Виктор вдруг отстранился и спросил:
- Люд, выходи за меня, а?
- Что?
Она растерялась. Как это - выходи? Он, наверно, пошутил. Она же не такая стильная, как нормировщица Вика, и совсем не активная, как Оксанка. И панталоны эти. И свитер старый. Людмила вдруг увидела себя, как бы, со стороны, в потёртых джинсах и голубом свитере. Отвратительно. Женщинам в таком виде мужчины не делают предложения о замужестве, тем более бывшие офицеры, тем более те, у которых "дело". Всё правильно, он решил просто пошутить. Людмила опустила голову. Виктор внимательно посмотрел на неё и, понял всё по-своему.
- Чёрт! - пробормотал он и стукнул себя по лбу. - Понимаешь, Люд, я последний раз делал предложение двадцать лет назад, и совсем забыл, как это делается. Я тебя как увидел в первый раз, так сразу понял - вот...
Виктор замолчал. Она поморгала глазами, чтобы прогнать навернувшиеся слёзы.
Вот? Что это значит? Что "вот"?
Он осторожно поцеловал её в висок и тихо сказал:
- Я тебя люблю.
Сердце остановилось, потом подпрыгнуло, а потом упало куда-то вниз, наверно, в пятки. Или это душа уходит в пятки, а не сердце? Как правильно? Людмила забыла. Вот оно! Свершилось! Он её любит? Неужели это правда?
- Люд?
Она хотела сказать, что тоже любит его, любит давно, и, как ей казалось, безо всякой надежды на взаимность, что она, конечно же, согласна быть его женой, но все слова, как назло, вылетели из головы. Людмила попыталась что-то сказать, но не смогла, замерла и уставилась на него. Мужчина, о котором она столько времени мечтала, опять всё понял не так.
- Поня-я-ятно, тогда извини, - сказал он, опустил руки и сделал шаг назад.
Людмила вдруг осознала, что он сейчас уйдёт. Хлопнет дверь, простучат каблуки по ступенькам, а она останется одна. От отчаяния, что она всё разрушила и опять сделала что-то не так, Людмила вдруг вышла из оцепенения и заговорила, запинаясь и путаясь в словах:
- Нет-нет, не понятно. Не понятно. Я тоже... В смысле... тоже. В смысле... люблю тебя. Вот.
Она шагнула к нему и неловко обняла, ткнувшись носом в плечо.
Занавеска, край которой она до сих пор сжимала в руке, и про которую совершенно забыла, дёрнулась. Карниз протяжно скрипнул, покачался на одном штыре и с грохотом упал на пол, смахнув с подоконника цветочный горшок и банку с чайным грибом. Следом упал кусок штукатурки, обнажив какой-то провод.
