- Всё, - пронеслось в голове Людмилы Алексеевны. - Всё.
Когда Виктор Петрович и Миша обернулись на шум, то они увидели, что всеми уважаемая экономист первой категории лежит в проходе между задними сиденьями ПАЗика с лицом, прикрытым, как паранджой, то ли сиреневой, то ли бордовой - не мужское это дело различать такие тонкости - тканью, стонет, вращает глазами и беспомощно перебирает ногами.
Потом водитель и Виктор Петрович за руки тянули её из прохода, усаживали на удобное сиденье и успокаивали. Перепуганный Миша извинялся, совал ей в руки "боярку", сочувствовал и божился, что такое с ним случилось впервые. Но Людмила Алексеевна молчала, смотрела куда-то вниз, крепко прижимая к груди салатницу и вазу, и водитель аккуратно пристроил шапку ей на голову.
Виктор Петрович тоже помогал, усаживал, сочувствовал и пристраивал, но от этой помощи и сочувствия ей стало ещё хуже.
- Всё. Всё. Всё, - стучал в голове невидимый молоточек. - Всё. Всё. Всё.
Потом они бесконечно долго, как показалось Людмиле Алексеевне, ехали назад. Весь обратный путь прошёл в полном молчании. Виктор Петрович ни разу не повернулся и не посмотрел на неё тем самым взглядом, каким смотрел раньше. Людмила Алексеевна мрачно уставилась в окно ПАЗика. По тротуарам шли люди. У автобусной остановки мужчина в пуховике продавал мимозу. Жёлтые шарики стыли на ветру, и он заворачивал хрупкие веточки в целлофан, как будто от этого им будет теплее. Пошёл снег. Сначала он ложился белыми праздничными хлопьями на деревья, кусты, крыши автомобилей, людей, землю, асфальт, а потом погибал под ногами людей и колёсами автомобилей и превращался в противную грязную жижу.
Наконец доехали до конторы. Мужчины остались выгружать и заносить подарки в актовый зал, а она пошла к себе в кабинет. Из последних сил Людмила Алексеевна поднялась по лестнице, закрыла дверь на ключ и рухнула на стул. Головы не было. Вместо неё на тоненькой верёвочке-шее болтался воздушный шарик, готовый в любую минуту лопнуть и разлететься на жалкие кусочки.
Всё. Всё. Всё.
Людмила Алексеевна застонала и обхватила ненавистную голову руками. Ну, почему? Почему? Почему ей так не везёт? Почему она не сняла эти проклятые панталоны? Почему? Как она сможет посмотреть в глаза Виктору Петровичу? И перед Мишей стыдно. Ужас!
Она посидела немного, потом сняла пальто и шапку, кинула их на стол и подошла к окну. На улице всё падал и падал снег. Он наверно не знал, что зима закончилась, и его белый праздник уже никому не нужен.
- Весны не будет, - с тоской подумала Людмила Алексеевна и уже хотела отвернуться, но вдруг услышала смех. Она посмотрела на крыльцо конторы и увидела, что там, пытаясь спрятаться под козырьком от порывов ветра и валившего снега, курят мужчины.
Среди них был водитель Миша.
- Ну, вот, уже смеются, - она была уверена, что водитель описывает сегодняшний случай в автобусе.
Смеются.... И правильно делают. Она тоже смеялась бы, если бы кто-нибудь рассказал ей что-нибудь подобное. Людмила Алексеевна решительно встала и нахлобучила шапку. Решено. Ни на какой вечер она не пойдёт. Не по-й-дёт. Все будут сидеть, сочувственно смотреть на неё и смеяться за спиной. Она этого не перенесёт. На сегодняшний день хватит. Она пойдёт домой, а потом попросит маму отнести заявление об увольнении и больше никогда сюда не придёт. Ни-ког-да. Да, это самое правильное решение.
Людмила Алексеевна быстро надела пальто и достала из стола кружку с изображением лошади. Эти кружки пару лет назад от имени руководства вручил всем женщинам конторы председатель профкома Юрий Борисович. Тогда тоже, кстати, было торжественное собрание в честь Женского дня, а потом вечер и танцы. Было весело. Людмила Алексеевна уставилась на произведение китайских тружеников. У лошади на кружке были неестественно длинные ноги и грустные жёлтые глаза. В носу защипало, и слёзы сами собой покатились по щекам, увлекая за собой тушь для ресниц.
- Остановись, потерпи до дома, - приказала сама себе экономист первой категории. - Ещё не хватало здесь сидеть и реветь.
Она кинула кружку в сумку и ещё раз посмотрела вокруг: не забыла ли чего? На столе осталась только коробка из-под конфет "Рафаэлло", которую Людмила Алексеевна приспособила под скрепки, карандаши и прочую канцелярскую мелочь. Слёзы опять подступили к глазам, но она решительно застегнула "молнию" на сумке, встала и осторожно выглянула в окно. На крыльце и во дворе уже никого не было.
Тогда она быстро выскочила из кабинета, захлопнула дверь и, тревожно озираясь по сторонам, как вражеский шпион из старых советских фильмов, стараясь не стучать каблуками, пробежала по коридору и буквально скатилась по лестнице. Потом так же осторожно выглянула во двор. Там всё ещё никого не было. Только ветер гонял по замерзшей земле снег и чёрный целлофановый пакет. Пакет противно скрипел и шевелился, как живой. Людмила Алексеевна посмотрела на него, прислушалась и рванула к воротам. Последний раз она так бегала, наверно, в классе десятом. Или в девятом? Нет, в десятом. Ей тогда, во что бы то ни стало, нужно было получить "пятёрку" по физкультуре, потому что эта отметка шла в аттестат.
- Людочка? А что ты так рано? - удивилась мама.
Людмила вяло махнула рукой и пожала плечами. Это могло означать что угодно. Рассказывать маме про сегодняшние события не было ни сил, ни желания.
- Меня Фроловы пригласили провести выходные на даче. Они сейчас за мной заедут, - торжественно объявила мама. Она стояла у высокого старого трюмо и подкрашивала губы.
- Они - это кто? - равнодушно спросила Людмила и присела на тумбочку для обуви.
- Люда, ты меня не слушаешь. Как это кто? Фро-ло-вы! Борис Михайлович и Эльвира Сергеевна, конечно. Не сиди на тумбочке, у неё ножка шатается. Я там курочку приготовила, возьмёшь в духовке, в холодильнике - салатик. Поняла? Я приеду в понедельник.
Хлопнула входная дверь.
- Вот и хорошо, - подумала Людмила. - Не придётся ничего рассказывать и объяснять, а потом выслушивать советы: как нужно было себя вести, что говорить, куда смотреть, где сидеть и как сохранять достоинство. Горячая ванна, вот, что сейчас нужно, просто жизненно необходимо, очень горячая, а потом старый байковый халат, постель и никаких мыслей, только сон и всё.
