— Зачем? Ведь в степи есть колодцы?!

— Затем, что, опережая отряд чужаков на день пути шли люди твоей общины и забивали эти колодцы дохлятиной. На третьи сутки преследования наши напали ночью на лагерь чужаков и всех вырезали. Организовал ту ночную атаку на пулеметы, кстати, отец Савус, тогда еще совсем молодой монах. Ошибку же «Скифов» больше никто не повторял. А теперь помолчи, и подумай над всем, что услышал.

Четыре недели прохлады и покоя, бесед с послушниками, или просто выпас двух наших козочек на пастбище, и, конечно же команд, типа — «Мангума стой! Мангума направо и три шага вперед. Мангума, пригнись. Мангума, прыжок на полтора шага в сторону…».

А через три недели послушник Мангума приносит часть обетов. И после произнесения Символов Веры и Слова Послушания ему разрешают снять повязку с глаз — теперь он считается прозревшим. Теперь он может работать на благо Ордена, и выполнять ту же несложную работу, но уже не требующую поводыря. Что то вроде сбора утренней мочи для выделки кож, работ в огороде, посадки и поливка деревьев или сооружение каменных или глиняных заборов там, где деревья расти не могут. А еще молитвы — молитвы в свободное время, которого у него почти что и нет. Через 10 лет ему будет подчинятся любой из полубратьев, любой из послушников, и даже любой из старейшин. Но тому, кто будет вправе повелевать надо сначала самому научиться подчинению. Мангума Изот Дастрахан подчиняется.

Вижу мальчика снова через месяц на его последнем и главном испытании.

— Послушник Мангума, готов ли ты стать частью Ордена? — Спрашивает его хорек-Савус.

— Да, отец

— Чем ты готов доказать верность Ордену?

— Жизнью Отец.

— Доказывай.

Мангума испуган и растерян. Его об этом не предупреждали. Он стоит лицом к нам на крепостной стене. Взгляд назад, за стену — а там, внизу, на расстоянии в 4 копья, темная поверхность дворика.

Солнце только встает и то, что внизу трудно разглядеть.

Мангума Изот Даст Астрахан, 15 лет от роду, раскидывает руки подобно распятому Христу, смотрит на солнце. Он словно хочет умереть, глядя на встающее солнце.

Его лицо вдруг приобретает спокойное и отстраненное выражение. Затем глубокий выдох и он начинает медленно заваливаться назад.

Соприкосновение с поверхностью, и послушник Мангума для нас умирает, а его тело уходит дальше и дальше в яму, которую прикрывала слегка натянутая грубая мешковина.

А несколько мгновений спустя, в яму, которая мягко приняла тело 15 летнего послушника, по лестнице спускаются два монаха.

Слышим — Жив! Без сознания!

Один вновь появляются из ямы, держа в руках накидку бедного послушника, и оставляя его самого там голым.

Второй задерживается, но лишь затем что бы пару раз треснуть сомлевшего по щекам и сунуть ему под нос «вонючку».

А через минуту, когда становится ясно, что упавший в яму пришел в себя хорек-Саввус продолжает обряд посвящения:

— Где послушник Мангума? — Спрашивает он громко, глядя в пустоту. Стоит он так, что со дна ямы, на фоне восходящего солнца его очень хорошо видно.

— Умер! — Отвечаем мы хором. Нас всего двадцать, но когда нужные слова произносятся дружно, из разных концов дворика, кажется, что Савусу отвечает множество людей.

— Где брат Мангума?

- Родился! — Радостно орут все двадцать глоток.

— Брат Мангума, нагими мы уходим из этого мира и нагими мы в него приходим. Сегодня умер сын крестьянин Мангума Изот Даст Астрахан, и сегодня родился брат Мангума.

Дрожащий и голый парень вылазит из ямы. Подбородок его дрожит, а сам он судорожно озирается. Практически каждый из братьев узнает в нем самого себе, того, каким был 10, 15, а то и 20 лет назад.

На голого парня набрасывают нормальную монашескую рясу и суют в руки чашу с вином Посвящения.

Новорожденный Брат Мангума хлебает из чаши и оседает. Обряд бывает разным, но общая канва одна и та же — смерть послушника и рождение брата.

Наша жизнь сурова и жестока, и не каждый умеет ловить, улавливать и греть свое сердце тем немногим прекрасным и добрым, что есть на свете. Тяжелая ночь дознания, когда тебя оскорбляют, молят, угрожают и снова оскорбляют. И нужно сохранять голову холодной, не забывать, что ты все таки Ищущий истину, а не душегуб или садист. Что может помочь не рехнуться, и не сойти с ума окончательно? Только что то прекрасное и доброе, чем ты наполнил свое сердце, перед тем как зайти в каземат: улыбка пробегающего мимо ребенка, или одинокий красный цветок на ярко-зеленой лужайке, или как сейчас — рождение Брата. Спасибо тебе Брат Мангума. Тебя мне хватит надолго.

Первое. Осколок прошлого. Ян Гутман.

Мистер Гутман, товарищ Гутман, господин Гутман, кводо Гутман — к нему обращались по-разному. Хотя лично Яну Гутману нравилось обращение — господин Гутман.

И он был по-своему уникальным человеком, этот самый господин Гутман.

Конечно же, он был очень образован. Но мало ли в мире образованных евреев или китайцев?

А еще он был не беден. Но это тем более не делало его уникальным. В мире куда больше богатых людей, чем обычно принято считать.

Его происхождение и гражданство? — Да, вещь, безусловно, забавная и интересная, но вовсе не такая уж и уникальная.

Уникальность Яна Гутмана была в другом. Он умел задавать вопросы.

Говорят, что дурак может столько вопросов задать, что ни один умный не ответит. Но это не относилось к господину Гутману, как к человеку, безусловно, умному.

Еще говорят, что бы задать вопрос — надо знать большую часть ответа. Это тоже, правда. И это так же не относилось к господину Гутману, который простой фразой, вопросом, мог перевернуть дело с ног на голову, и заставить взглянуть на проблему совсем под другим углом.

Китайская республика, то есть в просторечии Тайвань, это небольшое государство. Ну а государств, которые признают его независимость еще меньше: Панама, Гондурас, Парагвай, Гаити, несколько карликовых островных государств, и конечно же, Ватикан!

Сын посла Китайской республики в Ватикане и дочери ортодоксальнейшего иерусалимского раввина должен был непременно родиться в самой лучшей больнице на земле — в Hau Sheng Hospital, расположенной в центральном районе Тайбея, — именно так хотел отец будущего ребенка.

Но говорят, если хочешь рассмешить Богов — поведай им о своих планах. Как это часто бывает с роженицами — все пошло немного не так, как планировалось в начале. Перелет госпоже Гутман дался очень тяжело, и воды отошли еще в воздухе, когда самолет только пролетал над Индийским океаном. Результатом такого, несомненно, радостного, но однозначно преждевременного события, стало появление на свет маленького Яна Гутмана на борту израильского самолета компании Эль Аль в аэропорту Тайбея.

Мама — молодая переводчица из семьи богатого тель-авивского каблана (застройщика), отец — начинающий седеть дипломат, чьи предки последние несколько сот лет жили на территории Кантона — сердца Южного Китая, место знакомства родителей — прием у наместника Святого Петра по случаю официального праздника — Дня всех святых, а место рождения — израильский самолет в аэропорту Тайбея.

Единственного отпрыска мужского пола двух очень не бедных и очень влиятельных семейств любили дедушки и бабушки, и тетушки и даже дядюшки, как в Тайбее, так и в Хайфе

Его родители развелись, когда мальчику было около 10 лет, не ссорясь и не ругаясь, по-доброму, оставаясь друзьями. Просто папа давно уже был переведен на Родину, а мама к тому времени получила повышение в «Техниконе». А, кроме того, что бы быть откровенным, свое слово сказала и природа. Если длительную разлуку 60-летний господин Жао переносил довольно легко, то Соне Гутман, в силу возраста (а ей к тому времени было чуть больше 40) и темперамента — разлука давалась тяжело, а воспитание и нравственные принципы не позволяли опускаться до регулярного и систематического адюльтера.