Далее игроки по очереди передвигают фишки на свободные места вдоль линий, также стараясь построить мельницу и забрать фишки противника.

— И?

- И все. Но только пойми, что игра на уничтожение начинается не тогда, когда стороны начинают двигать пешки по доске, а в тот момент, когда они устраивают гонку за лучшие стартовые позиции.

Война, по сути, ничем не отличается от этой игры. Она может идти долгие годы, и почти никто не умирает, не стреляют богопротивные винтовки, а ее горячая фаза займет лишь пару недель или месяцев.

— А если я откажусь ходить? Играть в войну?

— Да, случаи такого редкого идиотизма тоже бывают. Но игра это все-таки не война. Это, играя в «мельницу» можно прервать партию, отказаться ходить дальше. Но если ты отказываешься «ходить» по-настоящему, в миру, а не на доске, то противника это не остановит. Он просто быстрее выстроит свои силы, без помех с твоей стороны, и начнет атаку с выгодных позиций.

Обычно это называется потерей инициативы.

— Я подумаю над этим, учитель.

- Молодец, мой мальчик.

— Почему?

— Молодец потому, что не сказал — я понял, а сказал — я подумаю. Думай. Но тут прохладно, а мы засиделись. Начинай работу. Три шага вперед и полшага влево. Если хочешь — читай молитву. Ту, что помогает задать ритм.

Ноги подростка снова начинают топтать виноград.

Ягоды лопаются, и красная кровь, хлюпая под его ногами, небольшими фонтанчиками вырывается между пальцами, что бы затем тонкой струйкой по желобку из чана стечь в стоящую рядом бочку.

А еще через несколько секунд в подвале одной из хозяйственных построек 7-й цитадели раздается:

Господи, помилуй, Господи, прости! Помоги мне, Боже, крест мой донести Я — великий грешник на земном пути, Господи, помилуй, Господи, прости!…

Подросток читает нараспев, стараясь поднимать и опускать ноги в ритм произносимым словам.

Это любимая молитва его наставника, куплетов в ней много. Винограда, впрочем, еще больше.

20 июня 55 года Эры Пришествия Пророков

Человек радовался.

Его ждало дело. Дело — не настолько опасное, как зачистка сектантов в Седьмой цитадели, куда пойдет в основном молодежь из бригады Румянцева. Но и не настолько безопасно-скучное, как сидение за периметром Технограда, в попытке сотворить невозможное из гомна и палок.

Он то, старший мастеровой Ян Малевский, это прекрасно знал. Два трактора общины и другая работающая техника — она теперь может только уменьшаться. Общий износ не позволяет ее восстанавливать, «каннибализировать», или проводить с ней иные извращения… Кроме одного — ремонта. Ремонта — вечного, бессмысленного и беспощадного.

Он это понимал. И его шурин это понимал, и троюродный брат, и брат жены это понимали, но все равно ожидали от него невозможного. Ожидали чуда. И он его творил. Творил из года в год, каждую посевную и уборочную, заменяя изношенное обветшалым, комбинируя рапсовое масло и этиловый спирт с присадками в качестве топлива, проводя ревизию того, что есть в загашниках Технограда и что принесли в качестве греховного дара посланцы Ордена.

Но работать, зная, что лучше не будет, очень тяжело. Все равно, что вести тяжелого больного, зная, что кривая его самочувствияможет двигаться только вниз. Не вверх. Но вниз и только вниз. И от тебя лишь зависит, под каким углом будет падение — под плавным, и тогда есть надежда, что все окончательно рухнет при твоем сменщике лет через десять. Или под острым, когда техника начнет сыпаться тут и сейчас.

Он не был незаменимым. Как ответственный человек он подготовил достойных сменщиков — своих сыновей.

Просто он, старший мастеровой Ян Малевский, устал быть волшебником, устал творить чудеса. Ведь чудо, по сути, это нарушение законов логики и природы. А регулярно обманывать природу — тяжело.

И именно поэтому он, старший мастеровой Ян Малевский, сам вызвался быть командиром группы — одной из двадцати, которая будет блокировать подходы к Седьмой цитадели со стороны степи.

Конечно же, временно. Конечно же, по окончании военных действий, и занятию Седьмой цитадели, он (кто бы сомневался!) вернется к старой работе.

Ему ли было не знать, что нет ничего более постоянного, чем временное?!

Человек смеялся.

Смеялись и другие командиры боевых звеньев собранные на то, что Шая Голощекин назвал инструктажем.

— Да, прошу не ржать! Сектанты опасны и, что самое неприятное, мы не можем оценить в полной мере степень их опасность.

— А что они могут сделать против доброй винтовки?

— Не знаю. — Молчание повисло в комнате, а Голощекин подложил, — да, я не знаю, что они собираются нам противопоставить, раз пошли на конфликт. А потому — крайняя, повторяю, крайняя осторожность и не доверие ко всему. Буквально ко всему.

Сейчас Обитель Веры открещивается от Седьмой Цитадели и Домиция, и отдает ее нам.

Отдает ее, а вернее право ее взять и там остаться. А еще отдает, без боя, прямо сейчас порядка двадцати укрепленных хуторов — поселений окружающих эту самую Седьмую Цитадель. И отдает уже сейчас, сохранив все сооружения, и с запасом продовольствия для двадцати человек на полгода. И потому задача ваших людей крайне проста: если крупный отряд из Седьмой Цитадели — человек 50 или 100 — попытается прорваться не по реке, а через степь — нельзя дать использовать им один их этих двадцати хуторов как базу для передышки и подскока.

Все что от вас требуется — так это сберечь людей, а заметив крупные силы противника — просто дать знать об этом голубиной почтой и ждать помощи.

По нашим расчетам в Седьмой Цитадели не более 200–250 полубратьев и братьев.

Патронов у нас не так уж и много, но для Вас будет выделено достаточно.

— Насколько достаточно? — Спросил кто-то из-за спины Яна Малевского.

— Настолько, что бы отряд из 20 человек смог, заняв оборону, 5–6 дней отбиваться от крупного отряда сектантов.

— А дальше? — Не унимался командир звена.

— А дальше им в спину ударят люди Румянцев, а к Вам подоспеет помощь.

Вся ваша задача — выдержать первый удар прорывающихся сектантов и дождаться, пока их не зажмут в клещи. Не больше, но и не меньше.

Человек думал.

Предприятие было грандиозным! Пять сотен мужчин — крепких, молодых, уже не раз и не два ходивших в экспедиции на Север торить дорогу к Груманту — выдвигались к Седьмой Цитадели.

Это не была еще война в буквальном смысле. Скорее полицейская акция.

Но туда шли самые молодые и крепкие. А они? А они, те, кто не ходил в походы к Шпицу, кто не мог похвастаться молодостью — они тоже были нужны городу. 20 номов-хуторов окружали со стороны степи Седьмую Цитадель. Каменная башня, колодец, с десяток домов. А еще смотрящий от Ордена полубрат с семьей, пару дюжин семей крестьян, мелкий скот, запасы зерна, — неплохое приобретение для Города. Конечно же, за исключением смотрящего полубрата, которого следует сразу же послать куда подальше.

Да, неплохое приобретение. Оно помимо всего прочего означало еще то, что как минимум 20 человек из Города будут теперь трудоустроены… Ведь свято место пусто не бывает, а для многих в Городе будет приятнее быть первым после Бога в далекой Тмуоторакани, чем помощником младшего мастерового по первичной очистке рапсового масла.

Да, 20 Номов окружали Седьмую Цитадель. Раньше. А теперь должны были еще и удушать.

И в этом будет их задача. Отобрать у сектантов то, что по праву принадлежит им.

Человек беседовал.

Беседа — это вообще одно из самых недорогих и доступных удовольствий для умного человека. Конечно же, если эта беседа с другим умным человеком.

Их длинная колонна за два дня пути сильно усохла — то одно звено, то другое сворачивало, что бы занять свой Ном — свою точку обороны. А они шли дальше.

За десятилетия жизни после катастрофы социальная структура в городе успела кристаллизоваться и приобрести нечто, напоминающее кастовую систему в Индии или цеховую структуру средневековых городов: подобное тянулось к подобному. Отец Яна Малевского занимался двигателями, он каждый вечер камлает над ними, и дети, скорее всего, тоже будут.