– Помнишь, ты спросила, какого цвета теперь мамина кровь?

– Помню, – прошептала в ответ сестра.

– Мне пришла в голову одна интересная мысль, почему бы нам не проверить это?

   Он тянет ее ладонь к груди…

   ***

– Достаточно, сэр Арктур, – резко оборвал профессор. – Мне предельно ясна природа ваших сновидений. Зерно детских переживаний дает свои всходы. Но мой многолетний опыт в сфере психотерапии подсказывает мне, что при должном старании мы с легкостью одолеем данный недуг.

– Превосходно, – в сотый раз обведя взглядом влажное кольцо, оставленное чашкой на кофейном столике, произнес я. – Когда приступим?

   Профессор встал с кресла и направился к двери, ведущей из кабинета в коридор. Раскрыв ее настежь, он обернулся и ответил:

– Приступим прямо сейчас.

   Из коридора повеяло холодом. В кабинет вошел отец. Его руки по локоть перепачканы в крови. Лицо профессора исказилось в зловещую гримасу.

   ***

   Холод от металлической ладони слился с холодом окутанного ознобом тела. Тем не менее, заставил меня проснуться и поднять голову с насквозь промокшей подушки.

– Ты снова не постучался, прежде чем войти.

Ладонь втянулась через всю комнату и с характерным щелчком закрепилась на владельце.

– Я лишь хотел убедиться, в порядке ли вы, мне показалось, вас вновь мучают кошмары.

– Тебе показалось, а теперь уходи.

– Как прикажете, сэр. Только напомню о том, что капсула уже готова к отправке. Ваш отец и ваша сестра ждут вас к завтраку внизу…

– Вон, Нембус!

– Да, сэр, – опустив голову, произнес он и, захлопнув дверь с той стороны, замельтешил прочь.

   Из глубины дома доносится не прекращающийся гул. Прислуга гремит посудой и мельтешит по лестнице вверх-вниз, скрипя ступенями. Это означает одно – на часах далеко за полдень. Но почему будильник молчит? Я начал озираться по сторонам, приметив на полу около зеркала позолоченное заводное колесо. Видимо, на одной из стен могла появиться вмятина…

   Не страшно, доисторический будильник лишь маленький болтик в механизме старомодного дизайна этой комнаты. Настала пора положить начало большим переменам. Зелеными обоями с рисунком переплетающихся лиан можно заняться в другой раз. Но захламляющие стены картины стоит снять немедленно. На одной из них изображена маленькая черноволосая девочка в розоватом платье, с повязанным на воротнике синим бантом. Она сидит за покрытым белой скатертью столом и пристально сверлит меня взглядом со дня моего рождения. Что ж, меня не волнует то, сколько тебе тысяч лет, маленькая девочка, ты переезжаешь в чулан.

   Спустя какое-то время я вышел в коридор и направился в ванную комнату, дабы привести себя в порядок. Тогда я наглядно уяснил, что перестановка в одной комнате никак не спасает положение. Осточертевший дух старины, воцарявшийся во всем поместье, до последнего закутка сохранился в первозданном виде благодаря множеству подсвечников, нефритовых статуэток и прочих пропитанных унынием штуковин.

   Не то что бы я был приверженцем архитектурной концепции Базиля Астро. Он бредил утопичными идеями о создании, так называемых, “человеческих конвейеров”. И это неправильно, нет. Хоть и не без доли целесообразности.

   А вот его брат, Аполлинер, был настроен к будущим поколениям человечества более снисходительно. И при проектировке корабля перенял первостепенные каноны конструктивизма и классицизма, обнаруживая стройность и логичность мироздания. Идея воплотить в каждом доме отдельную стилистику той или иной эпохи так же принадлежала ему. Моим же предкам он преподнес в качестве презента проекцию этого поместья. Говорят, «от добра добра не ищут», но мне все же интересно, о чем он только думал…

   Над самым центром миниатюрной оранжереи возвышается громадная клетка, где обитает вылитый из бронзы феникс. Полагаю, – это тот случай, когда задумка художника в том, что ее просто-напросто нет. Иначе, я понятия не имею, как это можно объяснить. Насколько я знаю, феникс символизирует триумф вечной жизни. Но как это вписывается в прототип британского жилища? И прочих тому странностей здесь навалом.

   Я стоял на втором этаже, облокотившись на перила и размышляя о чем-то своем, когда внизу показалась Тефи и жестом указала на запястье, давая понять, что мы опаздываем. Одной рукой она держала зеркальце, а другой, на которой висело длиннополое, безразмерное пальто, поправляла прическу.

– Надеюсь, ты решила пронести в нем бомбу.

– А я бы надеялась, что ты удосужился прочесть то, что написано в графе “дресс-код” в твоем приглашении, если бы не знала тебя слишком хорошо, – не отрываясь от зеркала, произнесла она.

   (1916 год. Разгар первой мировой войны.) Всплыло у меня в голове… Все лучше, чем Вавилонская цивилизация в прошлом году.

   Не успел я опомниться, как меня окружило несколько девушек-портних. Они сняли мерки и через пару минут вынесли из мастерской готовый костюм. Это был твидовый пиджак и брюки. А также жилет и полосатая рубашка с накрахмаленным до хруста съемным воротником. Впервые слившись с интерьером дома, мы отправились на прием.

   По пути мне не давали покоя мысли о том, что на мою долю может прийтись произносить речь перед целой толпой народа. Прошло десять лет. Но смог бы я подобрать подходящие слова?.. Маму корили за инакомыслие и уважали за то, о чем наверняка скажут до меня. Благо Тефи не привыкать отдуваться за двоих, так что доверю это ей.

   По прибытию в аванзал нас встретил коллега отца. Вместе с ним мы предъявили пригласительные и поспешили занять свои места. Серые шестиугольные пластины на стенах главного холла волнообразно развернулись, и помещение окутала кромешная темнота. Когда мы, наконец, уселись, длинный луч света озарил сцену и на ней появился отец. Он толкнул слегка видоизмененную прошлогоднюю речь. О том, как важно чтить память погибших и оставаться сплоченными, несмотря на различные невзгоды. После чего, на табло загорелась надпись “АПЛОДИСМЕНТЫ”, и он просто ушел. Я с недоумением взглянул на Тефи. Она была удивлена не меньше моего.

– Это какая-то шутка?!

   Меня возмутило то, как она водила глазами в попытках найти рациональное объяснение этой ситуации.

– Может быть, он объявит позже? – с нотками угасающей надежды в голосе, предположила она.

   Позади послышался голос, который я, пожалуй, узнаю из тысячи: «Не объявит».

– На твоем месте я бы помалкивал, Беллатрикс. Будет довольно нелепо, если тебя вышвырнут после того, как твой отец умолял выдать тебе приглашение, – не оборачиваясь, процедил я.