Пролог

– Де-де-де. Язычок вверх. Де-душ-ка.

   Угрюмую, а то и мрачноватую комнатушку то и дело озарял заливистый детский смех. Малыш с неподдельным интересом наблюдал за тем, как его мать, сидящая в кресле напротив, настойчиво продолжает корчить рожицы, в надежде вытянуть из него хотя бы одно словечко. Но все без толку.

– Значит, ни в какую? Ну-ну, и не таких раскалывали. Попробуем по-другому. Де-ду-ля. На целую букву короче. Повторяй, Де-е…

   В дверях появился невысокий смуглый мужчина преклонного возраста. Вокруг его головы витали струйки сизого дыма, а за спиной, в луче дневного света, льющегося из обшарпанной оконной рамы, столбом проплывала пыль.

– Смотри-ка, а вот и дедушка. Помаши ручкой.

   Он отхлебнул немного чая из алюминиевой кружки, пополоскал им во рту, дабы избавиться от давно набившего оскомину горьковатого привкуса махорки, после чего плюхнулся на табурет рядом с внуком, потрепал того по мягким волосам и, с едва заметной улыбкой на лице, хрипло проговорил:

– Мальчуган так хохочет, снегири поди гнезда со страху побросали.

– Да уж, а вот говорить не говорит.

– Не страшно. Ты и сама в молчанку играла, покамест три годика не стукнуло. Так что нечего ребенка донимать.

   Старик пробежался большими, морщинистыми пальцами по крошечному животу, приговаривая:

– Скажи: «Я еще так заговорю, мало не покажется!» Правильно дед говорит, а, сорванец?

   Малыш в ответ раскраснелся и закряхтел.

– Ну вот, капризничать начинает. Мы, пожалуй, пойдем потихоньку, еще ведь и не обедали толком.

– Погодите, хоть воды вам в дорогу наберу, не то замучаетесь ползти.

   За дверью завывал прохладный ветер. Опавшие листья, покрытые ледяной коркой, трескались под ногами, словно косточки. Прищурившись, чтобы глаза не слезились, старик едва нащупал сапогами тропинку, ведущую к ручью.

До краев наполнив флягу, он вдруг услыхал собачий лай откуда-то неподалеку. С горем пополам разогнулся, вслух сетуя на артрит, и сделал пару шагов вглубь лесной чащи, выглядывая, что же происходит там, за раскидистыми соснами, на каменистом побережье.

   Стая бродячих собак кружила вокруг каркаса старой рыбацкой лодки. А внутри той лодки лежала глыба льда. Лазурного льда. Вода – то здесь круглый год мутная, дно усеяно осколками битого стекла. Остальные льдины и вовсе вобрали в себя вкрапления бурого угля, растранжиренного изредка проходящими мимо баржами. Но эта глыба совсем другая, сродни белой вороне.

   Недолго думая, старик приблизился к стае и нагнулся так, будто бы вот-вот поднимет с земли камень и швырнет в них.

– А ну прочь, плешивые!

   Перепуганные шавки разбежались кто куда, а старик забрался в лодку, уселся на сыроватую дощечку и провел ладонью по запотевшему льду. Изнутри на него таращился прилично сохранившийся череп мамонтенка. Бивень всего один. Плоть, ясное дело, разложилась еще в незапамятные времена, а вот клочки шерсти, на удивление, сохранились по сей день.

   Он вскинул мохнатыми бровями, ухмыльнулся и ринулся к хижине за колуном.

Когда он вбежал на шаткое крыльцо и отворил дверь, по его барабанным перепонкам ударил пронзительный плач. Вой. Мать ревела на пару с ребенком. Старик все держал в голове мысль, как бы не забыть вручить им перед уходом шерстяной шарф, но из головы все мигом вылетело.

   «Увести. Живо…»

   Один из приспешников Эрхана рявкнул от боли и, намотав волосы девушки на кулак, поволок ее прочь из комнаты в сторону мастерской.

   «Эта дрянь укусила меня!»

   Эрхан стоял по центру комнаты, слегка пригнувшись, дабы не задевать головой потолок. Лица его не было видно под сыромятной накидкой с капюшоном, вождя выдавал лишь широкоплечий силуэт. На руках он держал плачущего малыша, медленно покачивая его из стороны в сторону. Старик отчаянно бросился на него из-за спины, но спустя мгновение и сам пал на колени.

   В его глазах потемнело. Из-за стены доносились истошные крики дочери. Плач подбирался к порогу.

– Верховный шаман пророчит возрождение Одууна, – не оборачиваясь, вымолвил Эрхан.

– Брехня все это! – выдавил из последних сил старик.

– Мой сын будет править. Это его судьба. Если его тело достанется древнему богу, считай его дни сочтены. Абисы превратят его жизнь в ад.

– Забери другого, прошу тебя. Вы ведь были друзьями, Эрхан. Ради нее, я умоляю тебя…

– Прощайте. Видят Боги, я поступаю правильно.

   И Боги действительно все видели. И Богов не обманешь. Абисов и подавно.

Глава I

   «Это предание берет свое начало в крохотной, заснеженной деревушке близ провинции Чжерабики-Хая, что располагалась вдоль стремительной лазурной реки, у подножья высоких горных хребтов, бросающих сгорбленную тень на островерхие крыши поселений. Там, за непроходимой тайгой, вдалеке от кровавых репрессий и революционных треволнений, по закостенелым устам обывателей вихрем пронеслась благая весть. Пересуды гласили, мол, могущественная чета вождя Эрхана, доселе не имеющего законного преемника, ожидает пополнение.»

   Мама сложила слегка помятый лист пергамента пополам, а затем загнула углы так, что из него получился ромб.

   «Малыша назвали Брама, что означает «создатель». Еще будучи совсем ребенком, он создал машину, способную превращать тонны воды из растаявших ледников в кристально чистую питьевую воду. Но когда люди в деревне избавились от жажды, они принялись уничтожать живность, всю, до единой овечки, дабы прокормить свои многодетные семьи. Казалось бы, какая вопиющая неблагодарность! Однако, радушие мальчика не знало пределов.»

   Она продолжала сгибать и разгибать лист. У фигурки начали проявляться очертания; длинный угловатый хвост, широкие размашистые крылья и устрашающие лапы с острыми, как клинок, когтями.

   «Следующим делом он создал машину, способную превращать пару куриных перьев в самую, что ни на есть, настоящую живую курицу. Но когда люди навсегда позабыли о чувстве голода, им заблагорассудилось жить в огромных, вычурных особняках. Они стали вырубать все деревья в округе, из-за чего на месте леса образовалось невообразимых размеров болото. Но, на сей раз, Брама не выдержал.»

   Плавным движением головы, она откинула золотистые локоны назад и сняла с шеи жемчужное ожерелье.

   «Всю оставшуюся жизнь он посвятил созданию машины, способной раз и навсегда покинуть извечное людское пристанище. Сперва его посчитали сумасбродом, но вскоре многие люди, в том числе выдающиеся умы той эпохи, изъявили желание стать частью его экипажа. И лишь самым достойным выпала честь бороздить по просторам необъятной, окутанной тайнами вселенной в поисках святой обители.»