"Сэр."
Нейлор уходит из зоны камер, а Резник возвращается в участок, направляясь к лестнице.
— Все в порядке?
"Сэр."
— Жена в порядке?
"Сэр."
"Малыш?"
"Сэр."
Нейлор придержал дверь CID открытой, чтобы Резник мог пройти, затем поспешил к безопасному дальнему концу офиса и начал перетасовывать формы и бумаги по поверхности своего стола.
Резник подошвой своего ботинка закрыл свою дверь и поставил свой обед рядом со списком дежурных, облизывая пальцы, где сквозь бумажный пакет просочилась смазка. Кевин Нейлор приходил к нему за несколько месяцев до этого с неофициальным запросом о переводе. Насколько Резнику было известно, молодой констеблей никогда не занимался этим дальше, но слухи о том, что дома не все в порядке, продолжались разногласия между Дебби и им самим, даже некоторые трудности с Дебби и ребенком. Резник однажды спросил об этом Линн Келлог, и Линн ответила: да, насколько ей известно, Дебби страдала легкой послеродовой депрессией, но она понимала, что все уладится само собой. Нейлор выпивал в свободное от работы время, ничего такого, что не было бы в порядке вещей. Если он и взялся за борт, то, по крайней мере, не болтал об этом в столовой.
Даже так …
Резник задумчиво жевал, наполовину собираясь позвать Нейлора, посмотреть, не удастся ли вытянуть из него что-нибудь еще, кроме того же односложного слова. Он все еще думал, когда зазвонил его телефон, и ему пришлось поспешно сглотнуть, прежде чем взять трубку.
«Я не знаю, — ответил он, выслушав слова Линн Келлог, — такой молодой человек, в городе в пятницу или в субботу вечером без какого-нибудь ножа при себе, это может быть более сюрприз. Тем не менее, еще несколько вопросов, скорее всего, не помешают… Нет, нет, пусть Марк еще раз поговорит с ним. Кроме того, у меня есть на тебя другие планы. Как вы относитесь к работе с ведром и лопатой? Быстрая поездка на море?
Лорейн хотела бы знать, правильно ли было сказать об этом Майклу или нет. Она знала, по крайней мере, была почти уверена, что знала, какой будет его реакция. Дело было не в том, что он был иррациональным человеком, Майкл, и не жестоким, нет, не так, совсем не так, не обычно; но что касается его бывшей, что касалось Дианы, все было по-другому. Был период, когда она продолжала посылать Эмили письма; на самом деле не письма, а скорее маленькие заметки, обычно не более нескольких слов, написанных на одной из тех записок, таких с цветами по краю. И это не имело значения, не то чтобы Эмили могла их правильно прочитать, почерк Дианы был не из лучших. Однако она смогла понять нижнюю часть, мама, любовь и поцелуи , мама, а затем много хз, просто чтобы подчеркнуть суть.
Майкл разорвал их, когда нашел, чего не было в течение первых двух недель, Лоррейн решила, что то, чего Майкл не знал, не причинит ему вреда, почта прибыла после того, как он ушел, чтобы поймать его поезд.
— Как долго это продолжается? — спросил он, сердито глядя на Лоррейн, как будто это была ее вина. И когда она сказала ему: «Страждущий Христос!» и он выдернул ящик, осыпав их на кровать и на пол. Конечно, Эмили плакала, когда он их разорвал, рыдала навзрыд. — Видишь, — сказал Майкл, указывая. «Видите», подтвердил, «как это ее расстраивает?»
А потом были телефонные звонки, голос Дианы сначала спокойно спрашивал, может ли она поговорить с Эмили.
— Диана, я не уверена, что это такая уж хорошая идея, — запнулась Лоррейн.
«Продолжайте в том же духе, и я передам вам закон», — сказал Майкл. «Продолжай в том же духе и посмотри, не буду ли я».
После этого она ни разу не заговорила, просто подождала десять-пятнадцать секунд, прежде чем положить трубку. Майкл сказал, что это какой-то извращенец, тяжело дышащий, просматривающий телефонную книгу и получающий свои грязные маленькие пинки. Возможно, Лоррейн кивнула, понимая, что это не так, какие бы желания и стремления ни возникали на другом конце линии, они были совсем другого рода.
Теперь было так: три дня из последних четырех, после того как Лоррейн забрала Эмили из школы и отвезла домой, она ждала через улицу — Диана. В первый раз это сильно потрясло Лоррейн, когда она увидела ее стоящей там в бутылочно-зеленом пальто, которое она всегда носила, с капюшоном. Лоррейн колебалась, выжидая, ожидая, когда Диана подойдет к ним, возможно, воображая, что что-то случилось, что-то важное. Но нет. Нет движения. Никаких признаков признания. Помимо того факта, что она была там: там и наблюдает.
Лоррейн провела Эмили в дом; она могла бы вернуться позже и поставить машину в гараж задолго до того, как Майкл вернется домой. Она приготовила Эмили ее обычное домашнее угощение: четыре или пять разных бисквитов с выдавленными на них профилями различных животных, каждое из которых было выложено вокруг кусочка рулета «Маркс энд Спенсер» в центре ее тарелки с изображением кролика Питера; затем она выгнала ее в гостиную с этим и стаканом бананового молока, включив телевизор. Снаружи Диана не двигалась. Она стояла на противоположном тротуаре, рядом с разросшимся кизильником, через три двери. Ее руки были в карманах, а лицо выглядело холодным, невыразительным и холодным. Лоррейн пришлось бороться с внезапным порывом подойти и поговорить с ней, поздороваться, пригласить ее в дом. Может быть, им удастся сесть, эта кухня, посидеть за чайником и поговорить.
