По правде говоря, его имя было одной из самых привлекательных вещей в нем, как раз нужное количество серьезности и тайны; гораздо интереснее, чем ее собственное имя, под которым она родилась, под которым она родилась, а именно Голд. Пэм Голд: в этом не было ничего особенного. Это делало ее похожей на жену дантиста, адвоката или психотерапевта, думала Пэм, проводя дни в апатии, покупая вещи, которые у нее уже были.

  Ладно, она знала, что это стереотип.

  Но так думали люди. Если бы она не была осторожна, то поймала бы себя на том, что попала бы в ту же ловушку, несмотря на то, что ее дантиста звали Адамс, а адвокатом, с которым она консультировалась по поводу развода, был Митчелл из Хейвуда, Тернер и Митчелл. Она сознательно никогда не встречалась с психотерапевтом. Хотя ее муж неоднократно предлагал это ближе к концу их пятилетнего брака.

  Пять лет, два месяца, тринадцать дней. После обычного здорового обливания грязью она ушла с пятьюдесятью процентами стоимости дома и его содержимого при перепродаже, а также с именем своего мужа.

  «Это не имеет смысла», — разочарованно сказали ее друзья на работе. «Все кончено. Ты должен вернуться к тому, кто ты есть на самом деле».

  Но Памела Ван Аллен была тем, кем она себя чувствовала; это вовсе не заставляло ее думать о нем. Немного сделал. Перхоть , Мастермайнд и пятна мочи вокруг унитаза. А Пэм Голд была незнакомкой, которая когда-то болталась с Полом Маккартни и 1 ®CC, верила в глупые песни о любви и в то, что мы делаем ради любви.

  Пэм Ван Аллен работала надзирателем в городе, тридцати пяти лет, с шестилетним стажем, ответственная незамужняя женщина с ответственной работой, показывая документы, когда она остановилась у тюремных ворот.

  Она разработала стратегию для таких визитов. Почти никакого макияжа, только штрих вокруг глаз, свободный хлопковый джемпер под клетчатым шерстяным жакетом, простая юбка, длина три четверти. Женский, но не выставляющий напоказ, никакого притворства; явно женский, а не лесбуха. Осторожно жестикулируйте руками, скрещивайте ноги, будьте слишком щедры на улыбки. Знайте, что вы хотели сказать, вопросы, которые вы должны были задать. Твердые, не слишком приветливые, но все же, чего вы хотели, так это их доверия.

  Первые двери захлопнулись за ней, и автоматически включились внутренние часы, отсчитывающие минуты до того момента, когда она снова выйдет. Человек, которого она собиралась увидеть, провел в тюрьме десять лет своей жизни.

  С той ночи, когда он в последний раз звонил Райлендсу, и они говорили о возможности освобождения Прайора, Резник пытался отодвинуть эту мысль на задний план. С ростом числа краж со взломом и чередой быстрых и жестоких ограблений в подземных переходах это было не так уж и сложно. И, конечно же, велось, как говорится, расследование серии высокоорганизованных вооруженных ограблений. В связи с этим Дивайн начал напрягать мускулы в оздоровительном клубе на Кружевном рынке, а потом обменялся откровениями с парой подходящих парней, у которых, казалось, было больше свободных денег, чем четыре ночи в неделю, как это могли бы объяснить клубные вышибалы. Грэм Миллингтон напивался в Снейнтоне, заигрывая с дураком, который в прошлом давал ему несколько хороших советов и, возможно, собирался сделать это снова, если цена будет подходящей.

  Атмосфера в комнате УУР была напряженной, кипящей, ожидая если не взрыва, то, по крайней мере, выпуска пара. Рабочие, наконец, восстановили работу системы центрального отопления, заменили половицы, перетащили мебель из коридоров и дальних углов; Резник вернул себе свой кабинет. Пространство для размышлений, планирования, наслаждения бутербродом из гастронома без косых взглядов. Он натирал салями и горгонзолу на светлой ржи, когда зазвонил телефон.

  «Резник. УГО».

  «Нил Парк».

  Нейл был старшим надзирателем службы пробации, фанатом округа при хорошей погоде, человеком, которому Резник доверял и мог бы понравиться, если бы между ними не стояли двойственные отношения между полицией и службой пробации.

  — Вас интересовало, кто назначен на Прайор.

  Резник ждал.

  «Пэм Ван Аллен. Вы ее знаете?

  У Резника была смутная фотография женщины лет тридцати пяти, невысокого роста, с темноватыми волосами — недлинными, насколько он помнил, стриженными довольно близко к голове. — Думаю, да, — сказал Резник. — Кто она такая? Я не помню, чтобы разговаривал с ней.

  — Она хороша, — сказал Нил Парк. "Надежный. Не требует толкотни».

  — Она будет со мной разговаривать?

  Нерешительность в конце строки, дольше, чем хотелось Резнику.

  — Она могла бы.

  — Но вы же не предполагаете, что она это делает?