— Неважно, я сейчас. Что у тебя?"

  «Он был на связи. Я встречаюсь с ним сегодня вечером».

  — Он все еще хочет купить?

  «Что-то приближается. Очень скоро. Плохо хочет. Пытался отложить его на завтра, но нет, надо быть сегодня вечером, иначе он пойдет куда-нибудь еще.

  «Сегодня все в порядке. Где встреча?

  Голос Финча был подобен листу. — Со мной здесь все будет в порядке, не так ли? Ты не собираешься впутать меня в это? Если Прайор когда-нибудь заподозрит…

  — Послушайте, я вам сказал. Ты даже не будешь вмешиваться».

  «Замешаны до чертиков, вот и все!»

  "Расслабляться. Мы не подойдем к нему, когда он с тобой. Где угодно рядом с вами. Никто никогда не должен знать…»

  — Он узнает.

  — Просто скажи мне, — сказал Резник, возвращая твердость в голос, — где назначена встреча, место и время. Затем кивает в трубку: «Угу, угу», тщательно записывая подробности.

  Скелтон вскоре покинул корт для сквоша; его волосы, преждевременно начавшие немного седеть, были зачесаны назад, а лицо покраснело. Он был одет в темно-синий спортивный костюм и белые туфли Adidas с зеленой окантовкой. «Одну вещь я не готов одобрить: позволить ему получить оружие, а затем использовать его для совершения ограбления. Он не включен».

  «Наша информация предполагает, что что бы ни происходило, это произойдет довольно скоро. В это время мы можем держать его под наблюдением двадцать четыре часа. Как только он двигается, мы тоже двигаемся».

  «И все, что должно произойти, это то, что мы ошиблись ногой, кого-то застрелят, может быть, на этот раз их убьют, что нам остается? Прости, Чарли, риск слишком высок. Захожу с этим в офис супервайзера, и я скорее выйду снова с блохой в ухе, чем с чем-либо еще. Нет, мы сделаем простую вещь, и мы сделаем это правильно». Скелтон посмотрел на часы. — Комната инцидентов, восемь часов. Убедитесь, что все знают».

  Вернувшись в отдел уголовного розыска, Резник позвонил Элейн.

  «Послушайте, — сказал он, — сегодня вечером кое-что произошло. Мне жаль. Я понятия не имею, во сколько я вернусь».

  — Как удобно, — сказала Элейн и повесила трубку.

  Тридцать три

  Рут вылезла из ванны, вода стекала по ее бедрам. Она пролежала там слишком долго, бездельничая со своими мыслями, кожа на ее пальцах покрылась морщинами и морщинами. Потянувшись за полотенцем, она провела кулаком по запотевшему зеркалу. Иисус! Например, проснуться и обнаружить, что за одну ночь ты превратилась в свою мать. Она намотала на голову белое полотенце, другим стала вытирать ноги. Каково это после стольких лет неспособности петь? Самоуверенный ублюдок с руками вокруг стекла, ногти ровные и гладкие, как после маникюра, длинные пальцы. Каково это?

  — Рути, ты будешь всю ночь?

  Выражение его глаз, когда он взял ее руку и прижал к себе. Сволочь! Возбужденная, она ненавидела его за это.

  «Рути!»

  Каждую ночь, которую я заставлял ждать, она начинала петь про себя, лицо ее расплывалось в зеркале, изможденная и рассеянная. Все эти мечты и напрасные слезы…

  Прайор громко постучал в дверь. — Знаешь, в этом доме есть и другие люди.

  "Пара минут."

  "Тебе бы лучше быть."

  Были и другие люди, точно такие же старые лица вместе с несколькими новыми; разговоры, которые прекратились, как только она вошла в комнату. Телефонные звонки, которые будут прерваны при малейшей возможности быть услышанным. Что-то новое было в ближайшем будущем, что-то большое, и он ничего не сказал бы об этом, пока это не закончится. Затем последовало хвастовство: «Нужно было видеть их лица» или «Как кровавый сон, Рути, часовой механизм не был окровавлен» — празднества с шампанским хлынули, как вода, и отдых в экзотических местах. Ложь. «Документы. Рути, ты же знаешь, что они из себя представляют, раздувают все до предела. Их и пальцем не тронул». И в последний раз: «Все случайность, этого не должно было случиться. Ничего бы не вышло, если бы ему не взбрело в голову стать чертовым героем. Мне? Рути, давай! Когда ты знала меня так хорошо, как прикасалась к пистолету? Бог! Ложь. Как она ненавидела ту же старую бессмысленную ложь.