— Что меня беспокоит, — сказал Резник, — если дрейфует слишком долго, Скелтон может струсить, если его втянут до того, как Прайор свяжется с ним. Это происходит, когда мы возвращаемся к исходной точке».

  — Он позволит сорок восемь часов, надо.

  Резник покачал головой, раскошелившись на последние бобы. «Не надо об этом».

  «Надо было сыграть с ним в сквош», — усмехнулся Бен Райли. «Занимайтесь потом в его хороших книгах».

  "Да." Резник посмотрел на свою пустую тарелку. «Могу только представить, как я гоняюсь за маленьким зеленым мячиком за этой кучей».

  — Если хочешь, остановись еще раз, — сказал Бен, когда они оказались на тротуаре.

  "Спасибо. Лучше нет. Рано или поздно с этим придется столкнуться. Чем раньше, тем лучше.

  — Кого ты пытаешься убедить, Чарли? Я или вы?"

  На один вопрос Резник знал ответ.

  Резник должен был взять показания у тридцатилетнего священника, который стал свидетелем ограбления на обратном пути из приходского визита. Еще одно дело, над которым он работал. Они просидели большую часть часа в продуваемом сквозняками церковном зале, украшенном картинами Воскресной школы и плакатами, рекламирующими танец по сбору средств в конце Великого поста. Сидя и слушая, делая заметки и задавая вопросы, Резник попытался представить, как он и Элейн посещают кого-то вроде этого, чтобы обсудить свои проблемы. Это или консультант по вопросам брака. Это то, что вы сделали, когда больше не могли разговаривать друг с другом? Говорить через третье лицо? Он только сейчас начал понимать, что они не общались: что они делали, открывали рты, произносили слова.

  — Извините, — сказал он викарию. — Не могли бы вы просто сказать это еще раз?

  Когда он вернулся в отдел уголовного розыска, на его столе лежала кипа сообщений, последнее из них было наспех написано синим шрифтом Биро, Финч и шестизначное число. Внизу едва различимые инициалы RC.

  Рэг Коссолл беседовал с заключенным в тюрьме Линкольн. Резник набрал номер на бумаге, и после тридцати гудков никто не ответил. Он снова попытался позвонить на четверть часа в течение часа, и когда кто-то в конце концов взял трубку, это была девочка лет девяти или десяти, которая сказала ему, что он звонит в телефонную будку на Вэлли-роуд.

  Резник подумал о том, чтобы поехать туда, но передумал. Скорее всего, Финч мог позвонить снова, и если он это сделает, будет лучше, если он будет там, чтобы ответить на звонок. Поэтому он занимался бумажной работой, старался не смотреть на часы, прислушивался к голосу Коссалла на лестнице.

  Когда Коссал наконец вернулся, он был необычайно подавлен. Молодой человек, с которым он встречался, за два дня до своего двадцатого дня рождения в то утро пытался покончить с собой, проткнув себе запястье сломанным концом вилки, которую он украл в столовой. Когда это не сработало, он снова сломал его и засунул осколки себе в горло. — Все, что получил этот ублюдок, — это отстранение на шесть месяцев. Вероятно, испытательный срок. Но что-то в этом задело даже Коссалла — эта степень причиненной самому себе боли.

  — Рег, — сказал Резник, подходя. «Вы приняли это сообщение. Финч.

  «Ага. Хочет, чтобы ты позвонил ему. Обычный кот на горячих кирпичах, как ни крути.

  "Я пытался. Телефонная будка. Там никого нет.

  — Это потому, что ты тогда пытался не в то время, да?

  Резник показал ему записку. — Откуда мне было знать, что это правильно?

  Коссалл взял у него из рук листок бумаги. — Прости, Чарли. Должно быть, забыл записать».

  — Ты не забыл, что это такое?

  "Ни за что. Три часа. Четыре часа. В час».

  Было семь минут пятого. Резник набрал номер, затаив дыхание, желая, чтобы трубку сняли.

  — Да?

  Ему показалось, что он узнал голос Финча, но не был уверен. — Мартин Финч? он сказал.

  "Кто это?"

  «DS Резник»,

  — Какого черта ты раньше не позвонил?