"Я не знаю." Резник покачал головой.

  — Боже, Чарли, ты видел их. Все эти разговоры о преследовании со стороны полиции, расизме — это всего лишь предлог. Разбивать вещи ради этого, мародерствовать. Не говорите мне, что это политическое. Это воровство. Это жадность».

  Резник вздохнул и откусил сэндвич с беконом. Когда смена Бена совпадала, они встречались у Паркера, завтракали, разговаривали. Чаще всего о том, как Чедози разозлил оппозицию за неделю до этого. Но не сегодня.

  — Я серьезно, Чарли. Я ухожу. Не сила. Проклятая страна».

  Резник посмотрел на него. — Ты никогда не говорил.

  — Не значит, что я не думал.

  — Но ты бы сказал. Хоть что-то».

  "Буду ли я? Неужели в твоей голове не затаились несбыточные мечты? Вещи, о которых ты даже не рассказал бы Элейн?

  Резник покачал головой: его проблема в том, что касалось Элейн, заключалась в том, что он делал свои сны слишком ясными. В тот день, когда он заметил обои с алфавитом в техасском доме по уходу за домом и сказал ей, что они будут отлично смотреться в маленькой спальне; как он выжидающе смотрел на нее, когда она выходила из ванной, в те времена месяца, когда он знал, что у нее должна была начаться менструация.

  Бен Райли сложил ломтик тонкого намазанного маслом хлеба пополам, потом еще пополам и начал медленно вытирать им тарелку. — Ты не думаешь, что есть вещи, о которых она тебе не рассказывает?

  "Я не знаю."

  Райли вопросительно посмотрела на него, не совсем веря.

  «Ну, она амбициозна на работе, — сказал Резник, — я это знаю. Хочет вещи для дома…»

  "И это все?"

  Резник допил свой кофе, как всегда слишком слабый, и кивнул на пустую чашку Бена Райли. — Еще чай?

  «Лучше нет. Время почти, нас здесь не было.

  Возле кафе поток машин, въезжающих в город с юга и запада, увеличивался. Довольно скоро остров будет забит наглухо. Рядом с ними к пожарной части прошел пожарный в красно-белой рубашке «Форест» поверх форменных брюк. Двое полицейских наблюдали за ним, пока он не скрылся за широким входом, ни один из них не хотел уйти первым, каждый чувствовал, что еще что-то не сказано, но не понимал, что именно.

  Когда Резник наконец прибыл, полицейский участок гудел от событий прошлой ночи в Лондоне. Он едва показался в комнате уголовного розыска, как его вызвали в кабинет инспектора. Рейнс уже сидел там, расслабившись в кресле рядом со столом Скелтона, небрежно закинув одну длинную ногу на другую.

  — Похоже, у нас в «Сейнсбери» перерыв, — сказал Скелтон, сжав кончики пальцев перед безукоризненно выглаженной рубашкой. «Свидетельница готова поклясться, что слышала Прайора и еще одного мужчину…»

  «Черчилль, — перебил его Рейнс, — Фрэнк Черчилль».

  — Слышал, как Прайор и этот тип говорили об ограблении и хвастались им.

  — Более того, — подсказал Рейнс.

  «Использование пистолета».

  Резник отвел взгляд от инспектора, пристально глядя на Рейнса. Рейнс снова скрестил ноги и обезоруживающе улыбнулся в ответ. «Кто это был?» — спросил Резник.

  Рейнс пожал плечами. «Некоторые порваны».

  — Они говорили о стрельбе перед ней?

  "Конечно."

  «Кажется, им было ясно, кто из них выстрелил из пистолета», — сказал Скелтон.

  Резник все еще не сводил глаз с лица Рейнса. — До, — тихо сказал Рейнс, слегка наклоняясь вперед, когда произносил это слово. «Джон Прайор, то, что случилось с этим несчастным охранником, было его заслугой».

  — И она поклянется в этом, в суде, если понадобится, женщина?

  — Она поклянется в этом, — улыбнулся Рейнс. «О ее жизни».