Он хотел спросить ее об этом, о том, чтобы иметь-не-иметь-детей. Вместо этого он сказал: «Почему ты вышла замуж?»

  Рэйчел покрутила в пальцах бокал с вином. «Это было похоже на попытку дышать под водой».

  Он смотрел, как она возвращается с дам. Она по-прежнему носила заколотые волосы, серебряные серьги-подвески, похожие на тонкие цилиндры, подчеркивали линию ее шеи. Из-за этого линия ее подбородка казалась сильнее, а рот полнее.

  Смотри, как двигаются мои губы , сказала она.

  — Мне скоро придется идти, — сказала она, снова садясь. Резник кивнул, задал ей тот же вопрос, что и Скелтон, о присяжных. Она тоже не знала наверняка.

  «Год назад, — сказала она, — я думаю, что была бы. Даже полгода».

  — Думаешь, отношения так сильно изменились?

  «Не так ли?»

  Она знала цифры: увеличение числа зарегистрированных случаев сексуального насилия над детьми приближалось к ста сорока процентам. Местные органы власти, в реестрах жестокого обращения которых значатся более трех тысяч детей. После дела Жасмин Бекфорд был назначен дополнительный персонал с особыми обязанностями в этой области, со специальными знаниями. То же самое после Кливленда.

  «Беда в том, — сказала она, — что это стало модным».

  «Разве это не побудило многих детей высказаться?»

  «Конечно. Но проблема с модами в том, что они меняются. Поп-звезды, стили. Раньше было важно то, что мы никогда не действовали достаточно быстро. Прочтите газету, и вы подумаете, что вся страна хочет, чтобы мы бросились в бой при малейшем признаке опасности и увезли детей из дома».

  «А теперь все пошло по-другому, — сказал Резник. Примерно так же они думали о полиции, о публике.

  -- Вы знаете, -- сказала Рэйчел, немного наклоняясь к нему, -- что, когда одного из этих детей в Кливленде сняли с приказа о безопасном месте, в одной из газет был заголовок глубиной в несколько дюймов: ПЕРВЫЙ РЕБЕНОК ОСВОБОЖДЕН».

  — Значит, вы думаете, что присяжные найдут отца, если смогут?

  Рэйчел просто посмотрела на него.

  Резник откинулся на спинку сиденья, выпил еще немного своего «Гиннесса», предположив, что она хочет, чтобы эта тема была забыта. Басманский праздник.

  — Это вина, которую они не примут, — внезапно сказала Рэйчел, повысив голос. «Их вина».

  — Их?

  «Раньше любой, кто жестоко обращался с ребенком, подвергал его сексуальному насилию, был психопатом. Отодвиньте их в сторону, зафиксируйте. Криминальное безумие. Раньше люди думали о Майре Хиндли, Иэне Брейди». Она коснулась пальцами щеки, которая начала гореть. «Теперь это повсюду, повсюду. Обычные люди. Это то, во что они не хотят верить. Это они, их друзья, их дети. Их."

  Рэйчел подняла свой стакан и осушила его одним глотком. Те, кто обернулся и прислушался, вернулись к своим разговорам, к своему молчанию. Резник наблюдал, как румянец на ее щеках снова стал медленно тускнеть, свет начал покидать ее глаза.

  — Прости, — сказала Рэйчел, — я не хотела доводить тебя до бешенства.

  «Все в порядке, — сказал Резник.

  Рейчел встала. "Мне надо идти."

  — Спасибо за выпивку, — сказала она на тротуаре.

  Машины двигались вниз по холму с постоянной скоростью, две линии фар скользили к центру. Группы мужчин и женщин, строго разделенные, собрались на дальней стороне улицы, у Гекльберри, Живаго, Империи.

  — Спасибо, что пришли, — сказал Резник.

  Она улыбнулась, что-то вроде улыбки. — Это должно было помочь мне расслабиться.

  «Наверное, еще не поздно для занятий йогой».

  Она засунула обе руки в карманы и поспешила прочь. Та же группа студентов, что вошли в паб с Резником, вышла и встала у двери, смеясь. Все ребята были в длинных плащах, бесформенных, как тот, в котором страховщик всегда носил, когда заходил, чтобы забрать пенни-в-недельный полис, который его мать выписала для него, когда он родился.