Джон Харви

  Одинокие сердца

  Первая глава.

  Она давно не думала о нем. То, как он сгорбился в дверном проеме, наблюдая, как она одевается. Ожидая, какой свитер она выберет, нежно-зеленый или, может быть, красный. Вы это знаете, не так ли? Его голос, когда она стояла перед зеркалом, теперь был в ней таким же ясным, как и много лет назад. Наблюдать за тобой вот так, за тем, как ты делаешь эти вещи; Я не могу оторвать от тебя рук .

  После того, как они начали жить вместе, казалось, что он никогда не сможет оставить ее одну. Она просыпалась среди ночи, а он, опираясь на локоть, смотрел на нее сверху вниз. Однажды он припарковал свою машину через дорогу от офисного здания, где она работала, и просидел там целый день, надеясь, что она может пройти мимо одного из окон. Всякий раз, когда она проходила в пределах досягаемости от него в квартире, которую они делили, его руки тянулись к ней, желая прикоснуться, обнять ее. Как только она убедилась, что так будет всегда, он изменился.

  Тони.

  Сначала мелочи, едва заметные: он больше не держал ее за руку, когда они смотрели телевизор; не смог окунуть голову ей в шею, пока она стояла у плиты и готовила воскресным утром яичницу-болтунью. Она поняла, что одевалась пять дней подряд, а он не выходил из ванной с пеной для бритья на лице и не смотрел.

  После этого были другие вещи, более ясные, не узнать их было невозможно.

  « Тони? ”

  « А? ”

  « Ты в порядке? ”

  « Похоже, я в порядке? ”

  « Нет. Вот почему я… »

  « Тогда зачем спрашивать? ”

  Теперь она посмотрела на себя в зеркало. Простой серый свитер поверх черной юбки до икр; сапоги, которые она отремонтировала для второй зимы. Волосы у нее были темные, почти черные, и она носила их по плечам по бокам, передняя часть была более густой и короткой, не доходя до лба. Этим вечером она была более чем обычно осторожна с макияжем, не желая подавать неверные сигналы, и уж точно не слишком рано.

  Что-то было не так. Она выдвинула верхний ящик туалетного столика и достала тонкий шерстяной шарф темно-красного цвета; завязав его свободно сбоку на шее, несколько раз поправляя его, пока он не стал правильным.

  На ее лице появилась улыбка.

  — Ширли Питерс, ты неплохая женщина.

  Ее голос был громким в маленькой комнате, грубый отлив, как будто она заболела простудой.

  "Все еще."

  Письмо лежало на журнальном столике перед диваном, один лист бумаги для заметок, бледно-голубой. Возможно, единственная причина, по которой она прочитала это дважды, заключалась в том, что оно было написано перьевой ручкой. Черные чернила. Разве не странно, как вещи, которые должны быть незначительными, влияют на то, что мы делаем?

  Пожалуйста, будьте там между восемью пятнадцатью и восемью тридцатью .

  Она отнесла его на узкую кухню. Бутылка итальянского красного была открыта и закупорена, и она ополоснула стакан под краном, прежде чем налить себе напиток. Почерк был характерным: строчные буквы были маленькими и округлыми, заглавные — более четкими и витиеватыми. P of Please достаточно большой, чтобы вместить целое слово в свой цикл .

  Ширли снова посмотрела на часы, времени было предостаточно. Вернувшись в гостиную, она вставила кассету в магнитофон и закинула ноги на подушки дивана. Один из ее друзей сказал ей, что не модно так сильно любить Синатру, но ей было все равно. Ей нравилось не так много вещей, чтобы она могла позволить себе отказаться от них ради моды.

  Она улыбнулась и, когда голос Синатры зазвучал на фоне струн, откинула голову назад и не дольше, чем на мгновение или два, закрыла глаза.

  Первый звонок телефона слился с высокопарными фразами, обрывками сна. Подойдя за ним, Ширли вопреки логике подумала, что это может быть ее свидание, отменяющее вечер. Но тогда, сняв одну серьгу, это было не так, он никак не мог узнать ее номер, пока нет; случилось то, что он просто не появился.