Девять

  Если бы Диззи был человеком, подумал Резник, он бы целыми днями пьяно слонялся по торговым центрам, плескался в муниципальных фонтанах с красно-белым шарфом, свисающим с пояса. Он бы путешествовал туда-сюда через Ла-Манш, забаррикадировавшись стеной из банок из-под лагера в паромном баре. Резник моргнул от настойчивого воя, вылез из-под одеяла, не тревожа сонного Майлза, и босиком подошел к окну.

  Безлистная чернота дерева сменилась более мягкой чернотой кошки. Мягкий удар по выступу и желтоватые глаза уставились в стекло. Что-то безвольно свисало изо рта. Резник открыл окно, и Диззи быстрым движением пересек комнату, изогнув кончик хвоста. Снаружи дождь не давно прекратился: блеск воды под уличным фонарем; шелест ветра.

  Взглянув на нее, Резник принял добычу Диззи за летучую мышь, но нет, за полевую мышь, серую в испачканной ложбинке подушки. Его спина была сломана, короткий розово-бледно-желтый след выскользнул из прокола на его нижней стороне.

  С пола у прикроватной тумбочки Диззи посмотрел на него снизу вверх с дерзким упреком.

  Резник использовал ткань, чтобы поднять мышь. Снял чехол с подушки и отнес в ванную. Пеппер свернулась вокруг крышки корзины для белья и, когда Резник включил свет, прижала лапу к глазам.

  Еще не было четверти пятого.

  Резник заварил чай.

  Он вспомнил своего дедушку: рубашки без воротника и кардиганы, свисавшие на груди; серые брюки всегда с клапаном, пришитым спереди и удерживаемым двумя большими английскими булавками. В доме он делал две вещи: каждое утро разжигал костер на почерневшей гряде; он заварит чай. Тонкие пальцы растирали пряди чая между собой, а затем рассыпали их по дну эмалированной кастрюли, как помет. Когда вода закипала, он поливал ею листья и оставлял настояться. Всегда кастрюля в стороне от плиты, чай становится все гуще и чернее. Весь день.

  Он едва мог вспомнить голос деда. Еще немного о нем. Медленно шагающая фигура, которая будет перемещаться между кухней и внешним туалетом, где полоски газеты, разорванные надвое и еще раз надвое, свисали с металлического вертела, согнутого в крюк. Однажды, в воскресенье, остальные члены его семьи привели домой из церкви незнакомца, и Резник видел, как его дедушка с трудом натягивал воротничок и галстук. галстук и блестящее пальто и вошли с ними в гостиную, плотно закрыв дверь. Из коридора, между перилами на лестнице, он прислушивался к шуму голосов, а затем к своему деду, злому, ожесточенному и странно высокому голосу, вытесняющему все возражения.

  А так как он знал, маленький поляк, заткнув уши для этой старомодной чепухи, Резник никогда не знал, о чем были эти горячие слова.

  Вспоминая теперь, он не думал, что за все годы, что они жили в одном доме, дед хоть раз говорил с ним напрямую, хоть одним словом.

  "Иисус! Что с ним происходит?

  — Ладно, только успокойся.

  "Я хочу знать…"

  — Минутку, пока все уладится.

  "Нет…"

  — Сэр, я думаю, вам следует взглянуть.

  Резник взглянул на предупреждающее выражение лица сержанта надзирателя, солиситора, стоящего в своей маленькой комнатке рядом со столом. Констебль в форме выводил заключенного из туалета напротив трех камер. Внутри ближайшего из них кулак ударил по двери, метрономический подъем и гневное падение. Женщина-полицейский с блестящей стрижкой светлых волос тихо разговаривала с молодым чернокожим мужчиной, прикованным наручниками к батарее. Дивайн и Нейлор стояли в дальнем конце коридора, у открытой двери в третью камеру. Телефоны звонили: по всему зданию звонили телефоны.

  "Сэр…"

  — Хорошо, сержант. Он протиснулся по коридору.

  Он услышал голос адвоката, зовущий его вдогонку, и замолчал. За пределами камеры Нейлор выглядел таким же бледным, как и покраснела Дивайн. Не обращая на них внимания, Резник толкнул дверь полностью. Тони Маклиш посмотрел на него с узкой кровати и улыбнулся.

  Кровь текла из его левой скулы, где была прорвана кожа; опухоль размером и формой с яйцо черного дрозда уже ломала линию роста волос над его левым виском. Ему порезали губу. Все еще улыбаясь, он встал, и струйка крови потекла из носа и подбородка на его черную футболку, джинсы, испачканную замшу ботинок.

  Неудивительно, подумал Резник, что ублюдок улыбается.

  "Мой кабинет." Он говорил с Нейлор и Дивайн, не глядя на них, отворачиваясь. "В настоящее время."