Средний рост обычного зирданца составлял восемь с половиной футов, а вес – не меньше трёхсот фунтов. Между тем и женщины, и мужчины этой народности были физически развитыми и обладали недюжинной выносливостью. А во главе их варварского племени был великий зирд[39] Пест, что отличался от собратьев своего вида особой жестокостью к непокорным подданным. Он завоевал свой трон силой, и эта сила была единственной неизменной величиной в его правлении.

По центру Сицила, в череде каменных башенных застроек, находилась пещера Бирст, зияющая гигантской дырой в земной коре. Этот карстовый[40] провал эллиптической формы достигал семидесяти пяти ярдов в ширину и четырёхсот шести в глубину и являлся обиталищем сотен зирданцев. В толще его известняковых стен, по всей окружности, они прорубили коридоры и комнаты, залы и оружейные, вплоть до красной линии, называемой водным пределом. Эта линия, словно древний закон, отдавала нижнюю часть пещеры Бирст муссонным дождям, что заполняли её, словно подземные ключи колодцы Сэйланжа. Порою зирданцы разводили там неприхотливую рыбу, на случай непредвиденной осады их стен, а иногда топили слабых и больных, чьи тела с удовольствием поедались как рыбой, так и кишащими подводными змеями.

Народ, выглядевший не по-человечески огромным, обладал одним, но очень приметным отличием на теле. Это отличие от человека, в виде большого шипастого хребта от шеи и до поясницы, придавало зирданцам устрашающий вид, а иногда и использовалось в убийственных целях. Шипы были остры и, словно зубья пилы, могли поранить кого угодно. Даже сам зирд Пест в битве за трон Пестирия прославился в песнях бардов тем, что собственным хребтом, практически пятью рывками, перепилил плоть Варфала Гиварда, носившего до него титул владыки.

Что же до прочего, то зирданцы с телами, крепкими как у Иргейнских буйволов, в основном никогда не носили одежд, кроме набедренной повязки, скрывающей их половую принадлежность, и кожаных сапог ниже колена, надеваемых на голени, обмотанные полосками красного бинта. В свою очередь, их некрасивые женщины перетягивали грудь, что была и без того маленькой и неприметной, листьями дерева сифу. А дети и вовсе обходились без одежды, но только до тех пор, пока их тела формировались временем. Когда же чресла мальчиков начинали реагировать на всё в округе плотским желанием, они становились мужчинами и имели право соткать себе именную набедренную повязку, а девочки – заключить свою грудь в листья сифу. В остальном же они не заключали браки и не заводили семей. Каждый зирданец мог совокупиться с любой женщиной своего племени, когда ему заблагорассудится, на то был ряд законов Бурукхан[41], законов этой народности, чтимых всеми.

Вокруг пещеры Бирст располагались каменные башни, выполняющие роль смотровых вышек. Но помимо башен пещеру опоясывали и другие постройки жилого и иного назначения, защищённые, как и башни, высокой каменной стеной – границей Пестого града. Среди них большую часть составляли юртавидные казармы, амисанды, родильные пещеры, оружейные, кузни и пыточные, расположенные друг к другу, так сказать, спиной к спине. Но где восседал правитель, под страхом смерти знали не многие.

Великий зирд Пест восседал в месте, отдалённом от ближайших пещер, как и от всего Пестого града. В это место можно было попасть, пройдя лишь по определённому подземному туннелю, что, словно лабиринт, имел развилки, путающие непрошеных гостей. Туннель выходил за пределы градовых стен, в огромный подземный зал – Пестирий, что для многих был мифическим. Высокие каменные своды и необъятные просторы этого зала были обставлены черепами гигантских подводных тварей, купленными у амийцев. Позолоченным колоннам не было числа, и они сияли в факельных огнях, ведущих к Пестовому трону, выложенному из тысячи костей его убитых врагов. На этом троне и восседал великий покровитель, совершенно голый и, по меркам соплеменников-варваров, безукоризненно сложенный.

Его рост составлял десять футов, а тело, раздобренное рельефом мышц, украшали неисчислимые шрамы. Именно битвой за трон с собратьями он заполучил посох своего господства в виде большой бедренной кости предыдущего властвующего зирда. Именно его кости входили в основу этого трона, омытого его же кровью.

Он был слеп на один глаз, но даже с этим увечьем мог дать фору любому зирданцу. Сколько черепов лопнуло в его ручищах, сколько хребтов переломалось о его колено, было не сосчитать. А сколько воинов ещё могло пасть от его длани, мог сказать только огненный владыка Тибиз[42]. Однако и такой зверь имел потомство. Оно не было привилегированным в племени, даже не допускалось в тронный зал, и более того, любого из них он мог убить собственными руками, как негожего его власти сородича.

Его единственным сыном из десятка недоношенных дочерей был молодой зирданец Билту, красивой наружности, на чьё тело смотрели с завистью мужчины, а женщины испепелялись животной страстью. Но черноволосый Билту, славившийся недюжинной силой, отличался от соплеменников тем, что любил только одну женщину. И этой женщиной была некая Савистин из народности кэрунов, сбежавшая с острова Салкс поспешнее ветра. Прочь от своего народа, прочь от королевского замка, тропой Сицилских варваров. Так, спрятавшись на зирданском острове буквально ото всех, она желала переждать негожее её стати время, но, увы, время текло медленно, а враждебные взгляды окружения делали его невыносимым. Её никто не трогал, того и не нужно было, чтобы показать своё презрение, на то были взгляды, фривольные жесты и будто случайные плевки к её босым ногам. Возмездие, вот что сдерживало всех!

Умелые барды слагали шуточные песни, имеющие стойкую основу, и распевали их в питейных залах Сицила. Но Билту не злился на это, он и действительно был готов на многое ради своей спутницы. Он полагал, что со временем взгляды потупятся, жесты смягчатся, а плевки иссохнут от сухости зирданского лета, и потому, оставаясь стеной для юной девы, баюкал в своих руках спокойствие и благосклонность. У него и без того хватало обязанностей иного рода.

По поручению своего отца, зирда Песта, он руководил тысячей рабов плодовых пещер, как и парой сотен соплеменников за их спинами, что занимались собирательством полуночных семян, тех самых, с корней деревьев Эку. Но даже с возложенной на него ролью он обладал не большим расположением правителя, чем и все остальные. Только подумайте, он никогда не видел своего отца, не потому что не желал, а потому, что этого не желал владыка. Все приказы доносились до его ушей голосками Пестовых убогих служек и были сопряжены с угрозами расправы в случае неподчинения. Возможно, из-за силы и уважения, а возможно, из-за королевского родства он и стал надсмотрщиком над злополучной колонией, никто не мог с точностью сказать. Но это назначение нисколько не приносило ему удовольствия, к которому он так тянулся. Рабы колонии часто дохли из-за тяжёлого труда, связанного с опасным отделением от массивных корней семян Эку, но и так же часто пополнялись захватническими набегами варваров, управляемых дланью зирда. Кэруны, гатуилцы, иргейнцы, апакийцы – кто только ни составлял рабский массив невольников, не видящих ни закаты, ни восходы. Они работали на износ лишь с одной целью: умилостивить тирана, пожелавшего во всём быть первым.

В этот же бессонный час, час воцарения на небе Сестринских Лун, когда сбор семян на время закончился, но сон ещё не подступил, Билту был вместе с Савистин, как скалистый великан со своей зазнобою. В одном из проходов пещеры Бирст, опоясывающем её серпантинную окружность, царила тишина. Всюду горели факелы: на стенах и в глубинных сводчатых залах, занятых застольями, на широких лестницах, уходящих вглубь, и на подвесных мостках, соединяющих казематы, – всё сияло так, что казалось тысячью огненных жил.