Не любил Бернар и дворец иерусалимских королей. Знающие люди поговаривали, что тот стоит на месте старого дворца царя Ирода, а первым царем с таким именем, приходившим в голову любому христианину, был тиран, отдавший приказ истребить сотни невинных младенцев ради того, чтобы оборвать жизнь Божьего Сына. И на таком месте возвели свою резиденцию благочестивые христианские короли? Рожденный и выросший в Святой Земле, Бернар смутно, больше по рассказам родителей, помнил правление еще Балдуина I, первого, кто нарек себя королем Святой Земли, и брата самого Защитника Гроба Господня Готфрида Бульонского. Захвативший Иерусалим в 1099 году Готфрид отказался от громкого титула короля, не пожелав носить золотой венец там, где Христос был увенчан терновым, но его младший брат был, по словам некоторых церковников, не так благочестив. Хотя и короновался в Вифлееме, а не в самом Святом Граде.
Балдуин I правил королевством из дворца на Храмовой Горе, но его дальний родич, коронованный под именем Балдуина II и привечавший только образованный в те годы Орден тамплиеров, поначалу уступил им южное крыло дворца, а затем и весь комплекс, возведя новый дворец неподалеку от Храма Гроба Господня. Бернар полагал, что королю не следовало даже поселять тамплиеров в своем дворце, но сам он тогда был лишь одним из множества пажей, а потому даже вздумай он сказать об этом Балдуину, тот бы лишь посмеялся над дерзким мальчишкой.
Нынешний из иерусалимских королей, внук Балдуина Амори I, восторгов деда по поводу храмовников не разделял, особенно после того, как их магистр, надменный белокурый великан Бертран де Бланшфор, отказался присоединиться к походу Амори на Египет и не дал королю ни одного рыцаря из своего Ордена. Те немногие тамплиеры, что решились присоединиться к королю, сделали это против воли де Бланшфора, и их без сомнения ждало наказание за своеволие.
Но магистр скончался спустя всего пару месяцев в резиденции тамплиеров на Храмовой Горе, когда иерусалимская армия завязла в безнадежном штурме у стен Каира, и, на взгляд Бернара, лишь это спасло Орден от гнева короля, вернувшегося из похода с поражением. Храмовникам полагалось беспрекословно следовать обету послушания и подчиняться каждому решению магистра, даже если сами они были не согласны с ним в душе, поэтому после смерти де Бланшфора спрашивать что-либо с других рыцарей было бессмысленно. За отказ участвовать в походе ответственен был лишь покойный магистр. А Бернар не сомневался, что Амори был бы не прочь призвать Орден к ответу, чтобы напомнить заносчивым тамплиерам, кто король Святой Земли, а кто лишь горстка рыцарей на службе у него и церкви. Впрочем, сами храмовники считали, что служат лишь Господу, а потому никакие короли им не указ и помогать монаршим особам тамплиеры станут лишь по собственному желанию, а не по принуждению.
— Разогнать бы их к чертям, — бормотал Бернар себе под нос после каждой вольной или невольной встречи с рыцарями в белых плащах. Бедные рыцари храма Соломона, усмехался он в мыслях, как же! Знающие люди поговаривали, что в сундуках у храмовников хранятся сотни и тысячи золотых монет, а владений и земляных наделов, которыми их без конца наделяли короли и бароны, хватило бы на целую империю. Белые плащи были повсюду, что в Святой Земле, что в далеких землях Запада, и Бернар считал рассказы об их смирении и бедности столь же правдивыми, сколь и небылицы заезжих торговцев на мусульманском базаре. Те тоже чего только не сочиняли, лишь бы привлечь внимание покупателей.
К сожалению, старший сын Бернара, лишь недавно получивший золотые рыцарские шпоры, неприязни отца к храмовникам не разделял. Но и не показывал этого лишний раз, а потому если и говорил об Ордене, то лишь о действительно важном и насущном.
— Как ты полагаешь, отец, кого изберут новым магистром тамплиеров?
Жасинт задавал этот вопрос уже не в первый раз, но у Бернара не было на него ответа. Хотя он не сомневался, что у короля Амори имеется собственный претендент из числа знакомых ему храмовников, который положит конец самоуправству Ордена. Хотя бы на время. Пусть среди подданных короля и находились завистники, шептавшиеся у него за спиной, что он лишь бледная тень своего покойного брата, но Бернар знал, что пусть Амори и не великий полководец, каким был рыцарственный Балдуин III, но ума и даже хитрости королю было не занимать.
— Магистром станет наиболее достойный, сын мой, — туманно ответил Бернар, не уточняя, кто именно будет оценивать достоинства претендентов, и не глядя бросил монетку потянувшемуся к его коню нищему.
— Благодарю, добрый господин, — забормотал тот на арабском, низко склоняя плешивую голову.
Проклятые сарацины, недовольно подумал Бернар. Ему не раз приходилось сталкиваться с магометанами в сражениях или на длинных выжженных солнцем трактах пустыни, некоторых он даже признавал людьми образованными и по-своему мудрыми, но всё же не было в этом уже немолодом рыцаре терпимости, свойственной иным христианским сыновьям Святой Земли. Быть терпимым к неверным, отвергающим божественное происхождение Иисуса Христа? К неверным, смевшим утверждать, что Иса, как они называли Сына Божьего на свой сарацинский лад, был лишь пророком, таким же, как и Мухаммед? То, что магометане считали какого-то купца равным Спасителю, для Бернара было оскорбительнее всего. Гордыня неверных казалась ему поистине возмутительной.
— Отец, — негромко позвал его Жасинт, заставив отвлечься от раздумий. — Мы прибыли.
Дворец иерусалимских королей возвышался впереди, и лучи восходящего солнца отражались от белого мрамора стен, слепя глаза. Рыцари неторопливо въехали во внутренний двор — Бернар небрежно кивнул страже у дворцовых ворот, пропустившей его безо всяких вопросов и сомнений — и спешились, бросив поводья паре подбежавших мальчишек. Мальчики проворно схватили их у самых удил и повели запыленных и уставших лошадей на дворцовую конюшню. Бернар махнул сыну рукой, молча велев не отставать, и поднялся по широкой мраморной лестнице. Внутри дворца было прохладно, камень стен еще не успел нагреться под безжалостным южным солнцем, а изредка налетавший откуда-то с севера ветерок свободно проникал в комнаты дворца сквозь высокие и широкие стрельчатые окна.
— Его Величество сейчас беседует с тамплиерами, мессир, — неловко попытался остановить Бернара кто-то из королевских пажей, но рыцарь молча отмахнулся от подростка и прошел в малый зал, часто используемый королем для полуофициальных бесед. Жасинт несмело последовал за отцом и остановился у самой двери. Ему казалось неприличным входить к королю, не сменив пыльной одежды на свежую или хотя бы не омыв рук и лица с дороги.
Королю Амори впрочем, до вида молодого рыцаря дела не было, и он лишь коротко махнул вошедшим, позволяя присоединиться к разговору. Поскольку сейчас король был занят тем, что, не стесняясь в выражениях, распекал стоящих перед ним рыцарей в белых плащах.
— Где был ваш проклятый Орден, когда армия Иерусалимского королевства задыхалась в дыму?! Не вы ли, мессиры, клялись защищать своих единоверцев, во что бы то ни стало?! Так вы защитили их от тягот и лишений?! — гремел Амори, но если один из тамплиеров послушно смотрел куда-то вниз, изображая раскаяние, то второй упрямо скрестил руки на груди и открыто дерзил Амори в ответ.
— Позвольте узнать, государь, как мог Орден защитить тех, кто сам пожелал навлечь на себя беду? Магистр де Бланшфор предупреждал вас…
— Помолчите, мессир! — вскипел Амори, едва не вскочив со своего кресла с резными подлокотниками, больше походившего на трон.
— Ибо сказано в Библии, погибели предшествует гордость, и падению — надменность, — продолжал тамплиер, ничуть не смущаясь виду разъяренного короля.
— Тогда вам, мессир Одо, в первую очередь стоило бы смирить свою собственную гордость, — вмешался Бернар. Тамплиер бросил на него недовольный взгляд из-под нахмуренных светлых бровей и коротко усмехнулся.
Одо де Сент-Аман был французским рыцарем из Артуа и олицетворением гордыни храмовников. В Орден он вступил в достаточно юном возрасте, участвовал во многих сражениях и даже служил какое-то время маршалом Иерусалима, благодаря чему приобрел славу бесстрашного рыцаря, умелого полководца и непримиримого упрямца, всегда твердо стоящего на своем. И Бернар не сомневался, что сейчас этот пятидесятидевятилетний рыцарь намерен употребить всё свое влияние в Ордене, чтобы занять пост Великого Магистра. Но если де Сент-Аман возглавит храмовников, он никогда не допустит, чтобы Амори или иной другой правитель вмешивался в дела Ордена.
