Пролог

В чуть розоватых лучах восходящего светила замок правящей династии казался кружевным. Словно кукольный домик, изящный, крохотный утонченный, он парил над городом, безмятежный, радующийся новому дню. Но то была лишь иллюзия.

Просыпающийся у подножия Тронной скалы город даже не подозревал, что вся безмятежность и спокойствие не что иное, как мираж, иллюзия вчерашнего, уже умершего мира. А изменения в мироустройстве необратимы и неотвратимы.

Сонные улицы большого города были еще пусты. Лишь ветерок бродил между зданиями, проверяя все ли окна и двери закрыты, да ища выход в городской парк.

Город и замок наслаждались последними крохами утренней безмятежности.

Тем временем где-то в замке…

Он не видел и не слышал, но точно знал: бой еще не окончен. Его люди еще не всех заговорщиков нейтрализовали. Тех осталось на свободе очень мало. Но чем меньше была их численность, тем яростнее они огрызались, не гнушаясь инопланетным оружием. И где только достали? Впрочем, где — вопрос глупый и риторический. А вот как умудрились доставить на планету прямо под носом у службы имперской безопасности, вопрос интересный. Не хочется так думать, но в его ведомство затесался предатель. А значит, виноват он. Не досмотрел, не предугадал, допустил саму возможность заговора. И теперь ему же и пожинать плоды своей небрежности. Отец и брат со своей парой убиты. Мать умирает. О сестре ничего не известно.

Пока он прохлаждался, предатели напали на его семью. И ради чего? Ради власти, будь она проклята! Если бы он мог, он бы бежал от политики и правления, как от чумы, на другой край вселенной, в другую реальность. Его и не готовили к правлению. Он солдат. И с удовольствием занимался вопросами имперской безопасности, стоя за плечом у брата. Брат должен был стать следующим императором. Брату даже Забытые подарили истинную пару. Джессарт был без ума от своей нии. Через месяц у них должен был родится первенец. И, то что будущему правителю Забытые боги послали истинную половинку его души, давало надежду на многочисленное потомство.

Их род вырождался. И не только их род. Морунцы гарантированно имели потомство только в браке с истинными половинками. Договорные браки, как правило, были бесплодными. Можно было, конечно, провести обряд и обратиться с Забытым с просьбой о продолжении рода. И высокородные так и поступали. Только был в этом огромный риск. Такой обряд можно было провести лишь раз в жизни. И Забытые всегда требовали свою плату. Хорошо, если в роду была истинная пара. Тогда Забытые чаще всего удовлетворялись эмоциями члена рода. Хуже было, если пробужденных в роду не было. Тогда Забытые на свое усмотрение могли забрать в лучшем случае здоровье, в худшем — жизнь любого члена рода.

Не родовитые морунцы не рисковали прибегать к помощи богов. Когда не было поддержки кровных родственников, когда ограниченное количество галакредитов делало недоступным самые последние достижения медицины, было самоубийством так рисковать.

Потому морунцев становилось все меньше. При их продолжительности жизни, пока это не сильно заметно. Но пройдет какое-то время, и города начнут пустеть. И, если ничего не изменить, рано или поздно последний морунец уйдет за грань.

Тяжелое хриплое дыхание женщины, лежащей на кушетке у окна, становилось все чаще и рваней. В уголках губ появилась розоватая пена. Яд действовал и спасения не было. Проклятые Забытые боги! Проклятые заговорщики! И где только достали яд оравии? Эту маленькую яркую змейку уже давно никто не видел. Около тысячелетия оравия считалась вымершей, так как в прошлом ее безжалостно уничтожали. И вот теперь его собственная мать умирала в мучениях, отравленная ядом оравии. Противоядия не было.

Он опустился на колени у кушетки и осторожно взял в руки холодеющую женскую кисть. Горло сдавило спазмом, и он ничего не смог сказать, только осторожно прикоснулся губами к запястью. Веки женщины дрогнули, с усилием приоткрылись. Некоторое время она бесцельно блуждала взглядом по комнате, потом заметила коленопреклоненного. Хриплый, едва слышный шепот набатом ударил ему в уши:

— Сынок, прости, но ты остаешься один…

Говорить женщине было тяжело, явно не хватало воздуха. Но легкие, уже попавшие под действие яда, высвобождали все меньше кислорода для организма. Совсем скоро приток жизненно необходимого газа прекратится совсем. И тогда наступит смерть. Это понимали оба. Поэтому мужчина молча внимал, а женщина торопилась сказать:

— Заклинаю тебя всем…, что тебе… дорого… — паузы между словами становились все больше — найди… этих… тварей!

Выплеснув свою горькую ярость, женщина снова умолкла, пытаясь перевести дыхание. Но через мгновение заговорила снова, понимая, что отведенное ей время утекает, как песок сквозь пальцы:

— Род. ной мой, я знаю…, что… тебя… не гото…вили править…. Но тебе… прийдется. Будь силь…ным, сынок. И женись… как можно… ско…рее.

Женщина с трудом подняла свободную руку и прикоснулась к руке сына. Пальцы с натугой поползли вверх по мужской ладони. Из последних сил женщина выдохнула:

— Ты обязан продолжить правящий род!

Женские пальцы вцепились в мужское запястье и глаза женщины расширились. В них легко читался немой вопрос. Пальцы ощупывали запястье. Она попыталась что-то сказать или спросить, но легкие уже отказали полностью. Кислород не поступал в организм. Женщина пыталась вдохнуть так необходимый ей воздух, но все было бесполезно. Из широко открытого рта вырывались невнятные хрипы. Пальцы оставляли кровавые отметины на мужской руке. Все ее тело сотрясалось в агонии.

Через несколько секунд все было кончено. Он остался один на один со своей тоской. Со своим долгом перед империей и имперцами. Долгом перед родом. И второй долг был почему-то несоизмеримо тяжелее.

Нечеловеческий, полный звериной тоски вой, услышали во всех уголках замка.

Голова гудела. В ней словно поселился кто-то очень настойчивый, и долбил, долбил, долбил. Где-то надрывался интерком. Не мой. В принципе, меня-то и разыскивать некому. Особенно в такую рань. Я с трудом разлепила глаза. Ой, поправочка! Уже обед. Да уж, гульнули вчера…

Интерком все надрывался. Пришлось отрываться от подушки. Осмотрев комнату, пришла к печальному выводу: Нолы не было. А верещал именно ее интерком. Сколько раз просила: смени звук. Нола только смеялась и говорила, что такой противный звук гарантия, что она ответит на звонок даже если совсем-совсем не хочется ни с кем общаться. Угу, такой отвратный визг мертвого поднимет и заставит принять звонок.

Я все-таки нащупала противный аппарат и не глядя приняла входящий звонок. К счастью, не додумалась активировать галасвязь. К счастью, потому что звонил проффесор Виллиамс. Если бы он меня сейчас увидел…

— Студентка Кайро! Вы что, спите до сих пор?!

— Э-э-э, профессор, это студентка Солнцева… — я сама поразилась, как хрипло и вымучено звучит мой голос и испуганно запнулась. Профессор немедленно этим воспользовался.

— Где, черт вас возьми, Кайро?!

Ой, мамочки! Если профессор ругается, позабыв, что разговаривает со студенткой, значит случилось что-то из ряда вон выходящее.

— Солнцева, я вас между прочим спрашиваю! Где Кайро?

— Профессор, Нола в санблоке. Она э-э-э, решила принят ванну… — что я несу? — Вы же знаете, Нола очень любит водные процедуры. Ее теперь еще с час оттуда не вытянешь…

Профессор Виллиамс взъярился окончательно:

— Мне наплевать, что она любит! Вытаскивайте ее как хотите! И чтобы она мне в течении 10 мин перезвонила!

На этой лирической ноте профессор оборвал соединение. А я облегченно вздохнула, утирая не весть откуда взявшийся пот со лба. И что такого могло случится, что Виллиамс срочно затребовал Нолу? Да, она лучшая из лучших в истории Земли довоенных времен. Лучшая, но все-таки всего лишь студентка. Хоть и последнего курса.

Погипнотизировав интерком подруги еще какое-то время, я со вздохом отложила аппарат и поплелась инспектировать санблок. Надеюсь, подруга действительно там. Иначе даже не представляю где еще ее искать. А найти Нолу лучше как можно быстрее.