– Ты думаешь, мне будет невыносимо трудно колесить по самым потрясающим местам Европы за твой счет? – ухмыльнулся Феликс, не сумев скрыть недовольства. В отличие от Айзека он превосходно управлял эмоциями. Сдержанность, деликатность и тактичность были обязательными составляющими его повседневного инструментария в работе авторским агентом и заместителем генерального директора благотворительного фонда по совместительству. Однако когда дело касалось неформального общения с Айзеком, Феликс позволял себе редкую шалость быть саркастичным.

Друзья поднялись на третий этаж и продолжили бессмысленный спор об уникальности творческого пути, зависнув каждый напротив дверей своей квартиры. Вставляя ключ в замок, Айзек понял, что от завершения разговора его отделяло всего несколько фраз, которые бы увенчали диалог положительной кульминацией.

– Феликс, ты ведь знаешь, что без тебя я ни черта не напишу. Идеи и фантазии ничто, если они не находят отражения в реальном мире, а где реализация, там и планирование, там и усердие, там и кропотливая работа. Это у меня получается так себе, сам в курсе. Давай так: я беру на себя всю творческую часть. Можешь быть уверен, я найду способ распахнуть врата Трисмегиста…

Заместитель поборол желание закатить глаза.

– …а на тебе – организационная часть. Будем действовать методично и с фантазией. Тогда все получится!

Феликс поражался многим способностям друга, в частности, необыкновенному умению заражаться собственной идеей, просто проговаривая ее вслух. Его порадовал настрой, в котором он отпустил Айзека к невесте, еще не знавшей о планах возлюбленного обуздать музу, одичавшую после ошеломительного успеха антиутопической саги и ускакавшей от писателя в свободный забег.

Квартира Айзека располагалась на последних уровнях здания. Огромное пространство достигалось соединением двух этажей, что явно не было рациональным использованием помещения, в котором могло уместиться сразу две квартиры вместо одной. Однако банковский счет Айзека доказывал его платежеспособность при выборе любого объекта недвижимости, который ему приглянется. Денег хватало не только на квартиру в Хэмпстеде – без особых проблем Айзек позволил бы себе и целый дворец в Швейцарских Альпах. Однако даже в просторной, но малокомнатной мансардной квартире с высокими потолками повсюду пестрела прижимистость хозяина. Имея доход как у передовой голливудской знаменитости, он не упускал ни единой возможности сэкономить – и даже пьяным умудрялся не забывать на столе оставленную мелочь. Карен была его таблеткой от скупости, одурманивающим ароматом, побуждавшим совершать покупки без скептического взгляда на ценник. Благодаря ей он иногда отпускал вожжи расточительства и тратил баснословные деньги на безделушки и пафосные, идиотские рестораны, в которых персонал обхаживает тебя так, будто никакой борьбы за классовое равенство и не существовало вовсе.

Несмотря на притягательный соблазн, Карен вовсе не играла в принцессу и лишь изредка водружала на голову царскую диадему. Любительница брендов и дорогих вещей, чей многозначный ценник объяснялся высоким качеством и гарантией долголетия, она пускала в ход собственные накопления, когда намеревалась себя побаловать. Карен была художницей и зарабатывала преимущественно фотореалистичными портретами.

Не обремененная фиксированным рабочим графиком, она могла заниматься творчеством в любое время суток. Имея почти абсолютную свободу в выборе дел на день, Карен открывала для себя массу возможностей для саморазвития, за которые она ловко хваталась, словно азартный игрок – за шанс сорвать куш. Как художницу, не отягощенную консервативным взглядом на искусство, ее тянуло ко всему, в чем она могла себя попробовать. Сейчас Карен заканчивала годичный интенсив по дизайну интерьеров и готовилась к сдаче ряда работ и экзаменов. Вместо мастерской, где она сотворила большую часть своих полотен, Карен выбрала для занятий апартаменты Айзека.

Когда писатель влетел в свою обитель, она делала передышку в заучивании материала и, вытянувшись на большом раскладном кресле, разрисовывала страницу блокнота. Постепенно белый лист превращался в карандашную фотографию широких мансардных окон, сквозь которые Карен вглядывалась в хмурую апрельскую погоду.

– Карен! – воскликнул Айзек из прихожей. Девушка привстала с кресла и заинтригованно посмотрела в сторону входной двери. – Мне нужна первая помощь! – шутливый тон Айзека выдавал его настрой и намекал на очередную шутку. Он вбежал в громадную комнату – место учебного процесса Карен – и заключил девушку в объятия.

– Кто же тебя ранил, пирог? И насколько серьезны раны? – засмеялась художница, довольно подставляя щеки для поцелуев возлюбленного.

– Глубокий разрез на самолюбии и гематома в области творческой свободы!

Карен подвинулась так, чтобы Айз смог прилечь рядом на кресле, которое явно не было спроектировано для двоих. Здесь худоба, которую Айзек обычно называл утонченностью фигуры, пригодилась Карен, и парочка без затруднений уместилась на лежбище. Девушка ласково погладила слегка влажные после дождя волосы писателя.

– Что случилось? Рассказывай!

– Мари сдала меня с потрохами. Новость разлетелась по СМИ так быстро, будто в новой книге я изложу подробную инструкцию, где и как искать близнеца Дэвида Боуи.

– Вот ведь трепло, – недовольно пробурчала Карен.

– Я того же мнения.

Как это часто бывает, стоит мировоззрениям двух людей сойтись – и необходимость объяснять детали отпадает. Так же и Айзеку не пришлось прибегать к длинным толкованиям своего удрученного состояния. В том и был один из секретов гармоничного союза писателя и художницы. Карен умела без слов понимать Айзека, а тот верил в понимание, для которого слова не нужны.

– Так… говоришь, тебе нужна первая помощь? – игриво произнесла Карен, проведя пальцем по широкой груди Айзека.

– Да, точно. Мне, будьте добры, кофе с молоком, без сахара, – неожиданно заявил он, и Карен, рассмеявшись, ударила любимого по плечу.

– Прохвост! – художница поднялась с кресла и трусцой пробежалась до кухни, делившей с гостиной одно пространство.

Айзек услышал звуки и запахи, предвещающие появление чашки ароматного напитка, и с умилением посмотрел на развернутый блокнот, оставленный Карен на кресле. Всматриваясь в рисунок, он, переводя взгляд с одной детали на другую, будто углядывал то, почему он любил Карен. Тонкие извивающиеся линии здесь – ее прелестная фигура. Четкие, ровные углы окна – неисчерпаемое здравомыслие. Маленькие, обрамленные бликами капельки воды – ее жгучая, воинственная ревность, которая чаще веселила Айзека, чем озадачивала или пугала. Но он любил всю картинку целиком, какими бы ни были ее отдельные компоненты. Именно эта непроходящая, крепкая, зрелая любовь к Карен как полноценной личности, которую он обожал и которой восхищался, побудила его сделать девушке предложение руки и сердца. Хорошо зная ветреный, переменчивый нрав Айзека, художница и не ждала оказии пожениться спустя семь лет после начала взаимоотношений. Ко всему, Карен была младше любимого на пять лет. В свои двадцать восемь она не торопилась замуж и понимала, что ответственное решение, которое хочется принять раз в жизни, может подождать. Но когда Айзек сделал ей предложение на вершине вулкана, после семи часов изнурительного восхождения, девушка была не поражена сумасбродностью и авантюрностью поступка, а просто околдована очаровательным моментом, которого меньше всего ждала в то путешествие. Она забыла о боли в ногах, о натертых пятках, о непреодолимом желании прилечь и отдохнуть. Мотивационная пирамида Маслоу, единственное, что она запомнила из университетского курса психологии, на основе которой строила свои догадки относительно поведения других людей, развалилась на глазах, стоило Айзеку встать перед ней на колени и достать скромненькую маленькую коробочку, скрывавшую обручальное кольцо и, невзирая на его размеры, обладавшую такой огромной подчиняющей магией. Все биологические потребности, все бессилие тела в одночасье были забыты, перестали существовать, только влюбленный дух созерцал момент, который отложился в памяти самым ярким кадром в жизни. После затянувшегося сумасбродного странствия по индонезийским тропикам, в котором восхождение к кратеру спящего вулкана стало финальной точкой, они провели две незабываемые недели на гигантском круизном лайнере. Там влюбленные целыми днями загорали у бассейна на верхней палубе, ели в дорогих ресторанах, шиковали в магазинах, отмывались в спа от выхлопных газов вездесущих в Индонезии мопедов, часами не вылезали из кровати и строили планы на свадьбу, для которой в календаре было отведено начало сентября.