Я увидел впереди собаку и буки, и, снова выйдя из-за деревьев под холмом, я увидел резкий свет на зимней траве. Я бы все это запомнил. Чистая форма холма и шрам на его стороне, где был добыт камень, и колючий куст росли острыми черными очертаниями из трещины в обнаженной скале. Стена из сухого камня, рассекающая поперек. Я буду помнить их всегда.

  Церковь стояла там, где мы вернулись в деревню, у поля, которое было детской площадкой. Когда мы дошли до него, миссис Лейси предложила войти.

  'Почему?'

  «Я подумал, что было бы неплохо помолиться».

  Я был в церкви всего один или два раза. Мне он нравился снаружи, мне нравилось песчаное тепло камня, но внутри он был голым и белым, с длинными холодными окнами и пустым запахом, который, должно быть, исходил от сырости и известкового налета.

  «Но мы католики. Это не католическая церковь ».

  Итак, мы прошли мимо ворот и не остановились. Лицо миссис Лейси было напряженным и напоминало маску с раскрашенными разноцветными точками.

  * * *

  «У нас есть только их слово», - сказал Питер. «Мы не видели ее, не так ли? Все, что мы знаем наверняка, это то, что она ушла, больше мы ничего не знаем. Мы даже не пошли на похороны ».

  Питер был мальчиком на два года старше. В нем была вся сила его возраста и времени, проведенного вне школы. Петр сеял сомнения, и сомнения были силой.

  - Если подумать, мы на самом деле ничего о ней не знаем, не так ли?

  «Это потому, что она немка, потому что папа познакомился с ней в Берлине».

  «Да, но все же мы должны кое-что знать. Мы не знаем ее семью. Мы не знаем никого, кто знал бы ее. Мы даже не знаем, откуда она, или что-то в этом роде.

  'Да.'

  'Какие?'

  «Знай, откуда она взялась. Я знаю название этого места. Она сказала мне. Это было большое место, больше Челтнема. Он назывался Кенигсберг ».

  - Так она сказала, но этого там нет. Я проверил. Его нет на карте. В школе я проверил, и там его не было ».

  'Это не правда.'

  «Посмотрите сами, если вы мне не верите».

  Мы прошли в гостиную, и Питер снял атлас с большого книжного шкафа рядом с отцовским стулом. Он положил его на ковер и открыл там, где начиналась Европа.

  - Тогда найди.

  Я смотрел, пока мои ноги не заболели от сгибания на полу. День был жарким. На улице был какой-то гул, который был летним днем, но я оставался дома и долгое время не замечал, что занавески все еще задернуты с прошлой ночи, и что я смотрел при свете лампы. Затем я встал, потушил свет, отдернул тяжелые занавески и увидел снаружи, как будто это была чужая страна с карты. Он был ярким, зеленым, за стеклом; Я не мог туда пойти. Я вернулся на свое место на полу. Раньше я сидел на полу, скрестив ноги, колени вместе, а ступни разведены, но через долгое время это начало болеть. Я сел как-то по-другому. Я просмотрел четыре широкие страницы: Центральная, Восточная Европа, бледно-голубая Балтика, потрепанный край Скандинавии, вьющийся над ней, сплошные цветные блоки внизу. Моя мать сказала, что жила недалеко от моря. Она сказала, что корабли можно увидеть из чердачного окна ее дома. Я посмотрел на все имена, которые разошлись с побережья Балтийского моря, в Западной Германии, Восточной Германии, Польше. Я посмотрел на имена внутри страны. Затем Питер снизошел, чтобы показать мне, как работает индекс, и я приложил линейку к странице и систематически обработал все плотно напечатанные столбцы Ks.

  «Возможно, это начинается с буквы« C », - сказал я и снова начал с этого места.

  «Нет, это не так. Не может. Я знаю.'

  'Откуда вы знаете? Вы не знаете немецкого ».

  Конико, Конимбрига, Конингсби, Конистон. Он был прав. Его просто не было.

  'Видеть.'

  В тот день я ненадолго уехал домой от Лейси.

  Было уже поздно вечером. Начинало темнеть, и в доме горел свет.