– Ужасная погода, – говорит она совершенно чужим голосом.

– Согласен, но отсюда она не кажется такой страшной, верно?

– Нет, Джей, гроза это в любом случае ужасно. Это страшно, она появляется так резко и стремительно, молния уничтожает прекрасные полевые цветы, дождь топит почву, давая ей слишком много воды, с которой она не способна справится. Гром от раскатов молнии оглушителен, он может свести с ума.

Я слегка теряюсь, она говорит совершенно серьезно, и мне пока не ясно, как на это реагировать. Поэтому, я решаю прибегнуть к логике.

– Но ведь перед грозой всегда появляются ее предвестники – тучи, ведь так? Тогда ты уже точно знаешь, что тебя ждет.

Она затягивается поглубже и слегка дрожит.

– Нет, Джей, в этом-то все и дело, бывают такие грозы, которые появляются посреди ясного неба, в момент, когда на небе нет ни облачка. Они-то как раз самые страшные и беспощадные, застигают тебя врасплох т обрушиваются в один миг.

– Это парадокс, Флоренс, – недоумеваю я, – как же могут появиться грозы без туч?

– Могут, я сама видела одну из таких, это было очень страшно. Я никогда ее не забуду, – она говорит шепотом, а на глазах наворачиваются слезы, – посреди ясного дня разверзлась настоящая буря, несущая в себе лишь разрушения.

«Она явно перепила» – думаю я. Будь такое происшествие в реальной жизни – читающий газеты Робби непременно сообщил бы нам о нем.

От дыхания Флоренс веет алкоголем, она уже совсем опьянела. Мы лежим около пяти минут молча, как вдруг она говорит:

– Меня разбили, Джей, – резко бросает она в воздух.

– Что? – осторожно шепотом спрашиваю я.

– Меня разбили, растоптали, разбили мне сердце, я не знаю, что мне с этим делать. Я чувствую себя такой несчастной и сломанной.

Я сбит с толку, она кажется совершенно другим человеком, даже ее голос изменился и стал каким-то настоящим. Она вся напряжена, в глазах у нее страх и отчаяние.

– Давно это случилось?

– Два месяца назад.

– Долго вы были вместе?

– Три месяца, – безжизненно отвечает она.

– Это не так много, – пытаюсь сказать помягче я.

– Ах, Джей, – вздыхает она, – разве время имеет значение, когда сильно любишь? Я полюбила по-настоящему, впервые в жизни, еще впервые в жизни я чувствовала себя счастливой. Порой, люди живут по сорок лет вместе и остаются безжизненными душами друг к другу. Я за четверть года прожила целую жизнь.

От этих слов я вспоминаю Руфь, и мне на сердце выливается кипяток. Хочется выпрыгнуть в окно и бежать под дождем без остановки куда глаза глядят.

– Флоренс, мне кажется, время лечит, как бы избито это не звучало, – я ей вру, я твердо убежден, что глубокие раны остаются навсегда, но мне хочется наносить ей новые шрамы на душу своими словами.

– Что такое, в сущности, время? – резко спрашивает она, я даже не успеваю поразмыслить над таким глубоким вопросом, как она продолжает, – Разве оно способно что-то вылечить? Создать? Нет! – с жаром говорит она, приподнимая голову, – Оно способно лишь разрушать. Время сделает нас стариками и превратит в ничто, оно уничтожит все, ничего не останется, никто в мире не способен противостоять ему. Время мне не поможет. В чем же тогда мне найти лекарство?

Я молчу, долго думая, что ответить ей.

– Все так запутанно, Джей, внутри я чувству себя маленькой девочкой, не готовой к этой странной, сложной жизни. Я даже не ощущаю себя частью этого мира, словно нахожусь в стеклянном замке, наблюдая за всем со стороны, жизнь проходит мимо. Мне больно от предательства, почему так происходит?

– Потому, что не все люди хорошие и не всегда все бывает так, как нам хочется. Нам всегда кажется, что мы несчастны больше, чем остальные. В своем горе мы не замечаем светлые моменты, которые всегда присутствуют в нашей жизни.

– Что светлого есть у меня? – допытывается она.

– Я не знаю, чем ты живешь, Флоренс, но думаю, хотя бы то, что ты не нуждаешься в деньгах, у тебя есть постоянная крыша над головой, а значит и возможность не думать о том, где искать средства к существованию. Ты можешь позволить себе посвятить время рассуждению о более глубоких и приятных вопросах.

– Черт возьми, – кричит она, лежа, – я бы прямо сейчас сожгла этот дом и отказалась от всех денег, которые у меня есть, если бы это помогло мне найти счастье.

Я смотрю на горящую свечу, стоящую на полке. Мне вспоминается Софи, бывший парень которой бил ее, а после расставания пытался преследовать и даже проникнуть к ней в дом. Софи, которая уже похоронила своего отца, заботится о маме, позабыв о себе, и, плюнув на все свои мечты, стоит за баром, обслуживая всякий сброд. Софи, у которой судьба отняла юность и забросила в самое жерло этой несправедливой жизни. Я не могу мысленно их не сравнить, им обеим по двадцать четыре, у них разные проблемы и разное отношение к ним. Из этого сравнения, для меня Софи выходит титаном, и я впервые задумываюсь о том, как много значит сила духа в человеке и его отношение к испытаниям.

Флоренс юна и здорова, но уже не может спокойно жить, даже находясь в полном комфорте. Ее родные живы, она учится в одном из лучших институтов страны и не нуждается в деньгах, но чувствует себя очень несчастной.

– Зря ты так.

– Нет, ты не понимаешь, о чем говоришь, этот дом, вся эта роскошь – показатель того, что я не нужна своей матери. Она не выдерживает общение со мной и наивно полагает, что может откупиться. Как же она глупа. Все ее деньги – пыль, они не стоят ничего, скажи она хоть раз, что любит меня искренне – это было бы дороже всех домов и всей этой показной роскоши. Ее деньги – для меня унижение. Она даже оплатила мне клинику, под предлогом, что мне там будет лучше, но я же знаю, что она сделала это для того, чтобы избавиться от меня.

– О чем ты?

– Полгода назад меня положили в психиатрическую лечебницу, месяц меня накачивали препаратами, я до сих пор их принимаю. Врач заключил, что у меня какое-то расстройство, название которого я даже не могу запомнить. Порой, у меня случаются приступы, я не могу это контролировать, плачу, трясусь, не понимаю, что со мной происходит.

– Мне кажется то, что она оплатила твое лечение – это знак заботы с ее стороны.

– Джей, она даже не приехала.

– Оу…

– Да, она не принимает меня, ведь я совершенно не такая, какой она хотела меня видеть несколько лет назад. Тебе она, наверное, тоже заплатила, чтобы ты пришел, не так ли?

Я решаю не врать ей.

– Она предлагала, но я сказал, что ничего не нужно.

– Это похоже на правду, спасибо за честность.

Какое-то время мы молчим, она немного успокаивается.

– Знаешь, Флоренс, может я еще слишком юн, но мне почему-то все равно хочется надеяться на лучшее. Не бездумно и слепо верить, а твердо знать. Знать, что весь наш опыт нам действительно пригодиться, знать, что мы станем мудрее, будем действовать верно, научимся ценить то, что имеем, и больше не совершим прежних ошибок.

Она слегка дотрагивается то моих волос и шепчет мне на ухо сквозь сон:

– Джей, ты такой хороший, мне нужен такой друг, как ты.

– У тебя есть друзья?

– Ни одного, – после этих слов она засыпает, а я еще немного лежу в одиночестве и думаю о той, кому принадлежат моя душа, мое сердце.

«Где ты сейчас, Руфь? Где ты находишься в такой поздний час и не догадываешься о том, как сильно я тебя люблю? Не предполагаешь, что только твои глаза, твое тело, дыхание, прикосновение – имеют надо мной власть.»

Я пытаюсь аккуратно вылезти из-под ноги Флоренс, чтобы не разбудить ее, но не выходит. Так я и остаюсь лежать на спине и засыпаю.

Глава 7.

С большим трудом я открываю глаза и вижу на настенных часах, что уже половина девятого, магазин нужно открыть в десять. Я решаю раскошелиться и поехать на такси, но перед этим привести себя в порядок. За ночь Флоренс перелегла на другую сторону это шикарной, большой кровати. Поэтому мне не составляет труда обойти это маленькое, разбитое и несчастное препятствие, не будя ее.