В комнате было мрачно и странно. Длинные тени колыхались по стенам. Васька очнулась от ощущения, что сгорает заживо. Память не желала открывать ей свои закрома, поэтому девушка гадала, что она делает в своей комнате, почему болит всё тело, которое выкручивало и ломало в каждом суставчике. Она пошевелилась, но тиски на талии не дали выползти из-под одеяла.

— Не уходи, — шепнул голос за спиной, и память прорвало.

Васька вытянула руку и увидела рукав платья. Сердце дёрнулось. Ресторан. Затея. Горькие, но такие правдивые слова, что невозможно забыть. Что потом? Боль. Много боли. Дорога. Родной дом. Агония.

— Не уходи, — повторил голос, который она и не надеялась больше услышать в своей жизни. — Я не могу без тебя.

Пояс на талии стал жёстче. Она чувствовала чужое дыхание своим затылком. Сквозь позвоночник пробивались удары чужого сердца.

— Ты здесь? — неуверенно спросила Васька, будто ей мало было доказательств.

— Всегда. С тобой.

— Мы умерли?

— Я не знаю. Может быть. Мне всё равно, — произнёс Гоша.

Он проснулся чуть раньше Васьки и поначалу тоже не мог сообразить, что делает в её комнате. В принципе, Аллигатор до сих пор так и не вспомнил, как оказался в кровати. Последнее, что застряло в голове, это лестница и мёртвая девушка в руках. Значит, они точно умерли. Что ж, пусть так.

— Прости меня, — прошептала Васька, надеясь, что теперь уже не будет больно. Какой самообман. Стало ещё больнее. Она не знала, за что извиняется.

— Простил давно за всё сразу на несколько лет вперёд. Ты ни в чём не виновата. Просто я немного туп и сильно влюблён, — ответил Гоша, уткнувшись носом ей в волосы. Родной запах. Его можно вдыхать бесконечно.

— Значит, ты рядом? — снова спросила она.

— Да.

— И никуда не уйдёшь?

— Не уйду.

— Даже если я усну?

— Хочешь спать? — улыбнулся Гоша.

— Очень, — призналась Васька, закрывая неподъемные веки.

— Тогда спи. Я буду рядом, — пообещал он, проваливаясь в темноту.

Они проспали до полудня, не сменив положения. В целом более суток их не было в реальном мире. Мизинчик начал нервничать, как бы они не погрузились в летаргический сон. Сколько он ни заглядывал, Гоша по-прежнему крепко прижимал Ваську к себе.

— Сиамские близнецы, — бурчал Мизинчик и выходил за дверь.

Свой план он частично привёл в исполнение, пользуясь всеми связями сразу. Когда он пытался нужным людям растолковать, что ему надо, они не сразу понимали и объясняли ему, что расписать в ЗАГСе — не вопрос, в любой день без проблем, но существовала маленькая загвоздка. Кто-то должен был поставить подписи под актом бракосочетания, и уж точно не Мизинчик. С него требовалось одно — привезти жениха с невестой, а уж печати в паспорта проставить несложно. Все документы уже подготовили, а эти двое спали, но будить их ни рука не поднималась, ни голос не повышался. Приходилось ждать, сидя на кухне. Почти все запасы из холодильника Мизинчик уничтожил.

— Проснутся и помрут с голода, — вздохнул он и поехал в магазин, оставив «детей» одних, но под бдительным оком Федьки, который дежурил у забора.

После сумасшедшей ночи у мужика сдали нервы, и он целый день поправлял здоровье, скупив в аптеке у дяди Коли весь запас самогона. Мизинчик его не трогал, потому что сам хотел присоединиться. Слишком тяжело давались воспоминания. От каждого мгновения боль, словно ножом по сердцу.

Васька, как почуяла, что стража исчезла, и зашевелилась. Глаза открылись, и комната поплыла в медленном хороводе. В окно светило солнце, а за спиной в полную мощь работала печка. От её жара девушка плавилась.

«Я не сплю? — нахмурилась она, осторожно дотрагиваясь до тяжёлой руки на талии. — Или сплю? Как-то очень реально хочется в туалет».

— Проснулась? — шепнул знакомый голос. Горячее дыхание прошло сквозь затылок. Рука на талии немного сдвинулась.

— Вроде.

— Можно тебя попросить?

— О чём? — нахмурилась Васька.

— Не надевай больше это платье, — сдавленным голосом произнёс Гоша. При свете дня оно полыхало огнём и возвращало назад, в ресторан. — Не могу тебя потерять.

— Мне оно тоже не нравится. Пойду сниму. Отпустишь? — спросила Васька, нежно погладив его напряжённую руку. — Ненадолго. Мне надо в ванную.

— Конечно, — он освободил её из объятий, позволив сесть на кровати и спустить ноги. Глаза закрылись, а платье всё равно просачивалось сквозь сомкнутые веки.

— Боже, как всё вращается. Меня сейчас стошнит, — прошептала Васька, с трудом поднимаясь во весь рост. — Я сейчас.

Она прошла до комода, вытащила чистое бельё и, держась за стену, поплыла из комнаты. Ноги разучились ходить, подгибаясь на каждом шагу и дрожа. Дорога из пяти шагов превратилась в бесконечность, а добравшись до цели и увидев себя в зеркале, Васька чуть не упала.

— В гроб точно краше кладут. Значит, я ещё жива, — она провела по бледному, помятому лицу, пытаясь разгладить кожу.

Впалые глаза смотрели мутно и настороженно. Всклокоченные волосы топорщились во все стороны. Губы высохли и потрескались. На общем фоне платье смотрелось издевательски ярко. Оно практически не помялось. Ослабевшими руками Васька принялась стаскивать его с себя, словно змея кожу. Голова кружилась меньше, зато голод скручивал желудок в узел. Во рту пересохло. Девушка вымылась под душем, почистила зубы и напилась воды из крана. В животе забурлило. Тело мгновенно покрылось мурашками, хотя было укрыто мягкими спортивными штанами из флиса и футболкой с длинными рукавами. Она расчесала волосы и выползла в коридор. Тут её и увидел Мизинчик.

— Васька, — воскликнул он, бросил сумку на стол и рванул к ней, обнял, приподнимая над полом, покачал из стороны в сторону, как большую куклу. — Живая. Тёплая…

— Х-холодная, — простучала она зубами. Эти объятия не согревали, но дарили сладостное ощущения детства. — Г-голодная.

— Буди Гошу. Я накупил всего. Господи, Васька, как же ты меня напугала. Не делай так больше. Не убегай от него, — сказал мужчина, осторожно ставя её на пол, словно она только-только научилась ходить и без конца падала, набивая шишки.

— Не убегу, — пообещала она, дрожа от холода.

— Суши волосы, одевайся теплее, поднимай Гошу и приходите на кухню. Всё ясно?

— Почти. Мизинчик…

— Что? — он отодвинул её от себя на расстояние вытянутой руки и внимательно посмотрел в запавшие глаза.

— Как ты меня терпел?

— Дурёха моя, я ж тебя люблю. А когда любят, то не знают такого слова. Я принимаю тебя такой, какая ты есть. Ты моя крёстная дочь. Единственная на всём белом свете. Иди, — Мизинчик развернул Ваську лицом к двери в комнату и легонько подтолкнул.

— Иду, — она вошла в комнату и смущённо замерла.

Гоша сидел на кровати, немного скрючившись на бок. Белая рубашка превратилась в нечто ужасно мерзкое, похожее на ветошь. Брюки тоже не вызывали восторга. Но даже помятый, с щетиной на лице мужчина выглядел желанным и самым прекрасным на земле. Её мужчина. Другие не существовали. Огонь полыхнул в сердце. Стало жарко. Васька медленно подошла и опустилась на корточки возле его ног и заглянула в голубые глаза снизу вверх.

— Мизинчик зовёт трапезничать, — улыбнулась она. — Пойдём?

— Можно мне тоже в ванную? — усмехнулся Гоша. В старых спортивках и футболке Васька выглядела королевой, которую безумно хотелось носить на руках, а силы куда-то делись.

— Нужно. Я принесу тебе папины вещи. Они будут чуть велики, зато чистые.

— Спасибо, — Аллигатор пригладил её влажные волосы. Ему не хотелось просить, но пришлось. — Помоги мне встать или позови Мизинчика.

— Я помогу. Держись за меня, — Васька положила его руку себе на плечо и медленно поднялась, увлекая его за собой. Гоша не смог до конца разогнуться. По лицу мелькнула гримаса боли, дыхание чуть перехватило. — Может, дядю Йосю позвать?

— Не надо. Терпимо. Не отпускай меня никогда. Даже если буду прогонять, не отпускай.