— Ирония судьбы. Точно не мой день, — вздохнул Аристархов, пролистывая в телефоне сообщения. С десяток было от Сопельского и все с угрозами. Но и тогда Гоша ещё не представлял, во что влип. Воспоминания о сексе становились всё менее занятными. По мере того как послевкусие исчезало, и сам процесс забывался. Какое-то время он силился вспомнить лицо девушки. — Пустышка.

Через час подъехали автомобильных дел мастера с его старым колесом, приведённым в порядок. Они молниеносно поставили его и забрали запаску с собой. Гоша платил всегда с избытком, поэтому считался любимым клиентом. Решив не испытывать судьбу, он помчался домой, чтобы поставить резвую кобылку в стойло. Мужчина жил в новостройке с подземной парковкой, где всегда было тепло и сухо. Там его красавица всегда коротала ночи в самом удобном загоне, отгороженном от остальных парковочных мест. Заботливо протерев панель специальной влажной салфеткой, он подхватил свой кейс и направился к лифту. В кабине его посетили мрачные мысли о том, что всё-таки секс в коробке — это извращение. К слову, случайная связь через минуту знакомства ему почему-то не показалась чем-то странным.

«Наваждение? — спросил себя Гоша, наблюдая за светящимся окошком с меняющими цифрами этажей. — Точно. Это маразм».

В своей квартире он почувствовал себя чуть лучше. Во время поиска жилья ему пришлось немало помотаться по городу с риелтором, чтобы найти именно её. Прожжённый журналист Аристархов влюбился в свою двухкомнатную квартиру на сто квадратных метров с двумя лоджиями с первого взгляда. Его не пришлось уговаривать, перечисляя достоинства в виде шикарного вида из окна и отличной инфраструктуры. Вот и сейчас Гоша моментально ощутил, как стало тепло и уютно. Если бы ещё червячок сомнений не точил изнутри. Неожиданный звонок прервал раздумья.

— Привет. Ничем не занят. Куда? Отлично. Через два часа жди, — охотно ответил он брату на предложение встретиться в баре. Оба давно жили отдельно от родителей, но жениться не торопились, дорожа свободой. Семёну, которого все звали Сэм, на днях исполнилось двадцать семь, и по этому поводу он звал брата напиться до бесчувствия. Самое то в создавшейся ситуации. — Напиться и забыться.

Червь точил всё сильнее. Первое фиаско в карьере задело за живое. Белый костюм полетел в кресло. Примета больше не работала. Чёрную шёлковую рубашку Гоша содрал с себя через голову, не удосужившись расстегнуть пуговицы. Взгляд на стыдливо притихшую часть тела был полон укоризны.

— Гад ты всё-таки, а не аллигатор, — шумно вздохнул мужчина и поплёлся в ванную комнату.

Эту часть квартиры он обожал едва ли не больше всего остального, потому что она была внушительных размеров. В ней спокойно размещалась душевая кабина, джакузи, раковина, унитаз, стиральная машинка. Ноги ступали по тёплому полу, глаз услаждал мерцающий в свете огоньков кафель. Забравшись в душевую кабину, Гоша подставил голову под мощный поток и брезгливо передёрнулся.

«Я молодец. Хорошо, что резинка с собой была. Очумел. Эта змейка раскрутила меня за пару секунд. При такой-то доступности, фиг её знает, чем страдает. И с Лёлей так хреново вышло», — думал он, делая воду максимально горячей, почти обжигающей кожу. Мысль о Сопельском надрывно позвякивала и раздражала. Почти задохнувшийся от жара и пара, Гоша выполз из ванной комнаты и прошлёпал босыми ногами по полу, оставляя за собой мокрые следы. В своей квартире он мог позволить себе шляться в любом наряде. Стиль ню сейчас устраивал максимально. Красная распаренная кожа просила прохлады. Мужчина рухнул на кровать в спальне и распластался звёздочкой, тяжело дыша. Влажное тело остывало медленно. Гоша почти уснул, помешал резкий звук — у соседей сверху что-то упало. Резко распахнув веки, он уставился в потолок и увидел недовольное лицо Лёли Сопельского, которое медленно трансформировалось в зловещую копию главного редактора.

— В бар. Срочно, — скомандовал себе Гоша, вяло поднимаясь с кровати. — Нужно забыться.

Тело поплыло к комоду, чтобы достать трусы и носки. У него и здесь имелся свой пунктик. Мужчина любил порядок в вещах, чтобы носки были скручены попарно и лежали в строгой очерёдности, занимая целый ящик. Тоже самое происходило с трусами, майками, галстуками, носовыми платками. На отдельной полке лежали часы — очередное хобби. Костюмы, джинсы, рубашки, футболки и свитера занимали целую гардеробную. Там же стояла батарея обуви всех моделей. Для похода в бар Гоша выбрал кроссовки неприметного тёмного цвета, джинсы, рубашку навыпуск и смарт-часы, чтобы расплачиваться без карточек, телефонов и наличных денег.

Перед тем как выйти из дома, он поставил на тумбочку возле кровати стакан с водой и таблетки, предполагая, что к утру его настигнет морская болезнь. Все встречи с братом проходили неизменно весело и с полной амнезией, а уж день рождения и подавно. В качестве подарка Гоша приобрёл годовой абонемент в престижный тренажёрный зал, зная любовь Сэма к наращиванию кубиков на прессе. Младший брат мог легко заткнуть старшего за пояс, фактически одной левой.

«Будет доволен», — решил Гоша, настраиваясь на жаркий вечер. Такси доставило его с комфортом прямо к дверям бара, перед которыми маячила геркулесоподобная фигура Сэма.

— Привет, братан, — крикнул он, увидев Гошу.

— Здорово, — усмехнулся тот.

Они ввалились в бар, словно были королями мира. Оба высокие, темноволосые и голубоглазые, готовые опустошить алкозапасы питейного заведения как минимум на треть.

— Без девочек, — предупредил Гоша, вспомнив недавний лифтовый спринт.

— Как скажешь, брат.

Заняв столик, они осмотрелись, заказали для начала пива и большую тарелку с морепродуктами. Сэм излучал миролюбие. По своей природе он был не меньший бабник, чем старший брат, но отличался неторопливостью. Ему нравились прелюдии, разговоры, долгие поцелуи, стриптиз. Он никогда и никуда не торопился, но всё успевал, за что его ценили в нотариальной конторе, где он благополучно восседал в личном кабинете. По случаю дня рождения он взял неделю отпуска. Первые пару дней Сэм провёл с родителями, позволяя сюскаться с собой, говорить разные приятности и угощать домашними разносолами. Третий день он посвятил брату и намеревался оттянуться по полной программе.

— Чего хмурый? — спросил Сэм, допивая первый бокал светлого пива.

— Интервью спустил в унитаз, — усмехнулся Гоша.

— Ты? Спустил в унитаз? Такого не бывает.

— Вот именно. Надо же так облажаться.

— Забей. Будет другое. Все мечтают, чтобы ты наехал со своим диктофоном, — усмехнулся Сэм, подзывая официанта и заказывая ещё по бокалу. — У меня два вопроса: с кем интервью и почему не состоялось?

— Держись крепче. Я профукал Лёлю Сопельского, — фыркнул Гоша и сделал огромный глоток ледяного пива.

— Да, брат, ты облажался. Лёля Сопельский. Он же не даёт интервью в принципе.

— Ну вот, а мне согласился, только я — конь в пальто. Хоть кастрируй себя сам, — Аристархов-старший криво усмехнулся, линчуя себя с усердием. — Надо что-то покрепче. Пиво не берёт.

— Постой-ка, ты из-за бабы, что ли, профукал всё? — заржал Сэм, сверкая ясными голубыми глазами.

— И почему мне ржать не хочется? Я её даже не помню. Не понимаю, что это было.

— А что было? — младший братец подался вперёд, сокращая расстояние.

— Секс без причины, признак дурачины. Вот что было. Чёрт, ничего не понимаю. Как в трансе. Зашёл в лифт, со мной вместе такая конфетка попалась. Прикинь, пока поднимался на 60-й этаж, уже имел её. Не понимаю, почему оседлал её, даже кайфа не осталось в памяти, но помню, что лупил по кнопкам, когда лифт останавливался, а я как дикий мустанг. В итоге она попала к Лёле, а я нет.

— Дикий мустанг, — заржал Сэм, вытирая глаза от слёз. Он представил смачную картинку: кабину лифта, брата в роли жеребца и кобылку-конфетку. — И вы не разнесли сие сооружение из четырёх хрупких стен?

— Не помню. Может, и разнесли. Короче, мне виски неразбавленный срочно, иначе свихнусь, — рыкнул Гоша, выпивая залпом весь бокал пива.