- Все же я рискну, - не отрываясь от записей в рабочем журнале, коротко отозвалась я.

- Должен заметить, что вы, земляне, являетесь весьма отчаянными и безрассудными существами.

Отличавшиеся отвлеченными рассуждениями и излишним заумствованием слова Каерина я благополучно пропустила мимо ушей. Подводя промежуточные итоги на основе анализа полученных данных, я признавала их потрясающими. Ариец стал моей лучшей работой за научную практику, он был шедевром.

Подопытный был силен, как целый отряд солдат специального назначения, быстр, будто даохинский восьмилапый рвар, и меток, словно лазерное оружие, предназначенное для поражения целей в условиях открытого космоса. Он обладал ускоренной регенерацией, позволявшей мгновенно восстанавливать поврежденные ткани, костно-хрящевой остов и даже потерянные органы, что делало его неуязвимым в бою. Но самым главным достижением являлось то, что Каерину удалось избежать тяжелой формы наркозависимости, от которой лично мне было впору лезть на стену.

Проблема заключалась в том, что мой пульс едва прощупывался, а сердце билось настолько медленно и лениво, что меня можно было с легкостью перепутать с покойником. Если в течение нескольких суток не происходило всплеска потока нейромедиаторов типа дофамина и серотонина в постсинаптических нейронах, нацеленных на 'систему поощрения' мозга, появлялись апатия, необоснованная агрессия и очень сильная психогенная боль. Физических нарушений не выявлялось, она возникала без каких-либо органических поражений, но никакие медикаментозные средства не помогали. Боль была настолько острой и пульсирующей, что ее можно было назвать суицидальной, потому как возникало непреодолимое желание совершить самоубийство, чтобы от нее избавиться.

Сразу после неудачного эксперимента я стала фанатом фильмов ужасов и новичком в различных экстремальных видах спорта - страх перед опасностью и риск на грани возможностей обеспечивали выброс большого количества адреналина. Однако со временем падения с головокружительной высоты перестали казаться захватывающими, опасные нелегальные гонки - будоражить кровь, а под леденящие душу побоища и извращенные пытки садистов-маньяков я начала засыпать. Единственным, что неизменно доставляло весь спектр необходимых эмоций, являлись наркотики. Они определенным образом обманывали природную 'систему поощрения', позволяя добиться выброса дофамина и получить чувство удовольствия искусственным путем.

Ускорение пульса без медикаментозной стимуляции, когда Каерин удерживал меня в сантиметрах от своего лица и не отпускал, несмотря на многочисленные угрозы, привело меня в замешательство. Я много думала над этим происшествием, не понимая, что могло послужить причиной учащения сердцебиения. Животный страх перед усовершенствованным арийцем? Гнев? Влечение? Последнее предположение казалось наиболее нелепым, но чем дольше я размышляла над сложившейся ситуацией, тем сильнее склонялась к тому, что необходимо было проверить все возможные варианты.

- Что ты делаешь? - нахмурился Каерин, наблюдая за моими манипуляциями с пробирками и коническими колбами.

- В ходе следующего эксперимента ты должен находиться в состоянии самого глубокого медленного дельта-сна, и я пытаюсь рассчитать необходимую дозу снотворного.

Учитывая физиологические особенности и нестабильность показателей подопытного, это сделать было затруднительно.

- В течение всего времени эксперимента я хочу находиться в сознании, - возразил собеседник.

- Я не считаю это возможным.

- Даже если мне придется испытывать при этом страшные муки, я не хочу засыпать.

- Тебе совершенно не о чем волноваться.

- Почему-то после этих слов меня начинают одолевать очень сильные сомнения, - мои слова возымели ровно противоположный эффект.

- Сомневаешься в моей компетентности?

- Скорее здравомыслии, - скрипнул зубами собеседник. - Мне крайне любопытно, Минам, в чем именно будет заключаться данный эксперимент?

- Это не имеет совершенно никакого значения, - ответила я, в то время как в спинной мозг дернувшегося арийца механизированная рука ввела специально приготовленное вещество. - Потому что после пробуждения ты все равно ничего не сможешь вспомнить.

- Остановись, - тщетно попытался воззвать к моему разуму подопытный, прежде чем провалиться в объятья Морфея.

Убедившись в том, что желаемый результат был достигнут, и ариец погрузился в состояние самого глубокого медленного дельта-сна, я нажала на красную кнопку.

Многочисленные тросы и массивные браслеты полностью обездвиживали Каерина, однако для вящей уверенности я добавила еще пару-тройку оков на цепях, которые использовались ранее при работе с крупными бешеными животными. Подключив к себе несколько портативных медицинских индикаторов, чтобы зафиксировать возможные изменения частоты моего пульса и ритма сердца, я приблизилась к опасному субъекту.

Вопреки тому, что ариец спал, между его бровями залегли складки, и лицо выглядело беспокойным. Я сделала глубокий вдох, словно перед прыжком в воду, после чего решительно поцеловала Каерина в сомкнутые губы. Для того чтобы отследить реакцию собственного организма, мне оказались не нужны никакие приспособления, потому что единственным шумом в моих ушах стал грохот собственного сердца. Это был будто глоток живительной влаги для умирающего в пустыне или же судорожный вдох из кислородного баллона в разряженной атмосфере непригодной для жизни планеты.

Я была ошеломлена настолько, что перестала трезво мыслить, и через минуту уже обнимала большое тело обеими руками, присосавшись к нему наподобие пиявки. Это было невероятно, то, как ускорился мой пульс без принятия лошадиной дозы наркотиков. Я потеряла счет времени и увлеклась данным процессом настолько сильно, что глубокий вдох широкой груди подо мной стал полной неожиданностью. Я резко распахнула глаза, чтобы в следующее мгновение столкнуться с чужими, немигающими ярко-бирюзовыми омутами.

Дальнейшие события развивались стремительно, хотя мне показалось, что время замедлилось, словно в кошмарном сне. Я не успела добежать до спасительной двери - за моей спиной послышался звон разорвавшихся цепей, и ариец схватил меня за горло, пригвоздив к противоположной стене и полностью выбив из легких воздух.

Он удерживал меня за шею на высоте собственного роста, принявшись обнюхивать, словно животное. Им руководили голые инстинкты, и от прикосновений неадекватного арийца на моей коже расцветали синяки и трещали ребра. Мое яростное сопротивление закончилось тем, что я сломала свою левую руку. Каерин резким движением разорвал мой белый халат, не обращая внимания на тщетные попытки освободиться, в то время как по моим щекам потекли злые слезы отчаяния.

Это закончилось бы отвратительно, если бы невменяемый подопытный не совершил роковую ошибку. Он ослабил хватку на моей шее, и я смогла выплюнуть одно единственное слово: 'Боль!' Его тело сразу же скрутило в судорогах, и он рухнул на пол, словно подкошенный, в то время как я поспешила убраться из невыносимо белой комнаты, опустив поверх стекла металлическую преграду. Меня бил озноб, кожа была холодной и влажной, а ногти и губы посинели - это был шок. Я прекратила мучения Каерина, когда почувствовала себя в безопасности, но для того, чтобы окончательно прийти в себя, мне понадобилась скорая медицинская помощь.

После спешной обработки я зафиксировала поврежденную конечность специальной эластичной лентой, приняла несколько доз успокаивающего средства и, морщась от боли в ребрах, надела новый халат. Мои руки мелко подрагивали, что для нейрохирурга являлось в принципе нонсенсом. Убрав глухую металлическую преграду, я настороженно посмотрела на арийца. Он сидел прямо на полу, склонив голову и запустив пальцы в волосы. По его камере были разбросаны цепи, а на кушетке, предназначенной для душевнобольных, ограничители были вырваны с корнем.

- Ты что-нибудь помнишь? - в первую очередь поинтересовалась я.

Каерин вздрогнул, услышав мой голос, и поднял взгляд больных глаз на меня: