Мы всё ещё о книгах.

Или уже о мужчинах?

Иногда достаточно одно взгляда, чтобы понять, что никто из них в вашей жизни не задержится. Я знаю, о чём говорю — в нашем доме всегда было много и тех, и других: бабушка всю жизнь проработала школьным библиотекарем, а мать, переживая очередной развод, частенько приводила мужчин из бара деда.

Такие, как Марк Броуди, нравятся женщинам, и я не исключение. Типично мужская фигура под идеально сидящим смокингом. Впрочем, на это внимание я уже обращала.

Марк выше Шона, определённо выше Питера, массивнее в плечах и груди, с длинными ногами и мужественными кистями рук.

Мужские руки — не мой фетиш. Не знаю, почему отмечаю этот факт, но мне требуется время, чтобы отвести взгляд от его сильных, ухоженных пальцев, сжимающих стакан с виски. На лицо времени почти не остаётся, но, прежде чем встретиться взглядом с Шоном, я замечаю всё: отсутствие модной щетины, высокий лоб, густые брови, слегка искривлённый нос, по-мужски строгие губы — нижняя немного больше верхней, крепкий подбородок.

Брутальность, жёсткость, характер. Женщинам нравится, да. Вот только цвет глаз разобрать невозможно. Пока они кажутся угольно-чёрными, потому что друг Шона не смотрит в мою сторону.

Я знаю себе цену. Знаю все достоинства и недостатки. Знаю, что подвергнусь не менее тщательной оценке, пусть даже у мистера Броуди нет ни малейшего желания углублять знакомство. Это на уровне инстинктов — предстать перед волнующе красивым представителем противоположного пола в лучшем виде, и я ловлю себя на том, что расправляю плечи.

Пусть сердце ёкает, когда я произношу про себя его имя, мне не хочется выглядеть невежливой, и, как только мужчины подходят к каменным ступеням террасы, я поднимаюсь с кресла.

А в следующее мгновение понимаю, что сделала это зря.

Товар лицом, так сказать. Вернее, всем, что не прикрыто.

Собравшись на талии, малиновое платье Фло сыграло со мной злую шутку, обнажая ещё больше — хотя, куда уж больше! И не единой возможности его поправить, не выставив себя полной…

— Так и знал, что нельзя доверять тебя этому оболтусу, — говорит Шон с улыбкой. — Неужели опять сбежал?

— Нет. Отправился за шампанским.

Старательно изображая из себя доктора Лектора, я смотрю прямо в глаза мужа Фло, чтобы ненароком не начать пялиться на его друга.

Подобные условности его не беспокоят. Взгляд мистера Броуди ощущается так же явственно, как если бы он тотчас же принялся меня ощупывать. От макушки до щиколоток. Медленно и тягуче. Задерживаясь на стратегических местах — ключице, ложбинке груди, голых коленках.

Да, я, как голубь, замечаю всё. В том числе и то, что увиденное мистеру Броуди нравится. Прогладив меня взглядом, он выносит вердикт «доступна» и сразу теряет интерес.

— Точно. Видел его с двумя бокалами. Правда, скоро не жди. Его отец перехватил.

Подобострастная любовь Питера к сенатору в семье повод для шуток. С другой стороны, Питер работает в его команде, и служебное рвение с точки зрения профессионализма не должно вызывать осуждения. Сенатор Райт — публичный человек, и эта публичность не включается по щелчку. Как и не выключается. Я знаю, что подобные широкие мероприятия важны для привлечения избирателей, пусть это даже и день рождения единственного сына, и Питер, как его пресс-секретарь, просто обязан оказывать ему любое содействие.

И всё же…

— Вечеринка чудесная, Шон. Спасибо за приглашение.

— Ну что ты! Рад, что тебе удалось приехать, — муж Фло искренне улыбается и указывает на своего друга. — Вот, Эмм, очень рекомендую, мой давний приятель Марк. Вместе учились в университете. Марк, а это Эмма. Подруга моей Флоренс.

— Приятно познакомиться, — протягивая руку, я впервые смотрю Марку Броуди в лицо.

Ни толики стремления оставить о себе приятное впечатление. Ни вежливого кивка, ни интереса в глазах. Ни, тем более, улыбки.

Взгляд завсегдатая бара, делающего заказ.

«Как обычно, милочка».

Мне знакомы и эта фраза, и этот взгляд вскользь, и стремление поскорей отделаться от помехи в виде нависшей над столом официантки.

Отвлекающий фактор — вот кто я для Марка Броуди, и он совершенно не заботится о том, чтобы это скрыть.

Напускное безразличие или нет, но моя протянутая рука сжимается в кулак и опускается вниз.

Только после этого меня удостаивают всего одной фразой:

— Добрый вечер.

Голос идеально подходит внешности этого мужчины. Низкий, с хрипотцой и едва заметным акцентом. Кажется, нью-йоркским.

Похоже, у нас тут гаптофоб. Или тайный последователь Тони Старка. Тот тоже, помнится, не любил брать что-либо из чужих рук.

Шон смеётся и подмигивает мне:

— Крепкий орешек. Попробуешь раскусить?

Я улыбаюсь в ответ, но смотрю на Марка.

— Не уверена, что моя стоматологическая страховка это покроет.

После я часто буду вспоминать этот момент, когда впервые встречаюсь взглядом с Марком Броуди. Я всё ещё считаю, что это единственная наша встреча в жизни, и завтра он даже имя моё не вспомнит. Хотя вряд ли он вообще запомнил, как меня зовут. А вот я долго буду помнить ощущение неизбежности, возникшее в районе солнечного сплетения в тот самый момент, когда глаза Марка встречаются с моими.

Они у него тёмно-карие, почти чёрные.

Как у всех «тех самых» Броуди.

Soundtrack Handbags And Gladrags by Stereophonics

Фло никогда не опаздывает.

Без пяти час она появляется в крутящихся дверях кондитерской «Бисквит энд Пай» и с очаровательной неспешностью двигается в мою сторону.

Ни о каком выступающем вперёд животе речи ещё не идёт, но походка Фло уже изменилась. Из-за небольшого роста и любви к коротким стрижкам подруга всегда выглядела лет на шестнадцать, но сейчас её волосы выглядят длиннее, чем обычно, и это очень идёт Фло, добавляя мальчишескому образу мягкости. Как и голубой жакет крупной вязки, надетый поверх жёлтого платья. На ногах вместо привычного высокого каблука практичные кроссовки, на лице — минимум макияжа и самая очаровательная улыбка.

Фло ступает медленно и степенно, будто находясь под воздействием буддийских мантр, завещающих познавать мир через созерцание.

Моя вечно спешащая куда-то подруга не визжит при виде меня, как это обычно бывает, а просто улыбается и крепко прижимается ко мне, когда мы обнимаемся.

— Мне так страшно, ты себе не представляешь! — говорит Фло вместо приветствия и неожиданно начинает реветь.

Следующий час я в полной мере ощущаю на себе все последствия гормонального сдвига у женщины.

Фло не первая из моих знакомых, кто ждёт ребёнка, но первая, у которой эта беременность настолько долгожданна. Я знаю их историю с Шоном, знаю, что в отличие от большинства современных пар они никогда не хотели пожить, что называется, для себя. Родители Фло всегда были заняты больше собой, чем единственной дочерью, и в отношении Шона к моей подруге прослеживаются нотки отцовской любви, которой так не хватало ей в детстве. Снисхождение к слабостям, потакание капризам — её мужчина настолько идеален, что страхи Фло вовсе неудивительны.

Она боится, что с ребёнком что-то не так. Боится, что недостаточно радуется его появлению. Боится, что будет не очень хорошей матерью, ведь у неё перед глазами не лучший пример. Боится, что растолстеет, и Шон её бросит.

Один за другим я выслушиваю и планомерно уничтожаю все сомнения Фло, начиная с последнего. Напоминаю, что за три года брака Шон ни разу не дал повод в себе усомниться.

Да, я знаю, о чём говорю, потому что вместе с подругой и её мужем пережила трагедию, которая иные пары надолго отдаляет друг от друга.

Два выкидыша с разницей всего в полгода — на шестой и восьмой неделе беременности — на первом году брака стали тяжёлым испытанием для моих друзей. В силу характера родителей, они могли рассчитывать только на себя, однако, Шон единственный, кто понял, что вдвоём они не справятся. Он сам мне позвонил и попросил о помощи. Не для себя, для Фло. После второго выкидыша она наотрез отказалась обращаться к психологам. Не хотела вновь пускать в жизнь чужих людей.