— Но ты будешь крёстной?

— Разве от этого можно отказаться?

— Вообще-то, нет.

Фло хихикает. Гламур слетает с неё, как снег с покатой крыши. Теперь я понимаю, почему её выбор пал на это платье. Такой Флоренс Паттерсон Райт — смешливой и счастливой — очень идёт розовый Маккуин.

После столь радостного объявления именинника празднество теряет свою пафосность, и ожидаемо его главным лицом становится Фло.

Ни на мгновение она не остаётся одна, передаваемая из рук в руки, из объятий в объятия, как любимая игрушка. Шон не отходит от жены ни на шаг, вовремя пресекая жаркие выражения чувств не на шутку расходившихся друзей.

В моей сумочке пиликает телефон.

«1:00 р.м. БиПи».

Как подруга исхитрилась отправить это сообщение — ума не приложу, но вряд ли у неё получится прочитать мой ответ. Не сразу, но я стараюсь поймать взгляд Фло и, сделав это, утвердительно киваю.

Час дня. Наша любимая кондитерская на Калифорния-стрит. Много шоколада и ещё больше подробностей. С моим метаболизмом первое не страшно, а в положении Фло второе — медикаментозная терапия. У нас много тем для разговоров, я даже сейчас вижу, как Фло распирает, но она чётко дозирует свои эмоции. Одно-два предложения, вежливый кивок, лёгкая улыбка. Дочь судостроителя, невестка сенатора и жена преуспевающего бизнесмена. Что общего у неё может быть с внучкой владельца бара с сомнительной репутацией, а вот поди ж ты, сдружились.

Мне всё равно приходится подойти к родителям Фло и Шона. Последним я нравлюсь больше. Может, потому что мистер и миссис Райт не знают и половины того, что знают обо мне Герберт и Сирена Паттерсон. Вернее, думают, что знают. Но я давно не воюю с ветряными мельницами и не ставлю перед собой цель нравиться всему миру.

Где-то на периферии маячит Питер, и, желая оказаться к нему поближе, я быстро здороваюсь, выказывая элементарную вежливость.

— Добрый вечер, Эмма, — приветствует меня мать Шона. — Рада тебя видеть. Ты сегодня восхитительна.

— Спасибо, Диана. Хотелось бы вернуть комплимент, но, полагаю, ваш муж уже сделал это неоднократно. Не так ли, сенатор?

Я знаю, что отец Шона предпочитает, чтобы его звали именно так, как и мать — обращение по имени, поэтому в очередной раз за вечер оправдываю чьи-то ожидания.

— Всё верно, детка, — громоподобно смеётся Колин Райт и под удивлённые взгляды родителей Фло сгребает меня в объятия. — Похудела ещё больше. Небось, в модельки метишь? Сейчас это модно.

— Колин, оставь девочку в покое! — вступается за меня его жена.

— Всё-всё! — меня выпускают из медвежьих объятий и подталкивают к застывшему Герберту Паттерсону, отцу Фло. — Твоя очередь, Герб. Когда ещё удастся потискать такую красавицу!

Мы со свёкром Фло на одной волне — нам совершенно плевать на то, что о нас думают другие, но в желании убрать это кислое выражение с лица родственника сенатор явно переигрывает.

— Здравствуй, Эмма.

— Мистер Паттерсон, — говорю я вместо приветствия, не двигаясь ни на дюйм, хотя отец Шона упорно толкает меня в спину.

— Ну, что за условности? Мы все почти одна большая семья!

По лицу матери Фло видно, что она предпочла бы навсегда остаться сиротой, чем быть замеченной в подобном родстве.

И всё же миссис Паттерсон быстро приходит в себя и даже соизволяет мне улыбнуться.

— Красивое платье, Эмма. Флоренс в нём выглядела бы куда менее выигрышно.

Да, матери Фло известно о нашем споре, и ей не терпится воспользоваться этим знанием. Опустив дизайнерский наряд в корзину секонд-хенда, она представляет меня любительницей в ней покопаться.

Кстати, ничего не имею против. Очень удобная вещь. Особенно в том, что касаемо одежды для повседневной носки.

Уверена, ещё до конца вечера милые родители Фло в красках расскажут чете Райтов, каким именно пятновыводителем от меня лучше избавиться. Не хотелось бы стать причиной разлада в семье подруги, однако дорого бы я отдала, чтобы посмотреть, как сенатор вбивает в глотку её родителям их же снобизм.

Вот уже третий год в компании друзей младшего поколения Райтов я провожу рождественские каникулы в их шале в Каскадных горах. Нет сомнений, что служба безопасности сенатора проверила меня вдоль и поперёк, и ни Шон, ни его родители, ни тем более Фло угрозу во мне не видят. А Паттерсонам пора прекратить ссылаться на аллергию на холод и встречать Рождество в более традиционном климате.

— Простите, но я просто обязан украсть у вас эту милую леди.

О, мой милый сэр Галахад, как же ты вовремя!

Я настолько широко улыбаюсь появившемуся из-за моей спины Питеру, что челюсти становится больно.

— Вот это я понимаю, подход! — грохочет сенатор. — Учись, Паттерсон, как обхаживать девчонок.

Я не слышу, что отвечает на это отец Фло, но, бросив перед уходом взгляд на её мать, вижу, как краснеет у Сирены Паттерсон кончик носа. Я достаточно хорошо знаю миссис Паттерсон, чтобы понимать, что она находится в крайней степени ярости.

Но меня это больше не заботит.

Питер уводит нас в сторону ярко освещённого танцпола, и всё ещё с улыбкой Гуимплена я с удовольствием за ним следую.

Синатра и Нэт Кинг Коул в прошлом. Сегодня вечером на сцене Эд Ширан, Сэм Смит и Эмели Сандэ. Британская интервенция двадцать девятнадцать. Под джазовую интерпретацию песни последней Питер выводит меня на танцпол.

«У тебя есть свет, чтобы сражаться с тенями. Перестань его прятать. Давай же, давай», — пою я про себя и с удовольствием кладу голову на грудь Питера.

На ощупь она… Она где-то там есть — под атласными лацканами смокинга от Ральфа Лорена. Фло говорит, что Шон предпочитает именно этого дизайнера. Питер во всём следует своему кузену, так что, возможно, я не ошибаюсь.

От Питера приятно пахнет. И рука, что держит мою, тверда. Как и та, что лежит на моей талии.

Мы молчим. Я лихорадочно соображаю, принято ли говорить в медленном танце, и прихожу к выходу, что это не обязательно между близкими людьми.

До близости у нас с Питером ещё не дошло, но молчание создаёт её иллюзию.

Кто я такая, что бы её разрушить?

Мы лениво переступаем под медленно льющуюся песню, и напряжение этого дня, начавшегося в шесть утра, постепенно уходит. Голова тяжелеет. Ещё немного, и я свалюсь Питеру под ноги.

Именно в этот момент я понимаю, что никакого продолжения не будет. Точно не сегодня, но, возможно, что и никогда.

Кузену Шона нравится заявлять на меня права. Но вот воспользоваться ими он не в состоянии. Мне очень хочется верить, что это из-за его интеллигентности, но здравый смысл говорит об обратном. Питер — рациональный трус. Я ему симпатична. Близкая подруга жены его кузена, довольно симпатичная, умная, яркая — сегодня, по крайней мере. Питер искренне симпатизирует мне, и эта симпатия заметна каждому.

Но что, если выключить освещение?

«Они смогут почесть об этом».

Продолжения не будет.

Но я всё ещё с ним танцую. Иллюзия ещё на минуту. «Потому что мы все тоже что-то значим».

Что-то меняется.

Я чувствую, как напрягается подо мной грудь Питера. Его движения замедляются, и мы определённо топчемся на одном месте. Нехотя, я поднимаю голову и заглядываю в его лицо.

Прищуренный взгляд направлен в сторону. Питер явно раздражён тем, что видит, и я смотрю туда же, чтобы выяснить причину.

Вижу Шона и его отца. Пола, Ленни и ещё нескольких человек, знакомых мне по рождественским вечеринкам.

А вот этого не знаю.

Высокий темноволосый мужчина всё в том же смокинге, который, в отличие от обнимающего меня Питера, сидит на нём как влитой. Он немного выше Шона, шире в плечах и явно чувствует себя свободно в этой компании.

Шон определённо рад видеть гостя. Как и сенатор. Они жмут руки и обнимаются как старые знакомые. Их улыбки искренни. Смех тоже. Мы с Фло при встрече ведём себя так же.