Господин Рохсодон остался доволен:

– Удачи тебе, смелая девочка-мод!

Накинув багровый плащ, я пошла вперед. Теперь я чувствовала себя гораздо уверенней и шествовала с гордым и важным видом. Наверное, я слегка переусердствовала, потому что встречные коккулюсы шустро удирали прочь, подпрыгивая на своих шарнирных лапах.

Вероятно, инсектоиды хорошо видели в темноте и потому не сочли нужным хорошо осветить дворцовые коридоры. Ну и я видела не хуже их, но любоваться особо было нечем.

Скучные длинные переходы с бесконечными ответвлениями, с висящими на потолке колониями светляков. В выдолбленных нишах валялись сушеные коккулюсы с непременными ожерельями из клыков. Мумии, что ли?

Один раз я чуть не свалилась в яму, заполненную костями крупных животных. Поежилась, не хватало еще остаться погребенной в могильниках инсектоидов.

Иногда я натыкалась заброшенные кладки яиц. Почти все лопнувшие грязные шарики зияли пустотой, но в некоторых можно было разглядеть скелетики коккулюсов. Содрогаясь от омерзения, я убегала прочь.

Доходя до очередного разветвления, я останавливалась и «слушала» воздух, терпеливо вынюхивая молекулы страха. Пилот Рикман наверняка сильно испуган и весь сочится ужасом. Но коридоры едко пахли коккулюсами, затхлостью и почему-то ванилью, но слабо.

В одном из проходов запах ванили усилился, и я решила посмотреть, что же издает такой приторный душок. Прошла вперед и чуть не наткнулась на двух слившихся в экстазе инсектоидов. Я попятилась, но, к счастью, страшилища были так увлечены друг другом, что не обратили на меня никакого внимания. Конечно, я осталась посмотреть.

Коккулюсы сбросили зеленые накидки на землю. Стало быть, охранники развлекаются. Сапоги тоже валялись внизу. Инсектоиды стояли рядом, обхватив друг друга шипастыми лапами. Они фыркали, их щупики сладострастно дрожали, жвала ходили ходуном. Я уже хотела было удалиться, чтобы не мешать влюбленной парочке, как вдруг произошло нечто необычное. У каждой твари из низа брюха вырос белый отросток и воткнулся в партнера. Коккулюсы неистово затряслись, а я испугалась и убежала.

«Что за распущенность, – негодовала я, – спариваются в общественных местах, не могли конуру какую-нибудь найти и предаваться страсти спокойно, не боясь, что кто-то помешает».

Отойдя от любовников метров на сто, я вышла в проход, заканчивающийся широким рвом, наполненным водой. И замерла от восторга. Проход вел в большую, хорошо освещенную колониями светляков, пещеру. Из вентиляционных шахт просачивался свежий воздух и пахло грибами. Я наткнулась на детский сад инсектоидов! Десятки маленьких раздетых коккулюсиков вовсю резвились – детишки палками сбивали светляков, а когда жуки разлетались, с резкими воплями гонялись за ними и, поймав, пожирали. Но светлячки являлись лишь дополнением к постоянному меню. Ленивые малыши, не желающие бегать за жуками, поедали грибы из наваленной посередине пещеры кучи. Те, кто уже наелся, валялись на спине, обиженно фыркая, когда по ним скакали другие расшалившиеся детеныши.

Один из малышей заметил мою персону и взглянул на меня страшными фасеточными глазами. Он что-то проскрипел – и внезапно целая орава детишек ринулась в мою сторону. Я отпрянула, а деточки плюхнулись в ров с водой, отделяющий пещеру от коридора. Из дальнего угла пещеры, спеша на помощь к орущим малышам, вылез крупный инсектоид. Не желая попасться ему в лапы, я шустро удрала из детского сада.

Постепенно дорога расширялась и поднималась в гору, количество прогуливающихся коккулюсов увеличилось, а на моем пути стали появляться другие аристократы в багровых мантиях и с бубри на поводках. Богачи подозрительно смотрели на мою необычную фигуру, и я, поплотнее закрывшись капюшоном, изобразила прыгающую походку и, наверное, скакала весьма успешно, так как взгляды прекратились. Пахло роскошью. Кое-где в горшках росли чахлые растения, попадались фонтанчики с водой, возле которых толпилась местная знать. Я бы с удовольствием погуляла здесь, но слишком спешила.

Побродив по богатым кварталам, спустилась ниже и попала туда, куда и планировала – в тюрьму.

Стражник в зеленом плаще загородил мне дорогу. Он пророкотал невежливую фразу, которую я перевела так:

– Куда прешь? Запрещено!

Я достала из кармана мешочек с семенами ходячей пальмы. Фасеточные глаза стражника жадно блеснули.

Я не знала местные расценки, поэтому для начала достала два похожих на фасоль зернышка. Стражник равнодушно прикрыл глаза роговыми наростами. Я вытащила еще две местные монеты. Одно веко охранника поползло наверх. Пятое зерно произвело эффект. Охранник подпрыгнул и выхватил из моей ладони все фасолины.

– Проходи! – проскрипел он.

Меня чуть не стошнило от резкого, чуждого запаха инсектоида, но пришлось терпеть. Обоняние уменьшить нельзя, я ведь вынюхивала пилота Рикмана.

Ходить мне пришлось долго. Коридор вился затейливыми изгибами, но мой тренированный мозг с легкостью запоминал дорогу. А дорога была жуть как страшна. На земляном полу среди пятен крови валялись обглоданные кости. По бокам коридора в ямах что-то разлагалось, смердело мертвечиной, сверху копошились какие-то твари. В камерах, представляющих собой небольшие пещеры, закрытые плотными завесами из толстых нитей, кто-то сидел. Я обоняла голод, болезнь, уныние, смерть – и невольно ежилась. Это тюрьма или бойня?

Волна острого смертельного ужаса чуть не сбила меня с ног. Пахло обмочившимся от страха человеком. Я кинулась к ближайшей камере, достала лазерный нож и вспорола пелену. Влетев внутрь, я остолбенела.

Голый пилот Рикман лежал на большом камне, а вокруг него стояли коккулюсы в черных накидках – как патологоанатомы в морге. Несчастный парень вертелся ужом, стараясь освободиться от толстых веревок, завязанных на его руках и ногах, он мелко дрожал, от страха зажмурив глаза, а рот раскрыв в беззвучном крике.

Инсектоид незнакомой мне касты что-то прокаркал и занес над беднягой лапу с остро заточенным шипом. Я очнулась от ступора, подпрыгнула и громко заорала:

– Прекратить! Это мой раб! Я его забираю!

Лапа у коккулюса дрогнула, он промахнулся, и острый шип прочертил на боку пилота длинный, но не смертельный надрез. Однако кровь полилась. Другой инсектоид шустро поднес к ране миску, собирая всю кровь до капли.

Я достала бластер:

– Отпустите его, а не то перестреляю всех к чертям!

И для наглядности точным лучом перерезала веревки на ногах Рикмана. Инсектоиды ничуть не испугались. Главный жрец (я решила, что передо мной каста жрецов) опять занес над брыкающимся пилотом шип, и тогда я запустила руку в мешочек с семенами ходячей пальмы, набрала полную горсть монет и в отчаянии кинула в него. Фасолины рассыпались, жрецы, увидев красные семена, бросились их собирать. Я добавила еще горсть.

Пока жрецы гонялись за раскатившимися фасольками, я не стала терять время зря. Перерезала Рикману веревки и на руках и потащила его прочь из страшной камеры. Окровавленный парень завалился на меня всем телом, он дрожал, стонал и плакал. Пришлось срочно приводить его в чувство. Завернув в боковой проход, я посадила раненого на землю, вытащила из рюкзака аптечку, вколола Рикману обезболивающую инъекцию, заклеила рану и добавила укол энергетика. Парень открыл один глаз и мутно посмотрел на меня.

– Моника, – прохрипел он, – я не умер?

– Ты не умер и проживешь еще лет сто! А сейчас ты встанешь – и мы уберемся отсюда, – ласково сказала я.

Рикман заплакал:

– Они собирались выпустить из меня кровь, вытащить внутренности и принести на пир царю. Когда меня тащили сюда, я видел, как они это делали с животными. Наполняли тазы сердцами, печенью и селезенкой, а остальное съедали сами. Кости кидали в ямы. Моника, еще немного – и меня сожрали бы эти мерзкие букашки. Спасибо тебе! – он обхватил мои ноги.

– Вставай и пошли! – я решительно подняла парня на ноги. – Благодарности потом.

Накинула на него зеленую мантию, которую дал господин Рохсодон, подставила свою спину – и мы отправились назад.