Драко обернулся и сдержал сдавленный выдох. В темноте мраморной гостиной жутко выделялся силуэт Беллатрисы — высокий, худой, с грязной копной нечесаных волос, кишащих вшами. На ее рельефном, когда-то пламенно красивом лице растянулся звериный оскал, обнажающий гнилые вонючие зубы. В длинных когтистых пальцах Лестрейндж сжимала волшебную палочку, из которой сыпались кроваво-алые искры. У ее ног валялись трое связанных, избитых, покрытых салом, грязью и запекшейся кровью пленников. В глаза Драко бросилась пышная каштановая грива, огненно-рыжие патлы и упрямый, искрящийся зеленым взгляд. Молодой человек равнодушно взирал на знаменитое Золотое Трио, поверженное и истерзанное.

— Драко, милый, иди-ка сюда! — сладко пропела Беллатриса, с кровожадной ухмылкой маня Драко грязным пальцем.

Юноша на негнущихся ногах, вырвавшись из объятий матери, подошел к тетке. Грейнджер впилась в него пронзительным карим взглядом, полным влажного блеска. Уизел отводил глаза, искусанные губы были сжаты в тонкую жесткую линию. Лестрейндж встряхнула Поттера, и его раздутое, искореженное лицо передернулось от отвращения. Драко, не выпуская наружу ни одну эмоцию, с холодной бесстрастностью рассматривал одутловатые руки, перетянутые грубыми веревками, заплывшие глаза и разбитый в кровь нос. Беллатриса высунула покрытый сероватой слизью язык, в ее черных безумных глазах горел фанатичный огонь. В груди Драко шевельнулось что-то, подозрительно похожее на сострадание. Сострадание к врагу. Какая ирония. Малфой с первого дня в Хогвартсе мечтал о сокрушении очкастого героя, отказавшего ему в дружбе. Потом Драко немного успокоился, отпуская колкости и ехидные комментарии не из злобы, а для неукоснительного соблюдения старой традиции. Но потом Поттер начал увиваться за Уайлд. И то, что впоследствии он стал для нее чем-то большим, Малфой простить ему не смог. Не ей, которая позволила Поттеру перейти грань, а именно святому Потти. Драко просто не мог испытывать к Уайлд что-то, кроме пламенной привязанности, искренней дружбы и самого чистого, искреннего чувства, о котором так высокопарно и пафосно пишут лирики со всего мира. Он не мог испытывать злобу, ненависть, презрение, гнев. Только благоговение. Драко, злорадно сверкнув глазами, уже открыл рот. Он совершенно забыл про Темного Лорда, про тетку, про несчастную мать и, судя по письму, едва живую Флоренс Уайлд. Свершится правосудие, восторжествует справедливость. Но перед глазами встало строгое лицо. Как в школе: убранные волосы, сосредоточенный вид, сжатые губы и прямой взгляд. И эти глаза прожигали его, Малфоя, с немым разочарованием и печальным укором. Она словно напоминала о милосердии, о том, чего Драко так не хватало. В ушах зазвенел прохладный голос, эхом отдающий в голову и распространяющийся по телу, как Амортенция.

— Я не знаю. По-моему, это не Поттер, — Драко поставил щит, уберегая сознание от прожигающих глаз тетки. — Вряд ли. Не знаю…

Малфой, стушевавшись, отступил на несколько шагов. Беллатриса Лестрейндж раздраженно фыркнула, смахивая локон с бледной щеки.

— Приведите грязнокровку. Она-то не будет морочить нам голову…

Хвост сжался в комочек и под тяжелым взглядом мадам Лестрейндж поклонился так низко, что едва не коснулся острым носом мраморного пола. Его семенящая поступь разлетелась дребезжащим эхом по всей зале, и толстенькая фигурка Питера Петтигрю растворилась во мраке подземелья. Воцарилась тишина. Драко словил на себе мимолетный взгляд Грейнджер, пропитанный искренним недоумением. Молодой человек закусил щеку и воззрился на жирную грязь на бархатных портьерах. Беллатриса нервно постукивала острым каблуком, сгорая от нетерпения. Нарцисса отошла к мужу, который все это время безмолвной тенью маячил в углу гостиной. Уизел тяжело дышал, словно разъяренный бык. Тетка скучающе пнула его в бок, и он издал булькающий хрип, согнувшись пополам. Грейнджер сдавленно вскрикнула, но ослепительно-синий луч из палочки Беллатрисы вернул звенящую тишину. Драко, сощурившись, всматривался в силуэт пыхтящего Хвоста и чей-то еще — невысокий, окровавленный, напоминающий живой скелет. Темные волосы паклями свисали на изможденное лицо, а рваные, вонючие тряпки, прикрывающие обнаженное тело, трепыхались на выпирающих костях. Молодой человек содрогнулся от ужаса, а Беллатриса торжествующе хохотнула.

— Какая прелесть! — визгливо воскликнула она, подлетая к полуживой пленнице, повисшей на пухлых руках Хвоста.

Короткая розоватая вспышка, и бледное, костлявое существо оглушительно вскрикнуло. Беллатриса тут же влепила ей звонкую пощечину, но отрезвляющее заклятие действовало исправно — несчастная стояла на тощих ногах, исполосованных жуткими рваными ранами, их которых сочилось что-то мерзкое. Женщина вцепилась пленнице в локоть и сомкнула желтоватые когти, подтаскивая ее к Поттеру и друзьям. Девушка глухо рухнула рядом с Уизли, который тут же брезгливо отполз подальше и сморщился при виде иссохшего, заляпанного осклизлыми остатками пищи и кровью тела. Кое-где на голове зияли жуткие открытые язвы от выдранных волос, остатки которых по-прежнему прикрывали лицо. Беллатриса леденяще расхохоталась.

— Ну-ка, мерзость, скажи, это Поттер?

Девушка не пошевелилась. Лестрейндж мгновенно начала злиться. Она схватила пленницу за костлявую шею и приподняла над полом, скривившись от отвратного запаха.

— Драко, иди сюда!

Юношу пронзила жуткая мысль. Он, словно зачарованный, покорно двинулся к тетке и не отрывал взгляда от скрюченного тела. Беллатриса, злобно оскалившись, отбросила засаленные волосы с лица девушки. Малфой остолбенел. До безумия знакомое лицо, каждую черточку, каждую клеточку которого Малфой знал лучше, чем что-либо на этом свете. Тонкая кожа едва ли просвечивает через бесконечное покрывало фиолетовых гематом, рубцов и разъеденных, рваных ран. Губы, когда-то невозможно мягкие, свежие и нежные, рассечены и покрыты отвратительным вонючим гноем, смешанным с кровью. Глаза скрыты за распухшими красноватыми веками, от пышных темных ресниц почти ничего не осталось. Тонкие руки болтаются, как иссохшие плети, а засаленные лохмотья скользили по изнуренному телу, обнажая жуткие гнойники. Внутри все разбилось вдребезги. Со оглушительным звоном, с мучительным хрустом. Немой вопль отчаяния застрял в горле. Остекленевший взгляд бездумно впился в худую шею, исполосованную страшными шрамами. В сердце разрастались ледяные ростки чего-то невыносимого, мучительного и кошмарного.

— Ну?! — нетерпеливо взвизгнула Беллатриса, жадно всматриваясь в отстраненное лицо смертельно бледного племянника.

Поттер повернул голову, и в его ярких глазах отразился дикий ужас. Но ни одна мышца раздутого лица не дрогнула. Слишком опасно. Слишком высокую цену придется заплатить за хоть одну эмоцию.

— Ты узнаёшь, Драко?! — Лестрейндж сверкала своими бездонными черными глазами, в которых горело дьявольское пламя.

— Я поражен, тетушка, до чего вы довели эту… — в холодном, до этого момента равнодушном голосе молодого человека скользнула брезгливость, а губы сложились в насмешливую ухмылку. — И восхищен вашим талантом. Браво!

Беллатриса удовлетворенно осклабилась, с гордостью взирая на Малфоя.

— И все же, милый, взгляни получше! Рассмотри… Вчувствуйся…

Пара мучительно медленных шагов. Гулкое эхо, отразившееся от черного мрамора, отполированного до зеркального блеска. И пронзающий взгляд из-под залитых кровью век. Такой родной, искрящийся медовым теплом, но такой страшный и болезненный. Драко забыл, как дышать. Столько в этом взгляде тоски и мольбы. Мольбы… О прощении. Столько вины в этом взгляде! Над головой послышался странный скрежет, словно скребутся о железо. Он звонко раздавался в царящей ватной тишине, заставив Беллатрису недоуменно вздернуть голову и вскрикнуть от негодования. Драко заставил себя оторваться от этого ужасного зрелища и направить взгляд в потолок, к роскошной хрустальной люстре, украшенной венецианским жемчугом и белым золотом. На ней сидел Добби — тот самый веселый, немного вредный домовик с хрупкой нервной системой, которого святой Поттер освободил от рабства Люциуса на втором курсе. Добби с самым спокойным видом откручивал винтики люстры, и хрустальные подвески угрожающе подергивались и раскачивались. Беллатриса издала визгливый вопль, не выпуская из цепких когтей свою жертву.