— Что ты творишь, домовой эльф?!
— Добби — свободный эльф!
Торжественный писк Добби отразился от мраморных стен, и что-то тихо треснуло. Люстра оборвалась и полетела вниз, дребезжа жемчугом и хрусталем. Беллатриса оглушительно завопила и резво отскочила назад, выпустив из рук теряющую сознание Флоренс. Драко, сам не осознавая, что делает, подхватил хрупкое тело, прижал к груди, и в ту же секунду люстра грохнулась на пол. Во все стороны брызнули сверкающие и переливающиеся осколки хрусталя, впились в жутко бледное лицо Малфоя. Хлынула благородная и кристально чистая кровь аристократического семейства. Юноша старался закрыть как можно больше участков тела Флоренс, уберегая от разлетающихся осколков. Еще секунда, и по щелчку пальцев крошечного домовика разорвались путы Поттера, Грейнджер и Уизли, обрывки веревок рассыпались по холодному полу. Все трое вскочили, разминая затекшие конечности и сверкая горящими глазами. С негромким стуком по мрамору покатились две палочки, тут же угодившие в руки Гермионе Грейнджер, и на лице Нарциссы Малфой отразилась странная смесь чувств — смятения, страха и затаенной радости. Еще секунда. Секунда сомнений и мольбы. Сомнений в душе младшего Малфоя и мольбы в глазах Поттера. Один резкий шаг, и Драко с неестественной для него бережностью и заботой впихнул хрупкое тело в руки Гарри. Последний ощутил, как в ладонь скользнуло прохладное древко волшебной палочки. Но Малфой уже отвернулся и кинулся к матери, не оборачиваясь. Последнее, что запомнил Драко в тот день, было не мучительное и бесконечное Круцио от Темного Лорда, не разъяренные вопли Беллатрисы Лестрейндж и ее изощренные пытки. Он запомнил то безумное облегчение, когда в водоворе трансгрессии исчез силуэт Флоренс Уайлд, а серебряный кинжал тетки, пропитанный смертельным ядом тропического аспида, с дребезжащим бряканьем упал на пол. Комментарий к Chapter
XXIX
Ита-а-ак, товарищи читатели, автор с уверенностью и поистине малфоевским облегчением заявляет, что кризис сгинул на все четыре стороны! Вот что делает общение с потрясающими людьми, которые даже не подозревают о твоем творчестве) И вы, дорогие мои, тоже постарались на славу, поддерживая меня своим теплом и держа кулачки! Жду Ваших мнений!
====== Chapter XXX ======
Пронзительный мокрый ветер, резко пахнущий солью и водорослями, злобно бил в лицо, путался в волосах и иссушивал грязную кожу. Зернистый серый песок, смешанный с острыми осколками ракушек, забивался под ногти и попадал в кровавые ранки, обжигая руки. Вверху тяжелым покрывалом хмурилось свинцовое небо, с которого накрапывала противная изморось, привносящая в воздух водянистый запах дождя. Редкие куртины грязно-зеленой травы, пробивающейся между обрызганных морской пеной камней, печально шелестели от визгливых порывов ветра. Гарри с немым отчаянием оглядывался вокруг, продолжая сжимать безвольное тело, и сквозь мутные стекла очков различил смертельно бледные, испачканные глиной и кровью лица Рона и Гермионы, силуэт Добби, беспокойно оглядывающегося на бескрайнее густо-серое море, яростно брызжущее густой зеленоватой пеной. Прожигающая боль разъедала рваную царапину, залепленную соленым песком, но что-то гораздо более сильное и мучительное грызло бешено бьющееся сердце Гарри. Он старался не смотреть на обезображенное лицо и тело Флоренс Уайлд, распластавшейся у него на коленях. Это было поистине жуткое зрелище.
— Г-гарри, — дрожащим от холода и сырости голосом начал Рон, — Вон «Ракушка», давай дотащим ее…
Рон тяжело поднялся и медленно, расшвыривая в стороны песок, подошел к другу, с молчаливой тоской глядя на искаженное чудовищным выражением лицо Гарри. Гермиона всхлипнула, и ее слезный вздох смешался с ревом бушующих волн. …Дверь им открыла Флер — как всегда ослепительно красивая, даже в скромном домашнем халате и с растрепанными белокурыми волосами. Прелестные кристально-голубые глаза миссис Уизли в ужасе расширились при виде оборванных и окровавленных друзей, несущих едва дышащее тело, походящее на живой скелет. Флер издала пронзительно-утробный вскрик, прижав ладонь к бледным губам, и за ее спиной возник Билл. На секунду его вытянутое лицо исказилось ужасом, но спустя мгновение он хладнокровно отошел в сторону и утянул Флер за локоть, освобождая дверной проход. Молодая женщина что-то лепетала на невнятном французском, вскоре начав мельтешить перед небольшим диванчиком, на который Рон с Гарри уложили Флоренс. Билл, тревожно хмуря кустистые брови, отвел нервных и истощенных ребят наверх, не обращая внимания на протесты Поттера и хлюпающие стоны Гермионы, едва стоящей на ногах.
— Флер позаботится о ней, — мягко сказал Билл, чуть сжав плечо Гарри, которого начала колотить крупная дрожь. — А вам нужно отмыться и поспать. После все расскажете.
— Но!..
— Все после! — строго перебил Рона брат, махнув рукой на высокую светлую дверь, ведущую в ванную.
А внизу Флер гремела десятками флаконов и склянок со всевозможными зельями, бормотала сложные медицинские заклинания, окутывая тело Флоренс серебристой дымкой. Через четверть часа из впалой груди девушки вылетел едва различимый болезненный стон. Миссис Уизли бросила мужу усталый взгляд, в котором явственно читалось невероятное облегчение. *** Полупрозрачные лучи солнца, окутывающие небольшую спальню золотисто-жемчужной вуалью, пробивались через кружевную тюль и легкие насыщенно-лазурные шторы, подхваченные атласными лентами. На узенькой, но теплой и уютной постели, на паре пышных пуховых подушек лежала невероятно изможденная и худая девушка с неестественно бледным, словно вылепленным из воска, лицом. Темные волосы, изрядно поредевшие, но чистые и причесанные, мягкими волнами лежали на накрахмаленном бледно-голубом одеяле. Бескровные губы, покрытые засохшими кровавыми корочками, были плотно сжаты в узкую жесткую линию, отчего все черты, и без того холодные и острые, стали суровыми. Светло-карие глаза, выцветшие и тусклые, были прикрыты темными веками, исчерченными сеточкой фиолетовых вен. Кое-где виднелись полузажившие ссадины, уже желтеющие синяки и белые рубцы. В облике Флоренс Уайлд красивой, по сути, девушки, жутким призраком витала нестерпимая боль и… обреченность. Или принятие случившегося, сухое и словно скрытое хрустящей, промороженной коркой льда. Она сама казалась сделанной изо льда. Бессмысленный взгляд был направлен в ярко-бирюзовое небо, виднеющееся в распахнутом окне. Остро пахло солью, свежей травой и дикими маками, которые так прекрасно алеют в расщелинах серых камней, обрызганных белоснежной пеной. Резко кричали чайки, их крылья, поблескивающие серебром, звонко хлопали, рассекая теплый солнечный воздух. Красиво. Она не услышала, как тихонько отворилась дверь. А может и услышала, но продолжила почти отчаянно вглядываться в небо. Она не верила в Бога. Или считала так. Но, вопреки всему, Флоренс знала, что есть кто-то, кто видит ее. Может, просто равнодушно смотрит, а может, просто чего-то ждет. Однажды, после очередной бурной ночки в плесневелом подвале, кишащем крысами и вшами, после сухой корки хлеба и тухлой воды, она закричала. Почему Ты оставил меня?! Вопль истерзанной души глухо отразился от бесчувственных сырых стен и растворился в вонючем густом воздухе. А на следующий день ее забрали из того ада. И она попала сюда. Тот день она помнит плохо, все как в тумане. Отчетливо врезались в память только льдистые серые глаза, безумный хохот Беллатрисы и теплые руки Гарри Поттера.
— Ты не спишь?
Голос у Гарри тихий, мягкий, пропитанный заботой и беспокойством. Он неловко мнется на пороге, не решаясь войти.
— Нет.
А у нее — холодный, острый, как лезвие кинжала. И едва уловимо дрожащий. Неясно от чего — то ли от непролитых слез, то ли от боли в груди. Гарри не дождался чего-то еще. Бесшумно ступил на молочный пушистый ковер, в два шага дошел до кровати. В животе скрутился тошнотворно-болезненный узел, когда юноша посмотрел на Флоренс. Она не поворачивала головы. Невесомое касание теплых загрубелых пальцев, скользнувших по тонкой бархатистой коже. И дикий, животный ужас в карих глазах. Девушка нервно дернулась и инстинктивно вжалась в прохладную стену, продолжая смотреть на Гарри с жутким, нечеловеческим выражением страха. Молодой человек растерянно отодвинулся, неловко поправляя очки.
