Женщина тихо рвано вздохнула и на мгновение закусила изнутри щеку. Да, этот мальчик даже не представлял, как она любила, когда ей было столько же, как ему!..
— А что тебя смущает? — с несколько натянутой улыбкой спросила Флоренс, взглянув на Скорпиуса.
Он, напрягшийся от ее смены настроения, неловко повел плечом.
— Ну… не знаю. Просто вы такая, такая… — юноша неопределенно всплеснул рукой, но слов подобрать так и не сумел. — А в кого, если не секрет?!
Флоренс похолодела. На кону стояло очень многое, что она не готова была потерять. Сказать ему? Промолчать? Соврать? Он ведь все равно может узнать… Путаные мусли походили на раскаленный клубок ржавой колючей проволоки, безжалостно впивающейся в кожу черепа. Скорпиус пронзительно прожигал ее взглядом примерно минуту. Потом он откинулся на спинку кресла, слегка сузил холодные жемчужно-серые глаза и изогнул губы в тусклой грустной полуулыбке.
— Это мой отец, правда?
Печальный и усталый золотисто-карий взгляд был ему самым точным ответом.
— Мои родители никогда не любили друг друга, вы знаете. Я видел у папы несколько ваших колдографий, и это при том, что он терпеть не может хранить всякие глупые бумажки, — Скорпиус слегка усмехнулся. — Я никогда не понимал, что именно моя мать вечно припоминает отцу, но все же догадывался. Скажите, почему он не женился на вас? Моей матерью могли бы быть вы…
Флоренс обхватила себя за плечи, как от резкого порыва сквозняка, и поежилась. Малфой-Мэнор, темная пелена перед глазами, мерзкий разномастный шепот, запах плесени и гнили, бесконечная, как пламенеющая адская геенна, боль.
— Это все очень тяжело вспоминать, Скорпиус. Рассказывать это тебе должна уж никак не я. Единственное, что я до сих пор не в силах понять, так это почему твой отец женился на твоей матери. Но меня это уже не слишком трогало, и я давно отпустила все это.
— Разве вы не жалеете о том, что могло бы быть? — недоверчиво спросил Скорпиус.
Флоренс коротко улыбнулась.
— Это самая глупая вещь на свете, я тебе скажу. Ничего полезного… Но я бы все равно не жалела. Я вполне довольна тем, как сложилась моя жизнь. Мне не о чем жалеть, правда.
Скорпиус тихо выдохнул и нахмурился, погрузившись в какие-то свои мысли. Он встрепенулся, когда ласковая тонкая рука опустилась ему на плечо, и всего на мгновение, но искренне улыбнулся. Флоренс улыбнулась в ответ, и у глаз обозначились тонкие лучики первых морщин. Когда приходила пора покидать Хогвартс и отправляться во взрослую жизнь, все выпускники, казавшиеся уже совсем взрослыми, на несколько часов становились маленькими детьми. Даже самые суровые не могли не проронить слезу на этом светлом и немного грустном празднике, девочки плакали и смеялись одновременно, кружась в нежном вальсе с юношами, а с потолка слетали звезды, рассыпающиеся серебристой пылью. Вчерашние ученики долго обнимали профессоров, обещали писать и навещать, бродили по пустынным коридорам и ловили последние благоуханные мгновения детства. К Флоренс всегда подходили прощаться самые неугомонные студенты, которые из Больничного Крыла практически не вылезали, а если и покидали его, то только при помощи самых хитроумных методов. Неизлечимые романтики дарили любимой школьной медсестре собственноручно содранные букеты цветов из теплиц мадам Стебль, читали довольно бездарные, но трогательные стихи и обещали оповестить, когда будут близки к развалу Туманного Альбиона. Флоренс, когда Скорпиус подошел к ней в самом конце выпускного, с улыбкой заверила, что надерет ему уши, если он не будет писать как минимум пять раз в неделю. Он, усмехнувшись, крепко обнял ее, и Флоренс почувствовала, как непрошенные слезы обожгли уголки глаз. Как же тяжело было расставаться с этим мальчишкой, ставшим почти родным для нее!.. Скорпиус вместе с друзьями убежал к Черному Озеру, еще подернутому жемчужно-серой вуалью тумана, где разгорался их первый взрослый рассвет. В коридоре, медленно заливаемом янтарно-коралловыми лучами солнца, появилась высокая мужская фигура в черном отглаженном костюме. Сердце Флоренс до краев наполнилось блаженной теплотой, которая нашла полувоздушное отражение на ее темно-розовых губах. Драко Малфой улыбнулся одними лишь глазами. По всему школьному коридору пронесся вихрь миллиардов земных лет, облеченных в невесомую дымку зачарованного рассвета.
