— Малфой, мне больно.
Она отчаянно затрепыхалась, пытаясь выдернуть тонкую руку, и умоляюще посмотрела на Драко. Он, сцепив зубы и на секунду прикрыв глаза, расслабил пальцы, невесомо проводя подушечками по гладкой бледной коже. Флоренс тяжело сглотнула, осторожно шевельнувшись, и не смела взглянуть на молодого человека, которому она едва доставала до плеча. Мягко оттолкнула его, отстраняясь от холодной стены, и настороженно не спускала глаз с напряженного, искаженного странным выражением лица Малфоя. Ощутив прохладную свободу, девушка судорожно обхватила больное запястье ледяными пальцами и медленно попятилась в густую мглу коридора. Поняв, что Драко не собирается ее преследовать, Флоренс перешла на стремительный шаг, сглатывая горячие соленые капли, неконтролируемо скатывающиеся по щекам и крыльям носа. Душу отчаянно жгло. Драко Малфой с утробным яростным рыком ударил кулаком в каменную стену, где совсем недавно стояла Уайлд. Костяшки противно засаднило. Еще удар. И еще. На сером равнодушном камне остались багровые пятна с солоноватым запахом. Юноша вцепился окровавленными пальцами в белые волосы, до боли оттягивая гладкие пряди и судорожно дыша. Что же с нами стало? Комментарий к Chapter
XIV
[1] – больная фантазия автора, не более. Жду комментариев! Пишите, что нравится, что нет, чего не хватает. Может, какие-то пожелания?
====== Chapter XV ======
В ледяной осенней ночи с ее звонко хлещущим свежим ливнем, отчаянно завывающим пронизывающим ветром, клубящимся черным небом есть особое нуарное, мрачное очарование, которое сложно понять и прочувствовать. Есть что-то опасно притягивающее и внушающее чувство балансирования на лезвии кинжала в угрожающих раскатах грома, в густой, окутывающей мертвенной мгле. В тягостном и жалобном скрипе раскачивающихся деревьев, дрожащем звоне оконных стекол и гулком неравномерном грохоте леденистого дождя. Все это завораживает своим стихийным равнодушием бушующей природы, приковывая неотрывный взгляд к жутким дымчатым облакам на бескрайнем небе, сливающемся с грязной размытой землей.
В совятне было еще холоднее, чем на улице — пронзающая колкая льдистость исходила от почти черного сырого камня, в дрожащем влажном воздухе пахло совиными отходами, соломой и пергаментом. На тонких жердях под высоким потолком сверкали светящимися янтарно-желтыми глазами нахохленные почтовые совы. На фоне острого готического окна едва различимо темнели две фигуры. От одной тонкими полупрозрачными клубами исходил едкий сигаретный дым с кофейным душком. Блейз Забини молчал и затягивался, глядя в засасывающую дождливую мглу. Холодно. Рядом облокачивалась о мокрый каменный подоконник Уайлд, подставившая непутевую темноволосую голову под крепкий ледяной ливень. Он стекал по ее резко выделяющемуся во мгле, смертельно бледному лицу крупными подрагивающими каплями, мягко падающими с длинных ресниц, тонких крыльев носа и посиневших губ. Она закуталась в теплое шерстяное пальто мутного серого цвета, безразлично смотря в черную пустоту. Молчали. Но молчание не было тягостным. Скорее необходимым и даже каким-то понимающим. Блейз не мог назвать Флоренс своим близким другом, да и просто другом, но относился к ней с симпатией и испытывал уважение хотя бы потому, что ее выбрал Малфой. Она вообще была неплохой девчонкой. Волевой, рассудительной, с характером, потрясающим чувством такта и умением помолчать. К тому же довольно симпатичной. Не классическая красавица, как те же пустые куклы Гринграсс или фигуристая когтевранка Уилсон, на которую облизывалась добрая половина Хогвартса. Но было в Уайлд что-то «эдакое» — притягивающее и загадочное, изысканный в своей простоте шарм и редкая харизма. К тому же она была не просто хорошенькой и умной девушкой — она умела быть настоящим другом, преданным и искренним. Это ценилось и самим Блейзом, и Малфоем куда больше, чем соблазнительные изгибы и томный взгляд. Потому Забини просто не мог не проникнуться добродушием и дружелюбием к Уайлд.
— Забини, ты влюблялся?
Блейз вздрогнул, услышав ее хрипловатый от долгого молчания голос, и обжег пальцы сигаретой. Ветер протяжно взвыл, как раненый оборотень, и едва не содрал с шеи слизеринца серебристо-зеленый шарф. В вязкой холодной мгле неестественно выделялся чуть размытый тонкий профиль Уайлд.
— Нет.
— Счастливчик.
— Знаю.
Блейз кинул окурок вниз, куда-то в далекую головокружительную тьму, покрытую пеленой безжалостно хлещущего ливня. Достал из кармана короткой куртки знакомую гладкую пачку, длинными смуглыми пальцами выудил белую тонкую сигарету. Щелкнул миниатюрной серебряной зажигалкой с затейливой гравировкой, вырвалось холодное синее пламя, поджигающее крапаль. Молодых людей окутал терпкий, раздражающе проникающий в легкие запах табака и кофе.
— У вас красивая любовь, Уайлд. Такая редко бывает, — прикрыв глаза, сипло бросил Забини. Флоренс горько хмыкнула.
— Красивая? Любовь? О чем ты, Блейз? У нас уже ничего нет. Вот теперь думаю — было или не было?
Юноша нахмурил темные густые брови и строго взглянул на девушку, которая задрала голову вверх, подставляя лицо жестоким ледяным каплям.
— Ты настоящая дура, Уайлд, — покачал Блейз головой, выпуская изо рта дымчатые серые кольца.
Показалось, что она чуть улыбнулась. Показалось.
— Все сложно, Забини. Не представляешь, как сложно, — она отчаянно прошептала это, запуская изящные длинные пальцы в спутанные, насквозь промокшие волосы. — Уже ничего не будет, как раньше. Все изменилось. Мы изменились.
Блейз натужно сглотнул. Она была права.
— И ничего уже не вернешь, как бы ни хотелось.
Ливень забарабанил по черепичным крышам Хогвартса с утроенной яростью, а ужасающие раскаты грома эхом раздались по всей округе, пугая заспанных студентов в башнях. Зловеще ухнул крупный темный филин с горящими красными глазами, шумно хлопая мощными крыльями. Где-то в замке жалобно заскрипели закрытые ставни и тревожно зазвенели оконные стекла. По витражам скатывались, будто слезы, холодные капли. В черной дьявольской выси ночного неба устрашающе клубились смутные, звероподобные густо-серые тучи. В Запретном лесу надрывно взвыло какое-то существо, пробиваясь пронзительным истошным голосом через ватный гул ревущего ливня. *** Флоренс, набрав в легкие воздуха, тихонько постучала в дубовую дверь кабинета Слизнорта. Вычурная металлическая ручка поддалась напору тонкой ладони, и в лицо девушке ударил теплый воздух, терпко пахнущий чаем, чем-то сладким и мужскими вонючими духами. Кабинет полностью соответствовал своему хозяину — потолок подпирали помпезные колонны с шикарной лепниной, каменные стены были завешены портьерами из зеленого и фиолетового бархата с тонким шитьем и золотыми потрепанными кистями, пол устилали роскошные персидские ковры, а на камине, в котором мерно и вальяжно трещало жаркое пламя, располагалась масса вычурных драгоценных статуэток. В центре комнаты стоял исполинский круглый стол, покрытый расшитой темно-зеленой скатертью, а вокруг него располагались самые шикарные, почти пошлые стулья, какие только можно себе вообразить — из гладко отполированного палисандра, с высоченными спинками и массивными подлокотниками, вырезанными почти по-королевски роскошной резьбой. Все было слишком… Слишком.
— О, дорогая мисс Уайлд!
Восторженный голос Слизнорта вывел Флоренс из ошарашенного оцепенения, заставляя сфокусироваться на сидящих за столом. Профессор, сегодня в костюме из старинного густо-черничного атласа с серебристыми кружевами на манжетах и сверкающими пуговицами, угрожающе подергивающихся на огромном животе Слизнорта, приветливо осклабился и сделал пригласительный жест пухлой рукой.
— П-простите за опоздание, сэр, — глухо буркнула девушка, прикрывая за собой тяжеленную дверь.
— О, ну что вы, ну что вы! — радостно отмахнулся старикашка, сверкая глазками. — Мы только начали! Прошу вас, дорогая, прошу…
Флоренс словила на себе несколько ошалелых и пораженных мужских взглядов, пока неловко, но вполне грациозно двигалась к столу. МакЛагген с удовольствием пялился на ее ноги, скрытые до колен струящейся юбкой из сапфирово-черного шелка. Гермиона Грейнджер, в бархатном вишневом платье без рукавов с отделкой из черного мерцающего кружева, вымученно ей улыбнулась.
