А были у него еще и Золушки, и Мессалины, и Джульетты, и Красные Шапочки, и королевы Марго, и даже одна девушка восточной национальности, у которой было поперечное влагалище, да еще с мелкими зубами. Всех он любил, всеми гордился, всех оставлял со счастливыми воспоминаниями и щедрыми подарками. И если бы он был художником, то нарисовал бы целую галерею своих красавиц. Был бы писателем – создал бы серию любовных романов. А доводись стать султаном, то его огромному гарему позавидовал бы весь Ближний и Дальний Восток.

И вот тут вдруг во время его приятных сновидений, в полночь открылась железная дверь и в камеру ввели нового заключенного с матрасом и постельными принадлежностями. Узник тотчас же очнулся.

– Ну, здравствуйте! – весело и облегченно сказал Максим. – А то я тут вас уж заждался…

Пожилой человек лишь усмехнулся в ответ, ничего не ответив. Был он седой и бородатый, на вид лет шестидесяти пяти. Молча разложил на панцирной кровати постельные принадлежности, разделся и лег, не укрывшись простынкой. В камере было душно. Зарешеченная форточка хоть и была открыта, но откуда взяться прохладе, если по всей Москве градусов сорок, не меньше? Максим также все это время проводил в одних трусах.

– Да, жарко, – сказал он, желая вызвать сокамерника хоть на какой-то разговор.

Но тот лишь хмыкнул в ответ. И перевернулся на бок, лицом к стенке.

– Да вы не отчаивайтесь так, – сочувственно сказал именинник, восприняв его душевное состояние как полный упадок моральных сил. – Разберутся и выпустят.

– Меня-то выпустят, – услышал равнодушный голос. – А вот тебя вряд ли. Если не прекратишь болтать.

Максим обиделся. Никогда нельзя делать незнакомым людям ничего хорошего. Плохого, впрочем, тоже. Хотел ведь просто познакомиться. А то тут осатанеешь от одиночества. А этот хуже таракана на потолке. Тот хоть бегает, усами шевелит… Но тут услышал еще одну фразу:

– Ладно, не обижайся. Потом, потом… Утром. Главное – режим. Ночью – спать, днем – веселиться. Или наоборот, не важно. Так учил Будда.

– А чему он еще учил? – с надеждой спросил Максим, надеясь на диалог.

– А тому, что каждое утро мы рождаемся вновь, – сквозь сон проговорил мужчина и закончил, уже начиная похрапывать и свистеть носом: – А то, что мы делаем сегодня, и будет иметь наибольшую важность. А сделать нужно… сон…

– Погодите! – попытался остановить его летаргическое состояние Максим. – Я не понял. Насчет каждодневного рождения. Объясните.

– Чего ж тут непонятного? – невнятно проговорил сокамерник, но все же закончил фразу: – Глупцу и не объяснишь. А ум – это все. Ты… становишься… тем и кем… о чем… думаешь. Так… говорил… Будда…

И тут уж он захрапел окончательно и бесповоротно.

«Сам ты Будда!» – сердито подумал Максим. Сам-то он еще днем выспался, а теперь и делать вроде было нечего. Оставалось одно. Раскрыть книгу, которую всучил ему кум Данилкин в первый же день заключения. Эти книги он раздавал всем арестантам налево и направо, у него весь кабинет был забит ими снизу доверху. А называлась она «Уголовный кодекс Российской Федерации». Плафон в потолке хоть и горел тускло, но читать можно…

У Максима всегда было отменное здоровье, поэтому он и засыпал крепко, и просыпался сразу, без напряга. Сейчас он с удивлением смотрел на пожилого жилистого человека, который выделывал на цементном полу какие-то странные фигуры. Тот тоже был спортивен и поджар, несмотря на возраст.

Продолжая свои растяжки, вытягивания и наклоны, сокамерник весело сказал, откликнувшись на приветствие Максима:

– Дышим глубоко, ровно, спокойно и только носом. Что такое полное дыхание? Большинство людей дышит поверхностно, они не задействуют межреберную область, а тем более живот. В йоге надо вдыхать, начиная с живота, затем расширяется область ребер, а после них грудная клетка поднимается вверх. Такое дыхание насыщает клетки кислородом, укрепляет иммунитет, улучшает кровообращение.

– Тоже Будда сказал? – насмешливо спросил Максим.

– Он, он. Ты замечал, какой у нас обычно неспокойный ум?

– Ну. Особенно тут, в Бутырке.

– Нет, парень, везде и всюду. У нас в головах полная мыслемешалка. А мозг, он все оценивает и комментирует. А йога помогает понять осознанность твоих действий. Концентрируйся на том, что ты делаешь в данный момент, но не придавай этому большого значения, просто старайся отрешенно наблюдать за собой как бы со стороны.

Мужчина говорил и продолжал делать асаны.

– Вчера вы были менее болтливы, – мстительно заметил Максим и пошел к умывальнику. Удобства находились в нише, за занавеской. Когда он вернулся, вытираясь вафельным полотенцем, мужчина сидел на полу с отрешенным видом и закрытыми глазами. Тем не менее произнес:

– После напряжения обязательно следует расслабление. Каждое занятие заканчивается Шавасаной – позой трупа, где надо достичь состояния полной релаксации, ни одна мышца тела не должна быть напряжена. В это время ты усваиваешь всю энергию, которую получил во время занятия, поэтому эта поза так важна.

– Я не хочу быть трупом, – ответил Максим. – Ни в позе, ни в бозе.

– Молодец, хорошо скаламбурил, – одобрил бородатый йог. – Не всякий сейчас помнит это старое выражение «почил в бозе». Ты, часом, не филолог?

– Нет.

– Ну, ладно. Потом расскажешь, кто ты.

Мужчина пошел умываться, а Максим поднял с пола раскрытый УК РФ. На той же странице, на которой вчера и заснул. Очень хотелось есть. Организм, несмотря на все тяготы последних трех недель, требовал питания. Он нежно и даже трогательно погладил свой амулет на груди. Словно призывая его поскорее прислать баланду. Тут-то ее как раз и принесли. Пшенная каша с морковной котлетой, стакан чая, хлеб. Но почему-то только для него одного.

– Вы не волнуйтесь, я с вами поделюсь, – сказал Максим, усаживаясь за деревянный столик.

– Я и не сомневался, – кивнул мужчина. – Да только плюнь в тарелку и не перебивай себе аппетит. Потерпи минут пять.

– А… зачем?

– Увидишь.

И ведь действительно, не прошло и пяти минут, как железная дверь вновь открылась, и зэк-разносчик в сопровождении конвойного вкатил в камеру ресторанный столик на колесиках, накрытый большой бумажной салфеткой.

– От кума Данилкина, – осклабился зэк.

– Приятного аппетита, Иван Сергеевич, – добавил конвойный.

И они деликатно удалились, чтобы не мешать завтракать.

– Так. Что там у нас?

Мужчина сдернул салфетку и сделал пригласительный жест рукой. Максим не стал кочевряжиться, поскольку теперь уж вот действительно потекли слюнки. Белоснежный творог, пирожки, сардельки в кастрюльке, бородинский хлеб, колбаса, масло, паштет, сыр, заварной чайник, лимон, а в довершение всего еще и бутылка коньяка «Гурзуф». Но Иван Сергеевич недовольно поморщился, проворчал:

– Знают же, черти, что я предпочитаю коньяк бахчисарайский… Ну, ладно. На безрыбье и рак рыба. Налегай. Как тебя, кстати?

Но у Максима уже был полон рот еды. Через полчаса они уже окончательно познакомились и даже вели себя как старые приятели или родственники. Люди быстро сходятся, особенно в неволе.

– А что сейчас в Москве-то происходит? – спросил Максим. – Я уже три месяца здесь, ничего не знаю. Да в изоляторе два был.

– Да-а! – махнул рукой Иван Сергеевич. – Пандемия всех доконала… А тут еще другой вирус из Штатов к нам переметнулся. Негритянский. Памятники сносят, магазины жгут, полицию заставляют ботинки целовать.

Максим обомлел, застыл с недоеденным пирожком во рту. Наконец проглотил.

– Быть не может! Откуда тут неграм взяться? Я только трех до посадки и видел.

– Вот они-то и куролесят, – серьезно ответил мужчина. – А к ним еще гастарбайтеры из Средней Азии подтянулись. Метла в умелых руках – огромная сила. Крысы из столицы бегут, Кремль в осаде.

Через минуту, не выдержав, тут же и захохотал во все горло.

– Ну, вы шутник! – засмеялся и Максим, доканчивая сардельку.

– А ты больно доверчивый. За то, наверное, и сидишь?