Камера была не совсем одиночная, на двоих. Но прежнего напарника неделю назад куда-то перевели, и теперь соседняя шконка пустовала. Даже поговорить не с кем. Приходилось только думать, а порой и разговаривать с самим собой. Так недалеко и тронуться. На допросы к следователю его перестали водить, на прогулки почему-то тоже. Но баланду исправно приносили три раза в день, а то он бы решил, что о нем совсем забыли. Или что вся Москва вымерла от пандемии коронавируса. Нет, слава Богу.
Единственное, что спасало его от полного помешательства в связи с горестными мыслями, – это духовная связь с матерью и родовой амулет на груди. Мама умерла два года назад, а все предыдущее время жила с ним. Хотя отец развелся с ней еще в его детстве. Почему так случилось? Максим не вдавался в подробности, дети не должны вмешиваться в дела своих родителей. Она часто болела и много времени лежала в больницах. Для Максима Галина Александровна всегда была крепкой опорой, надежной защитой и мудрой советницей. Она и сейчас незримо присутствовала здесь, в тюрьме, рядом с ним. Он мысленно ощущал это и не давал себе расслабиться.
А амулет на груди – простой черный уральский камень. Хотя и не совсем простой. С ним он не расставался с тех пор, как помер отец. А тому он от деда достался. Ну и так далее, по нисходящей. Или по восходящей? Все его предки были знатными мастерами, резчиками по драгоценным камням, в основном изумрудам. И кладоискателями тоже. Максим очень сильно подозревал, что с кого-то из них сказочник Бажов и вылепил образ Данилы, пленника Хозяйки Медной горы. А вот теперь он и сам пленник. Кума Данилкина, так заключенные Бутырок звали полковника УФСИН, который тут и командовал всем и всеми вот уже лет двадцать. Фамилия, кстати, подлинная.
Максим стал размышлять в двух направлениях. Первое – влюблен был Данила-мастер в эту самую Хозяйку или она в него? И если оба, то кто больше? И дошло ли у них до полового акта? Бажов об этом как-то вскользь, намеками сообщает. Сказка-то все-таки детская. Хотя и с глубоким подтекстом. Второе направление его мыслей тянулось к предкам.
Все они были с Урала, лишь отец в середине 70-х перебрался в Москву. Вернее, его «позвали», как опытного и знаменитого уже в ту пору специалиста по уральским самоцветам. Лучше него никто малахитовые шкатулки не клеил. А кому ж в Кремле не хотелось у себя дома иметь такую красотищу? Даже Брежнев заказывал. Словом, жилось им припеваючи. Пятикомнатная квартира в сталинской высотке на Кудринской площади, дача, машина – все как полагается. Только за границу боялись выпускать. Вдруг там и останется? Охота терять такого чудо-мастера!
И вот теперь Максима одолевал вопрос: так по нисходящей шел их род или по восходящей? Деревню Ширинкино, где издревле жили его предки, он посещал с отцом в детстве, только из любопытства. Конечно, там простор, воля, да и дом родовой отец за собой сохранил. Мощный, красивый, теперь, правда, пустующий. Но что-то ему там не понравилось. Цивилизации мало. А тут хоть отбавляй. В школу Максим пошел еще в советское время, а заканчивал уже в непонятно какое. Потом был Горный институт, а куда же еще ему было двинуться, как не туда, ближе к горам и недрам?
Затем отец отправил его доучиваться в Лондон. Там он стажировался в знаменитой компании «Де Бирс». Много чему научился. Главное, как вести алмазно-бриллиантовый бизнес. Пригодилось. На свою голову, с горечью подумал он. Теперь вот, кажется, ни с чем и остался… Мать умерла. Отец вновь женился. Мачеха попалась какая-то странная. Эзотерикой занималась, мистикой всякой, каббалой. Они вместе уже не жили, Максим сам купил себе трехкомнатную квартиру на Новом Арбате, перевез туда маму. Галина Александровна наставляла его:
– Развитие ума, сынок, это ежедневный труд, сродни физическим упражнениям, только гораздо нужнее и плодотворнее, не всякому по силам. Если это и спорт, то высших достижений… Если постоянно жить думами о прошлом, то тебе нет места в настоящем. А живя будущим, ты исчезаешь из дня сегодняшнего. Живи сейчас, но помни обо всем, что было и что будет. Ведь все есть уже сейчас и все повторяется… Глупы люди, верящие всему, что говорят победители. А если победят другие, то поверят и им. Верят словам, а не своим глазам. Ухо бежит впереди ока, а собственные мысли вообще плетутся в хвосте твоего разума…
Максим впитывал ее советы, как воздух, жадно слушал.
– Если не можешь или не в силах изменить внешность, форму, очертания – попробуй изменить саму суть, сердцевину, это иной раз гораздо легче сделать, поскольку у нее свои, если, конечно, нащупаешь их, законы пластичности… Перед тем как разрушиться, дребезжать начинает все: мосты, здания, люди, государства. Так что бойся того, что дребезжит… Нам только кажется, что мы всегда живем в реальном мире. По большей части, процентов на девяносто – в вымышленном. Нами самими же… Ни слава, ни власть, ни деньги, ни любовь даже не идут ни в какое сравнение с радостью творческого труда, с его духовными ценностями… Собаки, кошки, птицы, рыбы, все звери все больше и больше превращаются в людей – чувствами, разумом, правдой жизни, а человек неуклонно сползает в инстинктивное животное состояние, но скоро вообще станет растением.
Она была красивой, высокообразованной женщиной, преподавала, если не была больна, культурологию в университете, и почему отец с ней развелся, Максим никогда не мог понять. Нынешняя мачеха не шла с ней ни в какое сравнение.
А с отцом они редко виделись. Если только проконсультироваться. У каждого свой бизнес. Нет, Максим не был баловнем судьбы, мажором, хотя и родился как бы с серебряной ложкой во рту. Но сам был умен и трудолюбив. И всего, что имел, тоже сам добился. Хотя… На первых порах отец, конечно же, помогал. Но ведь и гены тоже что-то значат? Он же не стал каким-нибудь свиристелкой с капустой в кармане, не «белым воротничком» в офисе, не прожигателем жизни, как многие его знакомые-приятели, сынки богатых папенек, не пьяным уродом на джипе. А планомерно шел к своей собственной вершине, к своей Медной горе.
Да вот незадача… Все как-то в один момент и рухнуло. «Ничего, – подумал Максим, трогая рукой свой амулет. – Все еще можно восстановить. Непоправима только смерть». Он откинулся на нарах и устремил взгляд в цементный потолок, где продолжал бегать таракан, уже со своей подружкой. Гонялись друг за другом. Это вернуло его мысли к первому направлению.
– Так кто же кого любил? – задал вопрос Максим. – Данила Хозяйку или она его? Надо перечитать сказ и разобраться. А пока поспать, что ли?
– Спи, сынок спи… – послышался ему голос мамы.
Сон его и сморил. И снились ему… все его любимые девушки и женщины, которых было немало в жизни. Они все были разные и не похожи друг на друга. Он не отдавал предпочтение какому-нибудь одному типу красавиц, ему нравились и блондинки, и шатенки, и брюнетки, и рыжеволосые. Высокие и маленькие ростом, полные и худые. Макс всегда стремился познать в первую очередь их душу, а потом уж и тело. Вернее, взять крепость и овладеть заветным бутоном, цветком. А он мог быть и розой, и тюльпаном, и ромашкой, но всегда для него – незабудкой. Потому что он помнил каждую свою близость с ними, каждую нежную створку раковины.
Вот сейчас ему снилась голубоглазая блондинка, стройная и хрупкая, как Дюймовочка. Но такой она была только на людях, когда они сидели в ресторане. Но стоило им оказаться дома, как одежда летела в разные стороны, Дюймовочка становилась неуправляемой и ненасытной в интимной близости, требовала ежечасной любви. Иногда они проводили в постели целые сутки, превращаясь в животное существо с двумя спинами. Макс, уходя в столовую за кока-колой, сползал по стенке. Но всё равно это было прекрасно…
А потом во сне Дюймовочку сменила кареглазая Дездемона. Та была замужем, но при любой возможности мчалась к Максу, и она изменяла своему Мавру с бесстыжей радостью. «Почему?» – думал молодой любовник. «Ведь они, кажется, живут дружно и счастливо? Откуда у женщин эта коварная жажда изменить мужу? Одно лишь желание сравнить законный член с незаконным?» Вот почему сам он до сих пор предпочитал оставаться холостым.
