Однако главной страстью Рио-Оливареса, как и Симона VIII, были тайные знания. Те самые, за которые даже гранду Валендии или иному аристократу со сравнимым положением в Святых землях грозил бы костёр. Да и многим высокопоставленным клирикам — тоже, хотя их обычно не сжигали, предпочитая решать столь деликатные проблемы, как скатившийся в ересь епископ, келейно, путём отравления, например.

Именно эта страсть заставила кардинала, узнавшего о сложностях, возникших у графа Строззи относительно включения в отряд рыцарей Веры одной более чем сомнительной особы, вызвать к себе на аудиенцию несгибаемого приора — Рамиро да Косту.

Как всегда безукоризненно одетый в тёмный костюм с вышитым на груди красной нитью символом Веры, Рамиро казался неким идеализированным современным рыцарем. Рапира и кинжал на поясе, сапоги начищены до зеркального блеска, коротко остриженные волосы правильно уложены, как будто он пользуется услугами куафёра, хотя кардинал знал, что это не так, щёки гладко выбриты, а дозволенные уставом усы и бородка в полном порядке, хотя и к услугам цирюльника приор также никогда не прибегал. Он следил за своей внешностью сам, как и предписывал устав ордена рыцарей Веры.

Сделав три шага, Рамиро быстрым движением воина опустился на колено и поцеловал подставленный перстень кардинала. Рио-Оливарес благословил приора и первым заговорил, не дожидаясь обычных приветствий.

— Я призвал тебя к себе, — сразу расставил приоритеты в разговоре кардинал, давая понять, что в его скромно и даже аскетично обставленном кабинете сейчас присутствуют два человека, стоящих на разных ступеньках церковной иерархии, — чтобы напутствовать и благословить на важное дело, кое ты собираешься сотворить в Водачче.

— Вручение пустых грамот и прикрытие жалкого труса, бежавшего от врагов, — не то дело, на какое стоит тратить время и ваше благословение. Туда отправится лейтенант — этого будет довольно.

— Отложи свои более важные дела, приор, и внемли мне. Рыцари Веры отправятся в Водачче не только для того, чтобы вручить грамоты, они точно будут присутствовать на праздничном молебне в честь первой годовщины вхождения города в состав Салентинской унии.

— Том самом, на котором её дожу вонзит нож в спину Вилланова. Мне ведомо это, но всё ещё неясно, почему моё присутствие там может быть важно?

Для того чтобы ответить на его вопрос, кардинал взял со стола лежавший на нём внушительный фолиант и открыл на заранее заложенной странице.

— На этой гравюре изображена знаменитая реликвия Водачче, — передав фолиант Рамиро, пояснил он. — Конечно, ни один художник, даже самый одарённый, не смог бы передать всю изменчивость природы этой реликвии, оставшейся со времён расцвета Энеанской империи. В день торжественного молебна её обязательно вынесут из реликвария, а по завершении его дож Водачче передаст её в дар Святому престолу.

— А в неразберихе, что наступит после того, как Вилланова убьёт дожа, я должен завладеть для вас этой реликвией.

Рамиро да Коста всегда всё схватывал на лету. Он бережно закрыл фолиант, на страницах которого была изображена реликвия, и положил книгу на стол.

В прошлый свой визит в Водачче Антрагэ привёз с собой пажей и приличный штат слуг. Так что на вилле, приобретённой в первый же день по прибытии в город, он жил с привычной роскошью. Деньги, регулярно присылаемые из поместий, и вспомоществование от сюзерена вполне позволяли такую жизнь. Виллу в приличном районе Водачче продавать он не стал — ему это даже в голову не пришло. Зарабатывать на торговле недвижимостью было ниже достоинства адрандского аристократа.

И вот сейчас вилла снова пригодилась прежнему хозяину. Правда, слуг он с собой взял лишь четверых, и были это люди, привыкшие защищать своего господина, а не обеспечивать ему уют. Все они выходцы из Фианы — провинции на юге королевства, жители которой относились к страндарцам без обычной для адрандцев ненависти. Дело в том, что жители Фианы во время Долгой войны сражались на стороне Страндара, и их земли пострадали, скорее, от действий карателей взошедшего на престол после череды островных узурпаторов короля. Обладающие лёгким нравом фианцы легко уживались с морскими псами, обменивались с ними солёными шуточками, пили и играли в кости. Настоящей дружбы, конечно, не было и в помине, но и ножи за спинами друг у друга никто не точил. Вот только при всех своих положительных качествах четверо телохранителей никак не годились на роль домашних слуг. И это стало проблемой для Антрагэ, когда он приехал к своей вилле в съёмной карете.

— Химберт, — обратился он к старшему из телохранителей, — у меня мало времени, а вилла находится в плачевном состоянии. — Вряд ли, конечно, внешний вид временного пристанища барона можно было назвать плачевным, скорее, просто запущенным, ведь за домом никто не ухаживал почти год. — Надеюсь, ты понимаешь, что я здесь поселиться не могу. Найди подходящую гостиницу, а после подыщи мастеров, которые смогут привести виллу в минимально подходящий для меня и особ более родовитых вид. И конечно, позаботься о надлежащем штате слуг.

Химберт де Фуа — сын мелкого фианского дворянина — пробился в личные телохранители барона Антрагэ благодаря феноменальной расторопности и умению находить всё необходимое его весьма взыскательному хозяину невероятно быстро.

— Завтра к вечеру вы переедете сюда, — заверил он Антрагэ, и тот кивнул в ответ, зная, что всё будет именно так.

С гостиницей проблем не возникло. Достаточно было проехать в центр города, где жили аристократы Водачче, а в последний год стали селиться и салентинцы. Последние предпочитали дорогие постоялые дворы и гостиницы, снимая в них порой целые этажи. Антрагэ согласился «ютиться» в пяти комнатах с собственной столовой и ванной — меньшее просто оскорбило бы его достоинство. Первым делом он велел подготовить ванну, чтобы привести себя в порядок после долгого морского путешествия, в котором был лишён привычного комфорта.

Де Фуа, устроив хозяина в гостинце, едва успел сполоснуть руки и лицо, купить на кухне несколько пирогов, съев их тут же, запив разбавленным водой вином, и помчался выполнять остальные приказания. Раз пообещал, что завтра к вечеру Антрагэ переедет в принадлежащую ему виллу, то так и должно быть, а значит, надо поторапливаться.

Капитан Квайр сошёл на берег в следующей шлюпке после Антрагэ и Берека — в первой места ему уже не хватило. Квайр понимал, что это не более чем мелкая месть капитана «Золотого пеликана», однако отреагировал на неё с обычной своей философской иронией. Он был из тех людей, кого скорее ненавидели, нежели любили, и виной тому его репутация, с этим он давно смирился и даже не думал казаться лучше, нежели другие думали о нём.

В Водачче у Квайра было несколько человек, кому он щедро платил из казны Роджера IV. Уж на кого-кого, а на шпионов у того всегда находились деньги, иногда король платил им из собственных средств. Осведомители Квайра редко менялись от города к городу и от страны к стране — основной штат их составляли слуги, мелкие дворяне, также находящиеся в услужении, только у титулованных аристократов, любовницы и любовники, кому частенько в постели выбалтывали тайны, считая совершенными пустышками, не понимающими сути сказанного. Но были среди них и профессиональные торговцы информацией — люди нового времени, первыми понявшие, что знание само по себе стоит денег, а порой не просто знание, но и время его получения. Именно к такому человеку пришёл капитан Квайр.

Маурицио Раньери, как и почти все его коллеги, предпочитал встречаться с клиентами в людных местах. Здесь, конечно, могут подслушивать, зато шансы на то, что клиент решит по-тихому избавиться от торговца информацией, куда меньше. Легко ударить ножом человека, сидящего за твоим столом в дешёвой портовой таверне, где на это никто внимания не обратит, а вот проделать то же в неплохой ресторации, да ещё и на открытой площадке, где обоих видно всем, проходящим по улице, уже куда сложнее.