– Что это? Что это, блядь? Это сон? Или пиздец? На пиздец похоже больше.

Иннокентий стоял над ним, все такой же невозмутимый и холодный, как глыба арктического льда.

– Полагаю, это следы вскрытия, – ответил он таким тоном, словно речь шла о сущем пустяке.

– Полагаешь? – пропищал Вася. – Ты полагаешь? Ебать тебя веслом! Какое еще вскрытие, нахуй? Меня что, вскрыли?

– Судя по всему, да, – спокойно ответил Иннокентий.

– Судя по всему? Ебать!

Васю трясло. Он старался не смотреть на свою грудь, но взгляд против воли сползал на уродливые стежки, протянувшиеся по его несчастной плоти.

– Да что за нахуй? – испуганно проблеял он. – Как же так?

– Беспокоиться не о чем, – произнес Иннокентий своим невозмутимым тоном. – Как вы себя чувствуете?

– Уже не заебись, – признался Вася.

Он прислушался к своим ощущениям, и с удивлением выяснил, что чувствует себя вполне прилично. Чего, разумеется, никак не могло быть после того, как в его организме поковырялся какой-то мясник.

Вскинув на Иннокентия испуганный взгляд, Вася спросил тоненьким голоском:

– Скажи по-русски – что за хуйня со мной происходит? Я что, реально умер?

– Технически – да, – прозвучало в ответ.

– Технически? Это как?

– Это так, что все жизненные функции в вашем организме прекратились, после чего вас подвергли вскрытию, уложили в гроб и зарыли в землю.

Но Васю интересовало не это.

– Тогда почему я сейчас живой? – простонал он, и осторожно дотронулся пальцем до шва на своей груди. Ощущение было мерзкое.

– Не то, чтобы вы в настоящий момент были живы в полном смысле этого слова, – произнес Иннокентий. – В какой-то степени вы все еще мертвы. И останетесь таковым навсегда.

Побледнев, Вася спросил:

– Я что, зомби?

Видел он как-то зомби в кино. Те были мерзкими уродливыми и тупыми тварями, которые бродили толпами по улицам, рычали, смердели и бросались на нормальных людей.

– Нет, разумеется, – ответил Иннокентий, после чего на его лице впервые проступила человеческая эмоция – он позволил себе чуть заметно улыбнуться.

– Тогда кто же я? – допытывался Вася. – Скажи ты мне, сучья харя, Христа ради, что вы со мной сделали?

– Ничего.

– Тогда почему же я жив? Неужели это тот свет? Нет! Не может быть! Тут должны быть телки с сиськами, много пива и шашлыка.

Иннокентий взял брусок мыла и протянул его Васе.

– Вам нужно помыться, – сказал он. – Затем мы все вам объясним.

В этот момент в помещение вошла худая женщина, принесшая комплект одежды.

– Он еще не закончил? – спросила она тихо, обращаясь к Иннокентию.

– Мальчик в шоке, – ответил тот. – Его можно понять.

Женщина опустила одежду на стул, а затем обратилась к Васе:

– Не потереть ли вам спинку, юный господин?

– Нет, не надо, ты старая и страшная, – ответил Вася. – Если есть молодая девка, то зовите. А тебя нахуй.

– Ступай, – сказал Иннокентий женщине. – Скоро он будет готов.

Вася поглядел на мыло в своей руке, затем окунул его в воду и стал тереть свое то ли живое, то ли мертвое тело.

Окончив помывку, Вася выбрался из ванны и встал на коврик. Иннокентий подал ему полотенец. Вася вытерся, избегая касаться уродливых швов на груди. Он все боялся, что те могут разойтись в любой момент, и тогда весь его ливер шмякнется на мокрый пол. От подобных фантазий делалось так дурно, что начинала кружиться голова.

Вытершись, он получил новую одежду. И она сразу же вызвала у Васи массу вопросов. В частности, когда Иннокентий протянул ему черные кружевные трусы, по виду явно женские, Вася воспротивился.

– Не бывать пидорству, пока я жив! – заявил он непоколебимым тоном. – Либо мужицкие семейки, либо ничего.

– Да вы ведь уже и не живы, – напомнил Иннокентий.

Вася поморщился – старый хрен умело поймал его на слове.

– Ладно, давай, – проворчал Вася.

Он схватил трусы и с омерзением осмотрел их. Ну, чисто бабское белье. А дальше что, его заставят натянуть чулки и накрасить губы? И стоило ради этого умирать?

К счастью, бог миловал. Черные штаны и черная блуза были еще терпимы, но вот пиджак....

– Да на какой гей-парад ты меня наряжаешь? – воскликнул Вася.

Пиджак был отвратительного фасона – длинный, с высоким стоячим воротником и узкими рукавами. По представлениям Васи, носить что-то подобное могли только представители нетрадиционной сексуальной ориентации и другие пидоры.

– Ну же, – ласково упрашивал его Иннокентий. – Не капризничайте.

– А, ладно, хер с тобой, – буркнул Вася и схватил пиджак.

В последнюю очередь он надел черные туфли и окинул себя взглядом.

– Ну, пидор пидором, – невольно вырвалось у него. – Что ж вы со мной делаете?

– Прошу за мной, – предложил Иннокентий.

– В таком виде? Боюсь, блядь, представить, куда идем. Сейчас дверь распахнется, а там они. Пидоры, в смысле. Уже с вазелином наготове. Ты учти, старый, я свою жопу без боя не сдам. Скорее голову сложу, чем выброшу флаг голубой. Если погибну, считайте меня натуралом.

– Не волнуйтесь на этот счет, – успокоил его Иннокентий. – Анального штурма не будет.

– Хотелось бы верить, – со вздохом проронил Вася. – Ну, ладно. Хуй с ним. Веди, обезжиренный.

Узкий мрачный коридор привел их в большое помещение, в котором, как и в ванной комнате, причудливо сочетались слегка увядшая роскошь и откровенный упадок. Слияние этих крайностей было заметно во всем. Некогда яркие обои, необычайно толстые, и, как позже узнал Вася, тканевые, а не бумажные, потускнели и покрылись пятнами разных цветов. Среди них преобладали коричневый и желтый. Паркет из драгоценного красного дерева местами вздулся, дощечки покрывали царапины и сколы, а некоторые из них вовсе отсутствовали на своих местах. Камин – настоящее произведение искусства, с кованой решеткой неземной красоты, был черен от копоти и напоминал врата в какое-то нехорошее место. Картины на стенах, все как одна представлявшие собой портреты незнакомых Васе людей, едва проглядывались под слоем пыли в палец толщиной.

В центре помещения на полу был расстелен ковер. Когда-то давно, лет сто назад, а то и больше, за эту персидскую поделку наверняка отвалили больше, чем Вася мог даже в теории заработать за девять жизней, будь они опущены ему вместо положенной одной. Теперь же ковер имел жалкий и битый жизнью вид. И моль его ела, и ноги топтали, из-за чего он превратился в блеклую тряпку без намека на ворс.

Старинная мебель была лишь жалкой тенью былой роскоши. В своем первозданном виде стулья и диванчики могли бы озолотить, окажись они на витрине антикварного магазина. Но сейчас едва ли кто-то дал бы за эту исцарапанную и потертую рухлядь больше ломаной пенсии.

Освещалось помещение все теми же масляными лампами, которые неизменно распространяли в воздухе запах гари.

Васю поджидали уже знакомые ему персонажи – худая остроносая женщина и уродливый горбун, с мерзостного лица которого не сходила глупая ухмылка.

– Прошу, – обратился к Васе Иннокентий, и указал тому на один из стульев с высокой спинкой. Вася послушно сел, уронив руки на резные подлокотники. Стул оказался довольно жестким. Вася поерзал на нем ягодицами, но так и не нашел для них удобного положения.

– Прежде всего, – заговорил Иннокентий, – позвольте представить наш коллектив. Мое имя вам уже известно. Я – здешний дворецкий.

Вася исподлобья смотрел на Иннокентия, и помалкивал. Он не понимал, что происходит, не понимал, что с ним сделали и зачем, но кое-что он понимал отлично – ему вообще ни разу не интересно, кто эти трое. Лучше бы старый Иннокентий объяснил за швы на его груди. Вот это Васю очень волновало.

Иннокентий, тем временем, указал на худую женщину в черном платье, полы которого волочились по паркету, а высокий жесткий воротник почти упирался в скрытые волосами уши.