– Ну хоть вы что-то знаете?

Бододкина не спеша отвечает.

– Садиться…

Николай Петрович ставит оценку и, прохаживаясь, начинает объяснять новый материал.

– Рабочий – это само понятие ответственности. Вот из чего сделана машина? Из металла! Так и у рабочих главное – ответственность. Смотрите, артистов ведь всегда можно узнать.

– А врачей?

– И врачей… в общем. Так и рабочие имеют ответственность, общую классовую солидарность и сознательность. Это, кстати, контролируется. Директор же должен быть умным. Но умных много, а волевых качеств нет, нужно быть ещё волевым.

– И хозяйственным! – отмечает Клёпин.

Николай Павлович думает и соглашается:

– Да, надо уметь с народом работать.

Он ещё что-то рассказывает, но студенты начинают собираться.

– Вы куда?

– У нас хирургия, не успеем.

– Кто помоет доску, немедленно помыть доску!

Около него задерживается Клёпин и советует:

– А вы поставьте всем двойки, когда они вернутся и помоют, обведём их?

Плечистый мужчина берёт журнал под мышку и, качая левой рукой в такт шагам, уходит. На миг в аудитории становится тихо, в раскрытое окно царственно вступает солнце.

Практика. Женщин почему-то не записали, так что поехали сугубо мужской компанией: Мишка, Сергей, Андрей и Роман. И если кругленького остроглазого Рому Мишка совсем не знал, то Андрей на курсе был личностью известной: небольшого роста, с усиками, он обладал ясно подчёркнутым собственным достоинством. Никуда не торопился, везде поспевал, учась вполне равнодушно, на интересующем его предмете мог задать такой вопрос, что преподаватель или запинался, или, воодушевляясь, оставшуюся часть лекции разговаривал только с ним. Ну а сама практика оказалась лениво не интересной. В санэпидстанции трещали пишущие машинки, звонили телефоны, кто-то, явно местный буйвол, кричал на очередного заведующего столовой, происходила невнятная бюрократическая возня, в которую очень не хотелось влезать.

– Неужели мы будем этим заниматься всю жизнь? – как-то возвращаясь оттуда, задумчиво спросил Мишка.

– Я – нет, – решительно отверг судьбу Андрей.

Сергей помрачнел.

– Ну-ну, не надо так строго, – усмехнулся Роман.

Как-то само собой произошло, что они вообще перестали приходить в санэпидстанцию, благо начальнику было всё равно. Шлялись по городу, сидели в общежитии, играли в карты. Сначала в дурака, потом Роман научил в покер. Научил и предложил:

– А давайте на интерес? Не на много, копеечки по четыре?

– Здорово! – обрадовался Мишка. – Да ладно, Серый, подумаешь, это же не рубль?

Сергей пожал плечами.

Через два дня они, полностью подавленные, всё ещё сидели в тех же позах, а у весёлого, зубоскалящего Романа лежали все их деньги.

– Ещё по партеечке? – ловко тасуя карты и широко улыбаясь, спросил Роман.

– Давай я сдам? – протянул руку проигравший совсем немного по сравнению с друзьями Андрей.

– Ради бога! – Роман подмигнул. – Думаешь, поможет?

Андрей не ответил, принялся раздавать, и через некоторое время Мишка понял, что только сейчас началась настоящая игра. Скоро Роман начал медленно, но верно проигрывать.

Ещё день, и наутро Андрей раздал обратно бумажные деньги, а мелочь критически взвесил в руке:

– На пиво хватит. Эй, игрун! – позвал насмешливо Романа. – Ты с нами или как?

– Завсегда, – тот угодливо рассмеялся.

Впоследствии оказалось, что деятельная натура Романа так и не успокоилась. Обнаружив в одном из дальних уголков общежития теннисный стол, он, явно воспрянув духом, быстро предложил:

– Мужики, а давайте в теннис научу играть?

– По копеечке? – осведомился Сергей.

– Ну зачем же? – Роман дробно рассмеялся. – Пока просто научу.

– Начни с меня? – попросил Андрей и выиграл партию.

– Что ж это? Как? – Роман не поверил. – Давай ещё!

И проиграл. И опять проиграл. И опять.

– Андрей, ты учился?

– Да.

– И?

– Я кандидат в мастера.

Этого Роман уже выдержать не смог. Побагровел и молча двинулся прочь.

– Ты заходи! – крикнул ему вслед Сергей. – Может, опять что придумаешь?

– Здорово ты его! – сказал Мишка с восхищением.

Андрей зевнул:

– Разве в этом дело?

– Точно, не в этом, – согласился Мишка, и они пошли пить пиво.

– А я как-то в Колю влюбилась, – задумчиво сказала Ольга, – ненадолго, на неделю. В нём столько намешано… Как в шекспировском герое.

Присутствующий рядом Мишка ничего не сказал, но внутри почувствовал резкий укол неожиданной ревности.

Пригляделся к Клепину: широкие плечи, скуластое, сильно вылепленное лицо, настороженные, не вяжущиеся с обычными шуточками, внимательные глаза. Будто шелуха спала.

Все изменились. Сергей – спокойный, властный, Надя с загнанным внутрь огнём, сама Ольга – осознающая свою красоту молодая богиня. Даже Маша Бододкина чуть отпустила вожжи учёбы. Подводит глаза, превратилась в момент во взъерошенную молодую девицу в открытом платье. Клёпин над ней посмеивается:

– Ваши ключицы, фройлен Ангелика, меня не волнуют…

Вообще все старательные на первых курсах девушки волшебным образом утратили вкус к учёбе, спят на лекциях, еле-еле готовятся к семинарам. Похоже, их начали волновать совсем другие проблемы.

Люба-староста – у неё уже второй муж, и к Клёпину она благоволит. Да кто только к нему не благоволит? Тянет их, как на масло.

«Только вот я таким же остался, – подумал Мишка с обидой. – Я, да ещё Лев».

Лев, по-прежнему ухаживающий за своей причёской, ещё более смешон, чем раньше. И не замечает, что чем пышней волосы, тем менее видно под ними его маленькое веснушчатое лицо.

– Эй, Лев, – зевая, спрашивает Клёпин, – это как понять, что у твоего больного яйца глистов не обнаружены?

– Мой больной здоровее, – удачно отвечает Лев.

– А наш в яйцах не нуждается, правда Наденька?

– А вот я подумала… – задумчиво говорит Ольга.

– Подумала! – фыркает Клёпин. – А ты думала, зачем ты думала?

На пятом курсе Мишке наконец соизволили выделить общежитие. Мишка заявился в свою комнату и увидел, как белобрысый парень натягивает посреди верёвку. Парень заметил гостя, слез с табуретки и подал руку:

– Павел. Вот занавеску приделываю. Мы же с Ленкой живём, а тут вдруг вас двоих вселили. Сколько я ни ругался… Какие сволочи, а?!

Мишка помрачнел.

А Павел неожиданно весело хлопнул Мишку по плечу:

– Не боись! И с Ленкой познакомлю. Знаешь, какая она девчонка? Во!

– Да уж, счастье… – Мишка предусмотрительно занял кровать подальше от занавески.

Вечером Павел на правах хозяина разлил портвейн. Провозгласил:

– За знакомство!

Два новых соседа подняли стаканы.

– Вот я в армии был, – затянулся сигаретой Павел, – служил в радиотехнических, так мы салаг на кухне заставляли продувать макароны. А если помехи, то салаги метлой отгоняли радиоволны.

Ленка захихикала.

– То-то у тебя руки в мозолях… – невинно сказал Мишка.

– Что-что?

– Ничего. Уши прочисть. Макаронами.

Семинар по психиатрии. Гулкий тёмный коридор, палата с зарешёченными окнами. Напротив огромный молодой парень.

– Лёша, – говорит врач, – расскажите о своей болезни.

Лёша медленно тянет басом:

– Половой жизнью начал жить в двенадцать лет. А в семнадцать, когда выпали наружные усы, потерял к ней вкус, – вздохнул: – Ничего не чувствую.

И неожиданно обеими руками ухватил за грудь полненькую, очень тихую Катю. Все оцепенели.

– Никакого удовольствия, понимаете?

Убрал руки.

Так уж лучше гигиена питания, на которой их в целях ознакомления повели на колбасный завод.

– Это передовое предприятие, – гордо рассказывала стройненькая светловолосая, с тщательно наманикюренными розовыми ноготками, заведующая производством. – Вся продукция, – сделала большие глаза, – идёт в ЦК КПСС.