— Иван Яковлевич! Беда! — донеслось от калитки.

Почему не Куй Пак?

Событие сорок первое

Мама даёт за завтраком Вовочке серебряную ложечку:

— Вот, Вовочка, будешь её в чай опускать. Серебро микробов убивает.

— Так что ж, я чай теперь с дохлыми микробами должен пить?

В калитку ломился Иван Фёдорович Долгунов — пожилой, благообразный, худой как щепка интеллигент, с чеховской бородкой и пенсне. Кроме того что писателя, почившего изображал, ещё Иван Фёдорович служил на станции на узле связи. Работал телеграфистом. Вымирающая профессия, везде перешли уже на телефоны, но вот на этой железной дороге точно ещё осталось эта связь, и служила, скорее, не запасной для телефона, а основной для секретов. Существовал дебильный шифр и для телефонных разговоров с Харбином, но был скорее глупым, чем секретным. Как-то говорил по нему с Кузнецовым Иван Яковлевич, потом перечитал, что ему науказивил босс и понял, что любой грамотный человек этот бред вполне может превратить в информационный текст.

И совсем другое дело телеграф, Энигмы, конечно, нет, но и так зашифрованный текст без знания ключа и серьёзной работы целого отдела шифровальщиков не перевести на русский. А так как особых секретов у умирающей железной дороги не было, то и не стали бы китайцы с японцами заморачиваться расшифровкой. Да, ещё и меняется шифр каждую неделю.

— Иван Яковлевич, беда! Солдаты японские и китайские на станцию вломились! Ищут чего-то. Я китайский чуть знаю, из разговоров понял, что какие-то трупы ходячие появились.

— Трупы? — быстро же нашли.

— Цзянши. Это такие прыгающие мертвецы, которые питаются энергией жизни. Душу из человека вытягивают. Пойдёмте, товарищ Брехт, японский офицер вас требует.

Про цзянши Пак вскользь упомянул несколько дней назад, теперь, когда Брехт попытался в суеверие китайцев дополнительную легенду вложить, стало интересно поподробнее узнать.

— Иван Фёдорович, а что такое цзянши? — Почему-то представлял их себе, как графа Дракулу, Брехт. Стоп. А написал ли свою книгу уже Брэм Стокер? Тьфу. Конечно, написал. Она ещё до революции написана.

— Не к ночи будь помянуты. Я как-то брошюрку атеистическую читал. Сейчас уже дословно не помню, но связано это с обычаем хоронить у китайцев. Там такая история. По самой легенде так звучит. Бедно ведь простые люди в Китае живут. Вот, родичи умершего далеко от дома человека, по бедности, не могут позволить себе транспортное средство, чтобы перевезти покойника домой для похорон, поэтому они нанимали даосского священника, чтобы он провёл обряд по его оживлению и научил его, как «допрыгать» обратно домой. Священники перевозили покойников только ночью и звенели в колокольчики, чтобы уведомить всех в округе о своём присутствии, потому что увидеть цзянши для живого человека считалось плохим предзнаменованием. После смерти у китайцев тела умерших обязательно нужно отвезти в родной город, потому что считается, что если они будут похоронены в незнакомом месте, то их души будут тосковать по дому и стремиться туда.

На самом деле в брошюре написано, что переносили тела нанятые носильщики. Они ставили окоченевших покойников вертикально в одну цепь и связывали с длинными бамбуковыми шестами по сторонам. Потом шесты брали и клали себе на плечи два человека, один спереди, а другой сзади, и шли, неся на своих плечах концы шестов. Когда бамбуковые шесты изгибались вверх и вниз, издалека это выглядело так, словно тела подпрыгивают по дороге. На рисунках китайцы изображают цзянши с приклеенным ко лбу и свисающим перед лицом бумажным амулетом с опечатывающим заклятием. И руки с когтями вытянуты вперёд. Жуть, одним словом.

Под разговоры и дошли. Всё помещение железнодорожной станции внутри занято японскими солдатами, а китайцы, хоть и в меньшем количестве, не больше десятка, стоят с винтовками с примкнутыми штыками на улице. Брехта обыскал китайский офицер на входе и, схватив за локоть, повёл внутрь. Там в его кабинете находилось несколько японцев, и всё было вверх дном перевёрнуто. Чего искали? Оружие? Вампиров?

— Где быть? — пролаял капитан японский, судя по погонам. Три звезды с двумя просветами. Пришлось заучивать и китайские и японские знаки различия у военных. Пролаял капитан другое, но ещё и переводчик у него имелся, причём, тоже офицер, одна звезда на двух просветах. Второй лейтенант. По цвету шеврона — оранжевому, относится к инженерным войскам. Он и пролаял перевод.

— Сегодня девять дней, как семью похоронил. Помянул, ик, обычай такой, — хорошо, что не поел и запах вокруг по-прежнему источался. Выпил-то ерунду, да ещё и давненько, поел бы, так и запах пропал. Жаль, что успел вымыться, ну, хотя, кровь где могла остаться.

Офицер главный выслушал перевод офицерика не главного и придвинул физиономию. Ну, Брехт на него и дохнул демонстративно. За что чуть в рожу не получил. Уже замахнулся даже капитан, но в последнюю минуту дисциплина внутри напомнила, что перед ним высокопоставленный довольно чиновник и, как бы, не выше по званию.

— Где люди, рабочие? — по очереди пролаяли.

Объяснил им Иван Яковлевич, что занимаются рабочие ремонтом дороги в трёх километрах от станции в сторону Читы.

— А с другая сторон? (Sonoippou de)? — Так полиглотом можно стать.

— Нет «Sonoippou». Только в сторону Забайкальской.

— Орузьё ест? — Сразу и не понял. Чего надо.

— Оружие. Нет. А есть, дома винтовка Мосина! — и качнуться, и дохнуть.

— Неси. Нет. Мы неси. Где? — ещё и друг на друга нагавкали.

— Дом на проспекте Критицкого. Там слуги китайцы покажут, — капитан совсем громко проорал, высунулась в дверь фигура солдата. На него поорал.

— Может, чай поставить. Есть жасминовый с Тайваня, — решил Брехт японских милитаристов задобрить.

— Ocha ha kami ni kuru! — даже улыбнулся капитан. И без переводчика ясно, что Ша (чай) будут.

Разжёг Брехт примус на столе, его перевернуть не решились. Керосин всё же. Вода быстро закипела. Реактивная вещь. Сильнее подкачать, так и первая ступень космической ракеты получится. Дальше всё по уму Иван Яковлевич сделал. Ополоснул чайничек кипятком. Завалил туда листьев и полотенцем прикрыл. Через несколько минут, деревянной палочкой побултыхал. Ополоснул пиалку кипятком и налил туда ароматного напитка. Прямо шибало в нос жасмином.

Только допили капитал со вторым лейтенантом чай, как принесли мосинку. Капитан понюхал, потом покачал головой и ткнул пальцем в ржавое пятно на стволе. Смешно. Видно китаянка, что в доме порядок поддерживала, протирала от пыли влажной тряпкой висевшую на стене винтовку. Удачно получилось. Нужно будет ей премию выписать.

Капитан ещё раз винтовку понюхал и передал назад солдату. Порычал.

— Изымаем, — перевёл лейтёха.

Тут как раз шум на дворе поднялся. Все вышли. Оказалось, пригнали рабочих китайские солдаты. Капитан с ними разговаривать не стал. Спросил своего. Полаяли — погавкали друг на друга и стали собираться.

— Два дня из деревни не выходить! — обрадовал переводчик, и японцы с китайцами ушли.

— Терентий! — опомнился Брехт, — хоть разобрать путь не успели?

— Обижаете, Иван Яковлевич. Заменили даже шпалы. Уже домой собирались, — осуждающе покивал бригадир.

Вот что значит аккорд! А так бы целый день возились.

Событие сорок второе

На Дальнем востоке к председателю колхоза обращается китаец:

— Дай землю подлюка.

Председатель обалдел и начал материться. Тогда китаец говорит:

— Не хочешь дать землю подлюка, дай подчеснока.

Ушли японцы и китайц, а тут и маневровый паровоз прикатил. Привёз запчасти всякие разные и получку рабочим. Зарплата не высокая, простой рабочий-ремонтник получал за месяц 227 рублей. Бригадир 247. Брехт, как начальник железнодорожной станции 2 класса, то есть довольно крупного узла, хотя Маньчжурия таковым и не являлась, получал как профессор в университете 336 рублей. При этом обычный лейтенантик в армии имел в месяц 625 рублей со всеми видами довольствие. Ценил и пестовал Сталин армию. Полковник так вообще получал жалование без копеек две тысячи рублей. Вспомните «Тимура и его команду», одни военные дачи в подмосковье снимали, да профессора.