В Китае Блюхер часто болел. Его беспокоило ранение, полученное на Германском фронте, и полученный здесь фотодерматит. К лету 1925 года болезни окончательно ослабили его здоровье. 23 июля 1925 года Блюхер убыл в Советский Союз на лечение. И взял с собой Веймина или Ваську. Ну, как переводчика, как ординарца, да почти как сына. Привязался к мальчонке.

Потом судьба кидала Блюхера по разным городам и весям, и назад в Китай неоднократно закидывала. Работая в Китае, в январе 1927 года Блюхер женился на сотруднице советского консульства Галине Александровне Кольчугиной и усыновил ещё одного ребёнка пятилетнюю девочку-сироту Катю, эвакуированную в Забайкалье из Поволжья. После китайских побед 11 августа 1927 года Блюхер со своей новой семьёй отбыл в Москву. По приезде в Москву Блюхером сразу занялись эскулапы. Тут же был поставлен диагноз: себорейная экзема, остро выраженная неврастения и гипертонический криз. Блюхер не соглашался на госпитализацию и просил оставить его на домашнем режиме. Просьбу удовлетворили. В лечотделе предложили поехать продолжить лечение и одновременно отдохнуть на Кавказских Минеральных Водах, конкретно — в Железноводске. Васька был с ними.

Блюхер, переезжая с одного места на другое, учил паренька тому, что сам умел, стрелять, рубить, колоть, побеждать. Ходил Веймин Сюнь, он же Васька, и в школу, но грамота давалась китайчонку не просто, а вот математика и другие точные науки поглощались им с удовольствием. А ещё Васька любил шастать по лесам с солдатами. Забираться на деревья, ползать в разведку на учениях, а потом и на боевых операциях. Сильно помог он Блюхеру в разгроме китайцев в 1929 году и у станции Маньчжурия.

Обеими языками Васька владел без акцента и легко мог сойти за сынка какого богатого китайца, торговца, например.

И вот сейчас, одетого почти по европейски Ваську, довели до границы и, легонько похлопав по спине и хотели проводить на ту сторону. Но Васька от помощи отказался. Сам. Задание-то простое, понять, что там творится на станции Маньчжурия на самом деле. Кто и зачем напал на советских служащих железной дороги? Правда ли все эти рассказы про хунхузов?

Событие двадцать восьмое

- Вы въезжаете на территорию России, оружие, наркотики, алкоголь есть?

- Нету.

- Тяжело вам придётся…

За окном, завешанным синей шторкой, орали коты. Кошку или территорию делили. Противно орали. Прямо всю душу вытягивая из слушателя. Потом что-то грохнуло, и под визг усатые разбежались, видно, не у него одного эта песня вызвала желание пристрелить артистов.

Брехт огляделся, в той же завешанной пучками травы комнате был, на том же помосте лежал. Судя по яркому солнцу, что било в окно, уже времени-то прилично. Иван Яковлевич решил глянуть на трофейные золотые часы, но сунув руку под одеяло обнаружил, что голый лежит. Опоили. Нет, как там у Рязанова? Подобрали, обогрели, обобрали. Посмотрел, рядом стула не стояло и на спинке аккуратно поглаженные его труселя сатиновые не висели, бриджи английские тоже. Не успели, значит погладить.

Завернувшись в одеяло, Иван Яковлевич отправился на разведку. Где-то неподалёку плескалась вода. Может, там его труселя и отстирываются. Пошёл на звук и заблудился, комната, в которую он проник из своей, была без дверей. Вот за окном, тоже занавешенным, и плескалась вода. Решил выглянуть из-за занавески. Сориентироваться, так сказать, на местности.

Выглянул, чуть отодвинув пальцами шторку. Ух, ты! Умеют же делать восточных девушек. Красота. Дочь Пака стояла практически голая к нему спиной и мыла в небольшом медном тазу свои волосы. Нет. Роскошных бёдер перед ним не маячило. Как раз эти бёдра, были простынкой скрыты и к тому же роскошными не выглядели. Спина была видна и талия. Узкая и такая хрупко-беззащитная на вид. Ещё были видны плечики тоже беззащитные, и так как девушка стояла чуть совсем боком, то ещё изредка была видна левая грудь. Небольшая. Остренькая такая. Наклонится Пака (а склоняется у них фамилия?) и засветит прелесть. Фигурка была точёная и замечательного такого цвета, как загар южный. Добротный.

Почувствовала видно взгляд прелестница и резко обернулась. Брехт тоже резко отодвинулся от шторки, но видно дёрнулась она и там, у тазика, заметили. Ойкнула Пак (всё же не склоняются) и убежала, застучали башмаки по земле. Пришлось возвращаться в травяную комнату и притворяться спящим.

— Товарищ Брехт. Я знаю, вы не спите. Вот вашу одежду принесла. Одевайтесь, сейчас завтракать будем. Отец варит мясо на заднем дворе, — и голосок под стать талии. Приятный такой акцент. И хрипотца в голосе. Необычно и притягательно.

Встал, а никого уже нет. Словно почудилось. Только запах мокрых волос и каких-то ароматических веществ. Ну, не шампуня же.

Оделся, глянул на золотые часы. Десять уже. Его, наверное, начальник станции уже потерял. Ничего. Сочтёмся. Не каждый день у человека семью убивают. Ну, да не его, но к детям ведь успел привязаться. Они ведь лишние на этой необъявленной войне. Снова до зубовного скрежета захотелось отомстить.

Завтракали во дворе. Пак принёс какие-то травы порезанные, лучок чесночок и большие куски нежирного мяса. Судя по тому, что светлое, скорее всего свинина. И отдельно был соус, в который и булькнул куски мяса кореец. Вкусно, что скажешь.

— Скажи товарищ Брехт, а ты умеешь стрелять?

Вопрос. Не пробовал из Мосинки. Вот из АК очень прилично получалось и из ПМ сорок девять из пятидесяти выбивал. Ну, не будем, хвастать, тем более эти экстрасенсы деревенские вроде как мысли умеют читать.

— Нет.

— Как же ты будешь убивать ханьцев? Ты умеешь метать ножи или ты лучник.

— Нет.

— Хорошо. Будешь жить у меня и я научу тебя стрелять. С тебя только разрешение от «Департамента Общественной Безопасности» на выход за территорию станции. Не для меня. Я сам выйду. Для тебя.

— Договорились.

Событие двадцать девятое

- Доча, надо серьёзно поговорить. Кругом в новостях говорят, что подростков побуждают к суициду. Ты хочешь себя убить?

- Нет.

- А че так?

Следуя поговорке "Не откладывай на завтра то, что можешь сделать сегодня", Виталий повесился за день до расстрела.

Терлецкий Иосиф Викторович — начальник железнодорожной станции «Маньчжурия» был ещё трезв. Маялся с похмелья и потому встретил появившегося в здании железнодорожной станции Брехта рычанием.

—Вы знаете, Йоган Яковлевич, который теперь час, — и вонючей своей рожей прямо в сантиметрах от лица Брехта туда-сюда водит, то в один глаз заглянет, то в другой. Хорошо хоть ростом ниже.

— Простите, проспал. Вчера уснуть долго не мог, а потом как вырубило.

— Не врите! — завизжал начальник и ещё ближе перегарный рот придвинул, — Я родственников ваших на поиски сразу отправил, не было вас дома?

Эх, давно хотелось. Бамс. Это заместитель начальника станции залепил знатную пощёчину начальнику станции. От удара вонючая рожа, наконец, отодвинулась, и можно было хоть вздохнуть полной грудью не переживая, что стошнит. Дальше Брехт решил поступить следующим образом…

Решил и поступил. Притянул к себе за расстёгнутый воротник кителя товарища Терлецкого и дождался ответной реакции. Ну, полтора десятка лет почти самбо занимался, мог вызвать у соперника определённые действия. Когда человека тянешь к себе, он интуитивно старается отстраниться, когда отталкиваешь, он упирается. Именно вот на этих двух защитных реакциях и выстроено практически всё спортивное самбо, то есть, нужно сместить центр тяжести и воспользоваться действиями самого противника. Сработало и в этот раз, не уникумом оказался Иосиф Викторович. Он отшатнулся, но так как был ограничен рукой Брехта, то только потерял равновесие. Иван Яковлевич зашагнул левой ногой начальнику за спину и проделал классическую заднюю подножку, но очень медленно, чтобы противник успел переступить. Понятно, раз равновесие потерял, то и переступил, и тогда Брехт развернулся и провёл бросок через бедро с максимальной амплитудой. Терлецкий летел, красиво дрыгая в воздухе галифе чёрными. Врубился в стул и, сломав его, выпал, наконец, в осадок, то есть, на пол.